* * *
Вышло именно так, как сказала Алена. Невер все еще не разговаривал с сыном, даже не интересовался его успехами в книжном учении или ратном деле. Однако, когда сотник Богдан передал великому князю просьбу Яромира показать ему Ладнорский острог, противиться не стал. Сперва наморщил свой бычий лоб и сдвинул брови, но, подумав немного, одобрительно кивнул.
- Княжич, а ты уверен, что ведунья твоя именно тут живет? Да здесь, кажись, и леший ногу сломит, - пробасил сотник, поправляя кожаную перевязь, надетую поверх стальных пластинок панциря. Яромир снова достал небольшую карту, кое-как нацарапанную им на харатьевом куске со слов мамки Никифоровны.
- Все верно, Богдан, - ответил няжич. - Мы почитай на месте уже.
В лесу было темно, сыро и жутко. Ветви деревьев переплелись в спутанную рыболовную сеть, поеденную брешами, которая, того и гляди, упадет на землю и накроет все вокруг. Запахи сырого мха, хвои и прелых листьев бодрили своей резкостью не хуже ледяного кваса. Влажный воздух застилал глаза густым туманом. Где-то вдалеке упрямо талдычила свой отсчет кукушка, возмущенно ухала сова.
- Кажись, пришли, - с сомнением сказал Богдан, поглаживая бороду.
Едва заметная тропинка упиралась в перекошенную дверь полуземлянки, крытой дерновым настилом. Толстые венцы бревен поросли мхом и казались мягкими, как ковер. На коньке кровли желтел конский череп, злорадно улыбающийся каждому встречному, предвещая недоброе. Внезапный треск веток и шелест заставили вздрогнуть даже бесстрашного богатыря Богдана: огромный филин, хлопая крыльями, выскочил из темных облаков хвои и уселся на охлупень лесного жилища. Сверкая круглыми и желтыми, как бронзовые бляшки, глазищами, птица бодро пробурчала: уху-ху, уху-ху.
- Княжич, может, пойдем отсюда? Неужто дворцовые лекари отвар этот для княжны не сделают? Не нравится мне здесь. Гиблое место, богопротивное! И ведунья эта, видать, обычная ведьма, язычница проклятущая! - сказал Богдан.
Яромир неуверенно огляделся, вдохнул поглубже и, натянув притворную улыбку, ответил наставнику:
- Ну что же ты, Богданушка, в порты наклал? Карахарна с его стрелами да острыми саблями на страшишься, а перед Бабкой Ежкой, как лист осиновый, дрожишь? Никакая не ведьма она - обычная ведунья. Травами лечит, снадобьями. А наши лекари такого не делают.
- Что же за хворь такая у княжны Алены? Неужто все плохо так, что наши лекари бессильны? - недоверчиво уточнил дружинник.
- Не боись, все нормально. Хворь не смертная, но отвар нужен, и хорош об этом! - отрезал мальчик. - Ты жди меня здесь, а то говорят, старушка пугливая, ратных боится дюже.
- Как же так, княжич? Случись что, я головы лишусь. Я же в ответе за жизнь твою. А ежели эта ведунья…
- Довольно, сказал! Ведунья - божий одуванчик, зла никому не творит. А ежели что, я и сам за себя постоять могу!
Он все же убедил сотника остаться стеречь вход: мало ли кого могла принести нелегкая.
Наконец Яромир зашел. На деле полуземлянка оказалась куда просторнее, чем смотрелась снаружи. Вместо зловещего пристанища ведьмы, где с потолка свисают нетопыри, а в огромном чугунном котле бурлит колдовское зелье, он очутился в аккуратном девичьем пристанище.
По бокам чадили две лучины; в их свете все очертания словно приплясывали. На небольшой глинобитной печи ютились горшочки и крынки, лавочки были уютно застланы звериными шкурами. Домотканые цветные полотенца и пучки душистых трав занимали все пространство невысоких бревенчатых стен. В углу стояла резная прялка, обмотанная льняной пряжей. Впрочем, Яромира немного смутила клетка на столе, в которой испуганно метался из стороны в сторону горностай, и странные костяные обереги, развешанные буквально повсюду. Часть комнаты была отгорожена серой суконной занавесью: судя по звукам, за ней хлопотала сама хозяйка.
- Проходи, гость дорогой, не робей! Садись, где душе твоей угодно, будь как дома! - донеслось оттуда.
"Видать, молодка у колдуньи не подхвате. А где же сама ведунья?" - подумал он, услышав приятный юный голосок.
Занавесь раздвинулась, и девица вышла и поклонилась в пояс. Яромир застыл столбом. Наверное, предстань сейчас перед ним сам черт рогатый, княжич опешил бы меньше. Блестящие светлые волосы, васильковые глаза, ямочки на румяных щеках и стан, какому позавидует сама лебединая царевна. Ни одна боярыня или принцесса не могла сравниться с ней красотой. Во всяком случае, так показалось княжичу. "Вот тебе и Бабка Ежка! - выпалил про себя Яромир.
- Ты, верно, служишь Далемире? А где сама ведунья, - наконец отважился спросить он.
