Я съел всё. Это была горячая картошка с топлёным маслом.
- Наина Киевна, - сказал я истово, - вы меня спасли от голодной смерти.
- Поел? - сказала Наина Киевна как-то неприветливо.
- Великолепно поел. Огромное вам спасибо! Вы себе представить не можете…
- Чего уж тут не представить, - перебила она уже совершенно раздражённо. - Поел, говорю? Ну и давай сюда тарелку… Тарелку, говорю, давай!
- По… пожалуйста, - проговорил я.
- "Пожалуйста, пожалуйста"… Корми тут вас за пожалуйста…
- Я могу заплатить, - сказал я, начиная сердиться.
- "Заплатить, заплатить"… - Она пошла к двери. - А ежели за это и не платят вовсе? И нечего врать было…
- То есть как это - врать?
- А так вот и врать! Сам говорил, что цыкать не будешь… - Она замолчала и скрылась за дверью.
Что это она? - подумал я. Странная какая-то бабка… Может быть, она вешалку заметила? Было слышно, как она скрипит пружинами, ворочаясь на кровати и недовольно ворча. Потом она запела негромко на какой-то варварский мотив: "Покатаюся, поваляюся, Ивашкиного мясца поевши…" Из окна потянуло ночным холодом. Я поёжился, поднялся, чтобы вернуться на диван, и тут меня осенило, что дверь я перед сном запирал. В растерянности я подошёл к двери и протянул руку, чтобы проверить щеколду, но едва пальцы мои коснулись холодного железа, как всё поплыло у меня перед глазами. Оказалось, что я лежу на диване, уткнувшись носом в подушку, и пальцами ощупываю холодное бревно стены.
Некоторое время я лежал, обмирая, пока не осознал, что где-то рядом храпит старуха, а в комнате разговаривают. Кто-то наставительно вещал вполголоса:
- Слон есть самое большое животное из всех живущих на земле. У него на рыле есть большой кусок мяса, который называется хоботом потому, что он пуст и протянут, как труба. Он его вытягивает и сгибает всякими образами и употребляет его вместо руки…
Холодея от любопытства, я осторожно повернулся на правый бок. В комнате было по-прежнему пусто. Голос продолжал ещё более наставительно:
- Вино, употребляемое умеренно, весьма хорошо для желудка; но когда пить его слишком много, то производит пары, унижающие человека до степени несмысленных скотов. Вы иногда видели пьяниц и помните ещё то справедливое отвращение, которое вы к ним возымели…
Я рывком поднялся и спустил ноги с дивана. Голос умолк. Мне показалось, что говорили откуда-то из-за стены. В комнате всё было по-прежнему, даже вешалка, к моему удивлению, висела на месте. И, к моему удивлению, мне опять очень хотелось есть.
- Тинктура экс витро антимонии, - провозгласил вдруг голос. Я вздрогнул. - Магифтериум антимон ангелий салаэ. Бафилии олеум витри антимонии алекситериум антимониалэ! - Послышалось явственное хихиканье. - Вот ведь бред какой! - сказал голос и продолжал с завыванием: - Вскоре очи сии, ещё отверзаемые, не узрят более солнца, но не попусти закрыться оным без благоутробного извещения о моём прощении и блаженстве… Сие есть "Дух или Нравственныя Мысли Славнаго Юнга, извлеченныя из нощных его размышлений". Продаётся в Санкт-Петербурге и в Риге в книжных лавках Свешникова по два рубля в папке. - Кто-то всхлипнул. - Тоже бредятина, - сказал голос и произнёс с выражением:
Чины, краса, богатства,
Сей жизни все приятства,
Летят, слабеют, исчезают,
Се тлен, и щастье ложно!
Заразы сердце угрызают,
А славы удержать не можно…
Теперь я понял, где говорили. Голос раздавался в углу, где висело туманное зеркало.
