У Укки реакция сейчас не то, что замедлилась, а вообще пропала. Я его схватил за руки пониже запястий и рванул к себе - за ним эта сизая дрянь уже прорастала из камня, только, видимо, не почуяла рядом тела, потому замерла в воздухе и подрагивала, как щупальца. А Укки о чем-то там еще возмущался, но у меня не было ни секунды его слушать. Я его на плечо закинул - "способ транспортировки раненого номер три" в хрестоматийном виде - и побежал по карнизу так быстро, как смог.
Бегу и молюсь, чтобы камни под ногами не осыпались и не просела вся эта радость. И стараюсь вниз не смотреть. Не очень люблю высоту в условиях постоянного тяготения.
Хорошо, что камень там не хрупкий. Вообще, я думаю, тоже что-то такое, специально возведенное и биомеханическое, которое где попало не осыпается. Я поднялся метров на сорок, легко - только потом под ногами начало подозрительно шуршать.
К тому моменту Укки уже смирился и не пытался вырваться - а может, все-таки понял, что дергающегося пилота мне тащить тяжелее. Не трехлетняя девочка, как-никак. Плюс рюкзак с компьютером и культурой этой, которую мы уже возненавидели оба.
Потом я некоторое время еще пробирался дальше, медленно, внимательно глядя, куда ногу поставить. Но когда карниз сузился до ширины ступни примерно, я не рискнул дальше тащить Укки на себе. Там уже надо было по одному как-то. Может, думаю, так меньше шансов обрушить это дело нашим весом.
Я его поставил на карниз. Он вниз посмотрел, ахнул и сам за меня уцепился. Было уже очень высоко.
- Ну вот, - говорю, с этаким театральным оптимизмом. - До верха уже всего-ничего. Последний рывок, выбираемся из этой поганой пещеры и вызываем наши крылышки. И мы - короли.
- Некоронованные, - отвечает. Мрачно. И заставляет себя - просто-таки диким волевым усилием - отпустить мой рукав.
- Да ладно, - говорю. - Забудь. Никаких нарушений кодекса, все - в рамках поведения бойцов в экстремальной ситуации. Пойдем дальше, только осторожно.
- Фог, - говорит, с фирменной виноватой интонацией, - давай помогу что-нибудь нести, а?
Меня пробило на приступ идиотского хохота - он даже не обиделся.
- Ты себя дотащи как-нибудь, - говорю. - Вот же закон подлости! Вот бы у тебя время любви случилось где-нибудь дома, чтобы вокруг тепло, чисто и девочки! И прямая возможность помахаться, если очень уж приспичит! Так ведь нет. Твой потрясающий организм просто на диво подгадал и место и время!
Возмутился.
- Вот интересно, Фог, - говорит, - а что я могу с этим сделать? Я что, в состоянии по собственной воле перестать расти? Это все равно, что женщине предложить погодить рожать!
Прозвучало резонно. Логикой он владел неплохо. Только один небольшой нюанс нарочно упустил.
- Тетку перед родами я бы с собой на экстремальное дело не попер, - говорю. - Ну все, хватит болтать. Пойдем уже.
Пошли. Укки, как я думаю, чуток отдышался, пока я его тащил, поэтому двигался более-менее нормально. А главная подлянка оказалась в том, что наверху трещин и уступов, почему-то, было гораздо меньше, чем внизу. Я, моментами, просто холодным потом обливался, представляя себе, как мы, в конце концов, доберемся до места, откуда начинается совершенно гладкий камень - и придется возвращаться обратно той же дорогой.
И как накаркал.
Мы оказались на карнизике шириной с табуретку. А дальше - гладкая стена, высотой метра в три. Резко обрывается, вероятно, тем самым вылизанным полом, который мы еще с авиетки видели. Вот так.
Тогда я говорю:
- Вот что. Я сам до этого дела не дотянусь ни за что. Подпрыгивать тут чревато. Стрелять - тем более, все может обрушиться. Поэтому сделаем так. Я поднимаю тебя, ты подтягиваешься, потом забираешь компьютер и рюкзак, как-нибудь там закрепляешься и вытаскиваешь меня. Принято?
И у Укки на лице отражается жестокая борьба. С одной стороны, он понимает, что это совершенно резонно, единственный выход. А с другой - надо мне позволить опять до себя дотрагиваться. А его из-за этого дурацкого времени любви от такого дела корежит до колик.
Он думал минуты две. Потом сказал:
- Фог, ты, конечно, прав.
И я его поднял. Его мелко трясло, но он как-то взял себя в руки. Встал ко мне на плечи, а там уж довольно легко подтянулся и взобрался наверх. Потом лег на край обрыва, свесился ко мне и говорит:
- Тут вправду та самая пещера, Фог. Тут рядом - колонна, может, привязать к ней веревку?
Я ему подал компьютер и рюкзак, а сам думаю. Представляю себе эту колонну, в которой мутный свет и шевелящиеся тени, и со страшной силой не хочу, чтобы Укки к ней даже притрагивался, не то, что веревки вязал.
- А больше не за что закрепить? - говорю.
Он убрался наверх и некоторое время там осматривался. Потом снова свесился ко мне вниз.
- Все гладко, - говорит. - И лежать неудобно. Тут поверхность камня, как лакированная шкатулка… или как внутренняя поверхность ракушки… И идет она немного под уклон. Я не смогу тебя удержать, мы оба соскользнем вниз. Я привяжу веревку, хорошо?
