Мы уже поднялись довольно высоко и приостановились передохнуть в довольно глубокой нише. Теперь сверху снова виднелся этот город в клубах пара, а вокруг торчали каменные выступы и толкались, как локти. С уступа вверх поднималась этакая кривая ступенчатая дорожка, типа карниза, хорошей ширины - человек мог бы на ней лежать, в совершенно расслабленной позе. А ниша была, по-моему, размером с звездолетный гальюн. То есть, вдвоем находиться весьма неудобно и тесно, но, в принципе, возможно. Укки отодвинулся и вжался в стену изо всех сил, до синяков, наверное, только чтобы до меня случайно не дотронуться. Офигенно похоже на какого-то дикого зверя, которому деваться некуда, а к человеку подойти страшно. Смотрел на меня, глаза у него были больные и загнанные. И усталые.
Я говорю:
- Не дергайся, братишка, скоро уже выберемся отсюда. Все путем.
А он:
- Не путем, Фог. И я тебе не брат, ах, как все по-сволочному вышло. Уж лучше бы меня убили в том бою, когда ты появился! Зачем, зачем только я с тобой связался… зачем мне сдалась эта Мейна, будь она трижды неладна… Как мне плохо, Фог, как мне плохо, как страшно, ты бы знал… - и шмыгает носом.
- Да ладно, - говорю, - малек, чего там. Не в таких переделках бывали, выберемся. Что с тобой, ей-богу, ты ж такой отважный парень, чего расклеился?
Он вздохнул и всхлипнул и говорит:
- Мне эта пещера не нравится, Фог, но не это самое поганое. Я, прости, боюсь тебя. Тебя боюсь, понимаешь? Ты - это такое несчастье, такое несчастье… вне зависимости от того, как кончится поединок. Все нехорошо, все как-то неискренне… и в тумане не видно моих цветов, Фог. Но, пожалуйста, не сомневайся во мне. Я обещал тебе, и я пойду до конца, даже если в конце будет кровавое озеро.
А я говорю:
- Ты просто устал малость. И тебе нездоровится с твоим этим временем любви дурацким. Мне кажется, тебе тяжело, Укки. Хочешь, отдай мне контейнеры, а я тебе - компьютер.
Он опять вздохнул, и я понял, что прав. Он на меня посмотрел виновато и говорит:
- Давай я тебе один контейнер отдам, а ты мне - компьютер. Пока поднимаемся, хорошо?
Я взял у него контейнер, сунул в рюкзак и протянул компьютер - и тут вдруг внутри скалы что-то треснуло, как старая тряпка, тихонько. И из камня вокруг Укки полезли тонкие синие жилки.
Это случилось ужасно быстро, как в кино или во сне - вот их не было, и вот уже у него и ноги все в этой дряни, и плечи, и в волосы она впуталась, и он дергается ко мне, но почти не может двинуться, и меч достать не может, потому что эта гнусь ножны оплела. И тогда он отталкивает обеими руками компьютер, по лицу слезы текут, и выпаливает:
- Фог, забирай его и уходи! Улетай отсюда, я не могу освободиться! Быстрей, быстрей - бери и беги!
Я почти не помню, как оно все в точности было. Наверное, я действовал быстрее, чем соображал. У меня тоже инстинкт проснулся. Но примерно так.
Я сунул компьютер под куртку, за пазуху. И вытащил свой нож, про который почти забыл. А потом резал эту дрянь, она ужасно тяжело резалась, наверное, тоже была биомеханическая, и из разрезанных жилок текло синеватое, мутное, жгучее, с острым спиртовым запахом, а Укки выдирался мне навстречу, и я откромсал те, что держали меч, и он начал мне помогать, а я кромсал его волосы вместе с жилками, и кое-где задел кожу, у него по лицу кровь текла, и он резал что-то внизу, а потом все разом ослабло, он дернулся последний раз, и влетел в меня, потому что было ужасно мало места, а я потащил его наверх, по тропе, и он отбивался изо всех сил, от меня, как от жилок, одной рукой, другой держа меч у меня над головой, рыдал и шепотом орал:
- От-пус-ти меня сию минуту! От-пус-ти, не смей меня трогать! Я кому сказал, Фог!? Не смей, не смей меня трогать!!
Я его отпустил метрах уже в ста выше этой ниши. Я только боялся, что я отпущу, он шарахнется назад и сорвется вниз, поэтому сначала отхлестал его по щекам, чтобы привести в чувство. Он только моргал, а меч так и держал над головой, довольно неловко - и достать меня мечом даже не попытался.
Потом я говорю:
- Я тебя больше не держу, только не грохнись с этого карниза, - и разжал руки, все в ожогах от этой дряни, в красных пятнах - и в кровище.
Укки тут же убрал меч в ножны, достал пачку бумажных платков и стал стирать с лица кровь, слезы и эту дрянь. Мы потеряли его рюкзак, флягу и половину культуры - но это у нас вышла единственная серьезная потеря. А Укки выглядел так, будто его пытались через мясорубку пропустить, головой вниз, но он как-то выцарапался. У него на голове осталось несколько длинных хохолков волос, в крови насквозь, а на щеке обнаружилась красная полоса - глубокий ожог от этой жилки или щупальца. Он смотрел на меня виновато, кровь тер, тер - а она все текла, текла…
Я отстегнул аптечку, ширнулся биоблокадой - через пару минут ожоги гореть перестали и начали чесаться - и хотел Укки тоже вмазать, но он отступил на шажок.
