Демон Аль Джибели - Андрей Кокоулин

Этакое восточное фэнтези.

Андрей Кокоулин
Демон Аль-Джибели

Только Колька накрыл ладошками коричневого, в какой-то светящейся слизи жабенка, только отжал палец, чтобы посмотреть, там он или нет, как кто-то потянул его за ногу.

Разумеется, это был Витька Жук. То есть, Жуков, конечно же.

- Дай посмотреть, - сказал Витька.

Ну никакого терпения!

И вообще, кто поймал? Колька поймал. Значит, и смотреть ему первому.

Жабенок щекотно тыкался в ладони изнутри.

- Погоди ты, - сказал Колька приятелю. - Здесь тихонько надо.

- Ты только не упусти, - прошептал Витька, подползая ближе. Его черные глаза наблюдали за Колькиными руками с тревожным ожиданием. - На него дождь загадать можно. Или даже электрическую грозу!

- Ха! - Колька сел у канавы, наполненной мутной водой. - С ним все, что угодно, можно! Он же светящийся!..

Бахмати убрал ладонь с потного лба мальчишки.

Что за чудеса ему снятся! Странный мир, странные имена. Странное животное - жабенок. Бахмати причмокнул губами.

Ну да ладно!

Он поймал мизинцем невидимую нить яхун-тинтак - пустынной болезни. Нить обвилась вокруг пальца, серая, с черными утолщениями. Жадная до новой жертвы. Теперь слегка потянуть…

Родителям Сомхали, старому носатому Горхану и немолодой уже Касин, наверное, казалось, что Бахмати просто водит ладонями над дрянным одеяльцем, укрывшим тело их двенадцатилетнего сына, но там, где жила яхун-тинтак, его пальцы ловили все новые нити.

- Выше лампу!

Свет испуганно плеснул к потолку, тень Бахмати, увеличившись, прыгнула к ребенку, а нити на мгновение стали видимы.

Ахнула за спиной Касин.

- Ни слова! - рявкнул Бахмати.

Поддернуть, сплести хитрой косичкой, шевеля запястьями, сцепить еще несколько тонких отростков-волосков.

Ага! Последние движения наконец-то заставили показаться саму яхун-тинтак. Похожая на ком пыли с черной живой сердцевиной, словно любопытная женщина, она проросла сквозь грудь мальчишки.

- Ах, бабушка яхун-тинтак, - зашептал Бахмати, - дай-ка я тебя…

Косички задрожали в пальцах.

Чуть-чуть вверх, пауза, приопустить, осторожно завить нити ближе к сердцевине. Хорошо. Теперь медленно, не дыша…

Опускаясь по нитям, Бахмати одновременно приподнимал саму яхун-тинтак. Мгновение - и пустынная болезнь закачалась над Сомхали вся, даже маленький вертлявый хвостик вышел, неуверенно щупая остывший ночной воздух. Будто сердце билась внутри косматого серого кома черная горошина.

Ап!

Подкинув яхун-тинтак, Бахмати поймал ее в сплетение собственных нитей, ужал и быстро спрятал в вырез халата. Спи пока, бабушка.

Тут же ожил, закашлялся и заплевался пеной мальчишка.

- Воды, - скомандовал Бахмати.

Качнулась лампа, деля комнатку на светлое и темное, пропала и появилась Касин, протянула медный кувшин дрожащими руками.

- Не мне, ему, - наклонил голову Бахмати.

- Сомхали! Сынок!

Касин упала на колени возле лежанки. Полилась вода, омывая лицо Сомхали, струясь на земляной, плотно утрамбованный пол.

Мальчишка дернулся.

- Пей, сынок, пей. Все хорошо.

Рука матери приподняла голову сына.

Под стук зубов о медный край и гулкие глотки Бахмати кивнул самому себе.

- Я сейчас вернусь, - сказал он старому Горхану и вышел из хижины в ночь.

На темно-синем бархате неба сияли крупные звезды.

Земля была черна. Сгустком тьмы тянулась к звездам молитвенная башня. Где-то справа брякала колотушка охранника Зафира. Звук колотушки из-за расщепленного дерева был потрескивающий, дребезжащий, ни с чем не спутаешь. Спите спокойно! Только заткните уши! На недостроенной городской стене мерцали огни факелов.

Бахмати тихо свистнул.

Из шелеста в конце улицы возник шар перекати-поля, прокатился по тележной колее, подскочил и верным псом замер у ноги. Разве что сандалию не лизнул.

Иголками торчали соломинки.

Бахмати вынул из-за пазухи яхун-тинтак, раздвинул колючие ветки и подсадил ком пустынной болезни внутрь.

- До свиданья, бабушка.

Оглянувшись, он подтолкнул перекати-поле, и шар, ширкнув по стене соседского дома, исчез в переулке, выходящем прямо в пустыню.

Из-за низкой ограды раздался смешок.

Бахмати замер, потом, учуяв силу дочери Оргая-многонога, улыбнулся:

- Привет тебе, Айги-цетен.

- И тебе привет. Смотрю, обжился среди людей.

Дочь Оргая выступила из тьмы под свет звезд. Затлели сизым чешуйки, очертилась женская грудь. В раскосых глазах затанцевали снежинки.

Бахмати развел руками.

- Обжился.

- И что тебе с них? - Айги-цетен обошла Бахмати по кругу. - Они слабы, в них силы - на один глоток. Ты же пьешь их?