- А чем я тебе не нравлюсь? Кто еще тебе надобен? Я и есть Далемира. Меня ты искал, меня и нашел. Так молви, что привело тебя, молодец. А я, чем смогу, подсоблю тебе.
Яромир раскрыл рот, пытаясь перейти к сути дела, но все мысли разбежались от него, как напуганные овцы от незадачливого пастуха.
- Ты, кажись, притомился с дороги, молодец. Присядь, отдохни чуток, - ласково сказала она. Ведунья взяла гостя за руку, подвела к лавке. Они присели рядом друг с другом, и княжич ощутил дурманящий аромат цветения, исходивший от ее волос.
Немного опомнившись, он вытащил из сыромятной калиты на поясе шелковый плат своей сестры и золотой перстень с рубином, подаренный ей Ладимиром.
- Молвит люд, что чудеса творишь ты дивные, - начал мальчик, приняв серьезный вид. - Развести их надобно, навсегда, чтобы никогда им вместе не быть.
Девица медленно и бережно взяла оба предмета, точно опасаясь их сломать. Немного покрутив перстень в руке, она отложила его в сторону, как товар, что не пришелся по вкусу. Плат же, напротив, заинтересовал ее куда сильнее. Ведунья поднесла клочок ткани к своему прекрасному лицу, прижала к губам и что-то прошептала. Странный свет прокатился по деревянному оберегу, черневшему у нее на груди. "Видать, почудилось", - убедил Яромир сам себя.
- Ты ведь любишь ее, так? - спросила она, придвинувшись так близко, будто собралась поцеловать в губы.
Яромира затрясло словно от лихорадки, его сердце пустилось в галоп, а ноги закостенели.
- Любишь, желаешь и сам себя клянешь, - продолжала она шепотом. - Ведь страсть эта грешна и скаредна, так, молодец? Хочешь, я тебя избавлю от этой грешной любви?
Он ощутил ее дыхание у себя на шее и закрыл глаза, не в силах что-либо сделать или ответить.
- Ну да ладно, к делу! Так зачем пожаловал? Говоришь, развести их хочешь? - голос Далемиры прозвучал уже на небольшом отдалении. Яромир понял, что она отстранилась. Он открыл глаза, смахнул испарину со лба и попытался собраться с мыслями.
- Да, чтобы никогда и ни за что вместе им не бывать, чтобы судьбы их, как две стороны луны, никогда в одну не сложились! И чтобы батюшки их и руки друг другу не подали!
- И все?
- Все! - неуверенно ответил княжич.
- Разве? - переспросила девица с чарующей улыбкой. Мерцающий свет пробегал по ее лицу, искрясь в васильковых глазах и колеблясь в бесконечных ресницах.
- Нет, не все! Хочу….хочу, чтобы он…. никогда счастья не видал! Чтобы ни одна девица с ним не была, чтобы не знать ему ни радости, ни потомства!
- Что же, будет по-твоему, молодец!
- И что же еще от меня надобно для этого? - уточнил княжич.
- Что надобно? Жить, не тужить, да добра наживать. Да ждать, когда воля твоя исполнится, - спокойно ответила она.
- И сколько же ты хочешь за труд свой колдовской? - спросил Яромир, потянувшись за мошной с монетами.
- Не спеши, молодец! Ведь колдовство пока не свершено. А ежели не выйдет?
- А может?
- О том лишь Боги едины ведают. Покуда всегда выходило. Но деньги убери! Монеты, что каменья - тяжело на душу ложатся. Вот свершится отворот, тогда и потолкуем о награде. А нынче не кручинься и иди с миром.
- А ежели я обману, не приду боле, чтобы отплатить за службу? Не боишься, ведунья? - княжич немного осмелел, голос его стал жестче.
- Ты воротишься, молодец, даже не сомневайся в этом! А от любви своей запретной, считай, ты уже излечился.
Колдунья загадочно улыбнулась и снова поклонилась на прощание, растревожив свои великолепные локоны.
Глава 7. Горе-колдовство
Дни пролетали быстрее, чем пожелтевшие листья срывались с деревьев. Время пришло: Святая Варвара готовилась принять под своими сводами очередных знатных молодоженов.
Грозовой тучей, что рухнула с небес на землю, громада хмурилась посреди детинца. Храм словно держал в узде веселье белоснежных церквей, резных теремов и хором, рассыпанных вокруг. Лишь безбожники голуби не питали трепета перед вековой святыней. Облепив полукруглые закомары, на которых покоились своды, бровки над вытянутыми окнами и выпуклые пояса орнаментов, они нахохлились с важностью бояр.
Горе той сеяжской княжне, что дерзнет повенчаться в любом другом соборе: вовек не видать ей здорового потомства. Во всяком случае, так гласило древнее поверье, и никто не смел в этом усомниться. Поэтому свадьба растягивалась не на неделю, а почти на целый месяц. Венчание перед господом, потом - долгий изнурительный путь через лысые леса, отсыревшие седые поля, морщины холмов и рытвины оврагов, деревушки, становища. И все это по каше распутицы, заваренной осенними дождями. Наконец, Господин Великий Гривноград, свадебный пир во дворце жениха. Не многие могли отважиться на такой путь дождливой осенью, но оба князя - и Невер, и Всеволод - сочли промедление непозволительным.