- Фог, - говорит, - прости, можно, я сам лучше?
А выглядит совершенно не блестяще.
Я говорю:
- У тебя руки трясутся, ты вену не найдешь. Да что ты от меня шарахаешься, как от волосни, съем я тебя, что ли? Будь ты посообразительнее, давно бы понял, что не съем. Ну все, малек, хватит истериковать, закатай рукав и дай руку.
Он скомкал платочки в крови, сунул в карман комбеза и принялся рукав задирать, а сам смотрит на меня странно, то ли улыбается, то ли снова собирается расплакаться. Я подумал, у него совсем нервы сдали, но тут же вспомнил, как он мне компьютер совал и уговаривал бежать и бросить его.
То ли святой, то ли совсем дурак…
Тогда Укки протянул руку, а рука, действительно, заметно трясется, мелкой нервной дрожью. Я диагност подключил, он тут же выдал "химические ожоги", "биотоксин в крови", "множественные травматические повреждения кожного покрова" и "нервное истощение". Тогда я ему стимуляторов смешал и наколол вместе с иммунопротектором, но рука у него так и дрожала, и лицо было такое же странное. И я говорю:
- Может, тебе дать культуры пожевать? Заживет, как на собаке…
- Не стоит, Фог, - отвечает. - Меня вырвет.
После стимуляторов обычно дико клонит в сон: организм запускает резервы, а это утомляет со страшной силой, надо восстанавливаться. И Укки глотал зевки и тер глаза, когда мы шли по этому поганому карнизу. За стену цеплялся, еле держался на ногах, даже налегке. А я боялся остановиться, потому что тут стоит на десять минут притормозить, как из камня прет всякая дрянь, которой симбионты как-то сообщили, что рядом отдыхает коварный враг.
Я Укки прекрасно понимал. Он был травмирован изрядно, к тому же сейчас иммуновостанавливающая химия ему кровь чистила - ясен перец, он через силу шел. В таком состоянии здравая мысль только одна - упасть и заснуть. Почти что на ходу спишь. Я по себе знаю, что это такое - короче, сочувствовал со страшной силой.
- Орел, - говорю, - ты, хотя бы, держись за меня, что ли. А то я боюсь, что ты с карниза навернешься.
Он притормозил, посмотрел на меня мутно, полулежа на стене, благо попалось пологое место, потер лоб и говорит, медленно:
- Не беспокойся… Фог, - и пытается скрыть, что зевнул. - Я в порядке… могу сам идти.
- Кончай-ка дурить, - говорю. - Ты мне за последнее время хуже смерти надоел со своей блажью и кодексом чести.
Делаю к нему шаг, а он - по карнизу шаг назад и прижимается к камню изо всех сил. Он даже проснулся, и держит руки перед собой, будто собрался сталкивать меня вниз, и говорит умоляюще:
- Фог, нет, нет. Не трогай меня, пожалуйста.
- Да что за дурь?! - говорю. - Что ты, растаешь, что ли, если тебя тронуть? Что-то я за тобой ничего такого не помню. Успокойся, обопрись на меня и пошли уже.
А он:
- Нет, нет, тебе и так тяжело, я сам дойду, все в порядке, - и пятится.
- Замри!! - рявкаю. - Там же пропасть, дубина! Вниз с ветерком захотел? Чтобы гаврикам было чем культуру закусить?
Остановился. Тут я не хуже диагноста могу определить, что с ним творилось - выброс адреналина на почве стресса его привел его в чувство. Причем, стресс - не окружающая опасность, а то, что я собирался до него дотронуться. Фигня какая-то…
- Укки, - говорю, - послушай, мы же не на прогулке тут. Можешь считать меня гнилым гуманистом, но мне вовсе не светит, чтобы ты подох. В конце концов, я не хочу опять черт-те сколько времени искать подходящего пилота, если тебя этот резон больше устроит. Я думал, ты понимаешь, что такое дисциплина. Я приказываю, ты подчиняешься. Баста.
А он стоит, смотрит на меня щенячьими глазами, чуть не плачет и бормочет:
- Это - злоупотребление служебным положением, Фог… об этом нельзя приказывать… нехорошо, грязно, грешно… Если бы моя бедная матушка узнала… А ты ведешь себя, как средневековый тиран… - шмыгает носом, делает над собой усилие и вымучивает остатки сил и боевого задора, - или, мой наставник и тень мрака, будет поединок прямо здесь и сейчас!
И кладет ладонь на рукоять меча. Энергия у него в тот момент вообще сошла на нет, его мутило, еле стоял, но кодекс блюл - и то ли смешно это было, то ли трогательно.
Не знаю, сколько времени бы мы пререкались, но тут я снова услышал этот треск, тряпичный, ползущий такой. И среагировал, как учили. Очень быстро.