- Пью.

Дочь Оргая расхохоталась. Стукнул по земле ящеричный хвост.

- И тебе хватает?

- Я экономен, - скромно сказал Бахмати.

- Ты слаб, как и они.

Бахмати прищелкнул языком.

- Хочешь сразиться со мной?

Дочь Оргая качнула головой.

- Только не здесь, где тебя приняли. Но в пустыне… Ах, не попадайся мне в пустыне, или нет, лучше попадись!

Айги-цетен облизнула язычком губы.

- Чего тебе надо? - спросил Бахмати.

- Отец зовет тебя.

- Только меня?

- Всех окрестных ойгонов. И карриков. И суккабов. И даже кое-кого из мертвого народца. Я не шучу.

Бахмати нахмурился.

- Что-то случилось?

- Вот что значит жить среди людей! - снова рассмеялась Айги-цетен. - Бедный-бедный Бахма-тейчун! Разве ты ничего не слышал о падении Кабирры?

Бахмати пожал плечами.

- Кабирра? Которая с той стороны Темных гор? Зачем мне что-то о ней знать? Мне хватает этой земли.

- Глупый-глупый Бахмати, - глаза дочери Оргая оказались вдруг напротив его лица. - Все забыл, все растерял. Зря ты тогда схватился с Тахир-бечумом, он был сильнее, и он остался сильнее…

Тонкий ноготок медленно скользнул по впалой щеке.

- Это была твоя прихоть, - Бахмати отклонил руку Айги-цетен. - Или не помнишь?

- Не помню. Камни помнят, песок помнит, а зачем помнить дочери могущественного Оргая? Не я проиграла половину души, не я ушла на восток, не я нашла себе городишко, в котором топлю горе. Так зачем помнить?

Бахмати скрипнул зубами.

- Когда зовет Оргай?

- К полной луне, - улыбнулась Айги-цетен. - Через два дня.

Она медленно отступила в глубокую тьму ограды. Мгновение Бахмати еще видел ее силуэт, а затем дочь Оргая пропала. Бесшумно и незаметно, как умеют все ойгоны ночной пустынной природы.

- Спите спокойно!

Из-за угла вышел Зафир и стукнул колотушкой.

Над Зафиром, освещая ему путь, висела масляная лампа. Она крепилась к изогнутой жерди, которую здоровяку, обматывая тучное тело, веревкой привязывали к спине.

Лампа, покачиваясь, бросала пятна света на стены хижин и стволы сливовых деревьев.

- Все спите!

Зафир охранял покой в халате и мягких войлочных туфлях. Кроме того, на шее его висели амулеты из сливы, карагача, серебра, меди и персиковых косточек, которые должны были отпугивать всякую пустынную нечисть.

В амулете против тейчун-ойгонов, пустынных демонов места, Бахмати как-то прокрутил особую дырочку и, делая безопасным, просвистел сквозь нее свое имя.

- Зафир! - улыбаясь, он устремился к стражу быстрыми шелестящими шагами.

- Бахмати! - здоровяк распахнул объятья.

Звякнули амулеты.

Зафира было сложно обхватить руками. Он пах потом, сладостями и перцем.

- Зафир, - сказал, отстранившись, Бахмати, - тебе не следует стучать так громко.

- Почему? - удивился страж. - Демоны не боятся меня?

Маленькие глаза его мгновенно наполнились слезами, а рот скривился, как у обиженного ребенка.

- Боятся, конечно, боятся, - успокоил его Бахмати. - Видишь, никого нет. Но людям хочется и поспать.

- Они могут спать спокойно, - повеселел Зафир и крикнул в ночное небо: - Спите спокойно!

Бахмати перехватил дребезжащую колотушку.

- Погоди, - сказал он здоровяку, - как они могут спать спокойно, если ты кричишь?

Зафир нахмурился.

Палец его полез в ноздрю и там застрял.

Бахмати наблюдал, как мысль бродит внутри Зафира. Вот она словно бы толкнулась в правую сторону лба, вызвав излом брови, вот с языком надула щеку, а вот - по взметнувшейся пятерне - ударила в затылок.

- Ха, Бахмати! Непростая задачка.

Страж переступил. Палец нашел вторую ноздрю. Наверное, так тоже можно дотянуться до умной мысли.

- Ты подумай, подумай, - Бахмати взял здоровяка под локоть и повел в конец улочки. - Только не здесь, хорошо? Завтра ответишь. Пока, Зафир.

- Пока, Бахмати, - прогундел страж.

Бахмати подождал, пока тот не утопает, посвечивая лампой на низкие крыши, в сторону базарной площади, и, вздохнув, вернулся к семье Сомхали.

Мальчишка уже сидел на лежанке, обхватив руками худые ноги, и дрожал. Под светом лампы выпирали спинные позвонки.

В тишине постукивали зубы.

- Холодно? - спросил его Бахмати.

Из-под спутанных волос моргнул черный глаз.

- Там было так хорошо, - тоскливо сказал мальчишка.

- С яхун-тинтак всегда так, - сказал Бахмати. - Забирая жизнь, она дарит яркие сны.

- Ну и пусть!

Бахмати в два шага оказался рядом, поймал в кулак клок волос, вздернул голову Сомхали так, что на свет появились лоб, второй глаз и искривленный, мокро поблескивающий рот под горбатым носом.