- А теперь, - сказал голос, - следующее. "Всё - единое Я, это Я - мировое Я. Единение с неведением, происходящее от затмения света Я, исчезает с развитием духовности".
- А эта бредятина откуда? - спросил я. Я не ждал ответа. Я был уверен, что сплю.
- Изречения из "Упанишад", - ответил с готовностью голос.
- А что такое "Упанишады"? - Я уже не был уверен, что сплю.
- Не знаю, - сказал голос.
Я встал и на цыпочках подошёл к зеркалу. Я не увидел своего отражения. В мутном стекле отражалась занавеска, угол печи и вообще много вещей. Но меня в нём не было.
- В чём дело? - спросил голос. - Есть вопросы?
- Кто это говорит? - спросил я, заглядывая за зеркало. За зеркалом было много пыли и дохлых пауков. Тогда я указательным пальцем нажал на левый глаз. Это было старинное правило распознавания галлюцинаций, которое я вычитал в увлекательной книге В. В. Битнера "Верить или не верить?". Достаточно надавить пальцем на глазное яблоко, и все реальные предметы - в отличие от галлюцинаций - раздвоятся. Зеркало раздвоилось, и в нём появилось моё отражение - заспанная, встревоженная физиономия. По ногам дуло. Поджимая пальцы, я подошёл к окну и выглянул.
За окном никого не было, не было даже дуба. Я протёр глаза и снова посмотрел. Я отчётливо видел прямо перед собой замшелый колодезный сруб с воротом, ворота и свою машину у ворот. Всё-таки сплю, успокоенно подумал я. Взгляд мой упал на подоконник, на растрёпанную книгу. В прошлом сне это был третий том "Хождений по мукам", теперь на обложке я прочитал: "П. И. Карпов. Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники". Постукивая зубами от озноба, я перелистал книжку и просмотрел цветные вклейки. Потом я прочитал "Стих № 2":
В кругу облаков высоко
Чернокрылый воробей
Трепеща и одиноко
Парит быстро над землёй.
Он летит ночной порой,
Лунным светом освещённый,
И, ничем не удручённый,
Всё он видит под собой.
Гордый, хищный, разъярённый
И летая, словно тень,
Глаза светятся как день.
Пол вдруг качнулся под моими ногами. Раздался пронзительный протяжный скрип, затем, подобно гулу далёкого землетрясения, раздалось рокочущее: "Ко-о… Ко-о… Ко-о…" Изба заколебалась, как лодка на волнах. Двор за окном сдвинулся в сторону, а из-под окна вылезла и вонзилась когтями в землю исполинская куриная нога, провела в траве глубокие борозды и снова скрылась. Пол круто накренился, я почувствовал, что падаю, схватился руками за что-то мягкое, стукнулся боком и головой и свалился с дивана. Я лежал на половиках, вцепившись в подушку, упавшую вместе со мной. В комнате было совсем светло. За окном кто-то обстоятельно откашливался.
- Ну-с, так… - сказал хорошо поставленный мужской голос. - В некотором было царстве, в некотором государстве жил-был царь, по имени… мнэ-э… ну, в конце концов, неважно. Скажем, мнэ-э… Полуэкт… У него было три сына-царевича. Первый… мнэ-э-э… Третий был дурак, а вот первый?..
Пригибаясь, как солдат под обстрелом, я подобрался к окну и выглянул. Дуб был на месте. Спиною к нему стоял в глубокой задумчивости на задних лапах кот Василий. В зубах у него был зажат цветок кувшинки. Кот смотрел себе под ноги и тянул: "Мнэ-э-э…" Потом он тряхнул головой, заложил передние лапы за спину и, слегка сутулясь, как доцент Дубино-Княжицкий на лекции, плавным шагом пошёл в сторону от дуба.
- Хорошо… - говорил кот сквозь зубы. - Бывали-живали царь да царица. У царя, у царицы был один сын… Мнэ-э… Дурак, естественно…