И я понимаю, что мы в заднице. В первый раз за все это время - в настоящей, печальной заднице. Потому что все мое внутреннее чутье восстает против вязания веревки к этой штуке. Вот вылезет из нее дрянь, рядом с которой волосня и ногастые гаврики со своим фаршем нам покажутся прогулкой по парку с фонтанами…
- Укки, - говорю, - знаешь, что… Мне кажется, что мы оба накроемся, если ты будешь теребить колонну своей веревкой. Вот скажи откровенно, тебе нравится эта колонна?
Он чуть помолчал.
- Нет, - говорит.
- Ну так вот, - говорю. - Видишь выход из пещеры?
- Далеко, - говорит. - Какой-то мутный отсвет, в полукилометре отсюда… Или в километре - поверхность идет наклонно вверх, Фог, мне сложно определить точнее.
- Славненько, - говорю. - Забирай наши манатки и иди туда. Выйдешь на поверхность - свяжись с крыльями. Вызовешь нашу резервную авиетку, если выйдет. Тогда заберешь меня на ней. А не выйдет - улетай.
- Фог, - говорит, - ты нашей резервной ту авиетку называешь, у которой двигатель разобран и антенны сняты? Да? Ты еще говорил, что энергоблок с нее для протонного ускорителя очень подходит?
Ну что я могу сказать…
- Хорошая, - говорю, - у тебя память, малек. Я думал, ты с этой беготней и временем любви забыл уже. Тогда скажу просто - вали отсюда, пока можешь. Сейчас какая-нибудь дрянь наползет, мы уже с четверть часа тут гужуемся.
- Наставник, - говорит, - я привязываю веревку. Все это ерунда. Я сейчас вытащу тебя, - а лицо совершенно отчаянное.
- Нас, - говорю, - сейчас сожрут обоих. Выполняй приказ, пилот, чтоб ты опух, а то у меня под ногами уже камни вибрируют, - и вытаскиваю бластер. Больше делать нечего.
А Укки кричит:
- Нет, нет, нет! Я спускаюсь к тебе! Мы идем вниз и ищем другое место!
- Не смей! - рявкаю. - Ты меня убить хотел - ну считай, что убил. Вали отсюда, я сказал!
Тогда он на пару минут исчез наверху, а потом снова свесился. И протянул вниз руки. Подо мной уже вовсю шла какая-то неторопливая работа.
А Укки говорит:
- Фог, держись. Все путем, - куда спокойнее.
Я потянул его за руку, осторожно - и чувствую, что он не скользит. Совсем. Я даже удивиться не успел - тело само подтянулось. Я ногу закидывал на край обрыва, когда внизу, что-то чавкнуло… с хлюпаньем, но негромким. Так, будто кто-то лужицу молока со стола схлебнул. Когда я потом туда посмотрел, ничегошеньки там уже не было - только ровный камень, но Укки, похоже, видел. Стоял на коленях, смотрел на меня снизу вверх, бледный-бледный, глазищи - из-за зрачков радужки не видно. И держался за рукоять меча.
- Что это было, герой? - говорю.
- Не знаю, - отвечает. Бесцветным, неживым голосом. - Не проси меня описывать, Фог. Не могу.
Я присел рядом с ним на корточки и руку протянул. А Укки ее отвел, как всегда. Пробормотал:
- Не трогай же меня, Фог, и без того тошно.
- Ну так поднимайся, - говорю, - товарищ мой отважный, и рвем когти отсюда, пока оно снизу сюда не вскарабкалось.
- Не могу, - говорит и вытягивает меч из ободранных ножен.
А меня разбирает истерический хихикс.
- Ты что, - говорю, - с горя зарезаться решил?
Укки на меня посмотрел с укоризной.
- Не так велико это горе, видишь ли, - говорит. - Просто я приклеил к полу комбез на коленях. У меня же твой рюкзак, а ты всегда с собой таскаешь микроотвертки, суперклей и всякое такое. Я видел, когда мы оставили авиетку, как ты из карманов комбеза все это в кармашки рюкзака перегрузил, а по своим карманам распихал лишние шприцы с иммунопротектором и химические фильтры для воды… вспомнил вот. От страха, наверное.
- Супернаблюдательность, однако, - говорю. - Что бы я без тебя делал…
А Укки очень аккуратно отрезал мечом куски ткани со штанов - от колена до лодыжки. Потом встал - приклеенные лоскуты так на полу и остались на веки вечные - подумал, и обрезал болтающиеся тряпочки. И получилось вроде комбеза с шортами по колено.
Я взял рюкзак, и мы пошли к выходу. Свет вдалеке постепенно гас, снаружи, похоже, ночь наступала, а внутри было гораздо светлее - и когда мы проходили мимо той самой колонны, в ее светящемся нутре что-то темное метнулось в нашу сторону и прилипло изнутри. И даже думать не хотелось, что это могло быть, и сумело бы оно или нет вылезти наружу, если бы Укки привязал веревку.
Когда мы выбрались на поверхность, уже совсем стемнело. Большая часть местной погани расползлась по своим дырам спать, только жабьи башки с кишками мотались на ветерке по черному небу дирижаблями, и кто-то невидимый в камнях тоненько посвистывал, как сверчок.