- Во имя Ушедших. - Он закашлялся, обводя трактир невидящим взглядом. - Я спешил… Там… Там ворожей. Настоящий. Только что…
Случайно наткнувшись взглядом на Крэйна, с безразличным видом пьющего фасх, он запнулся, и в глазах его, темных и пустых, как у всякого пьяницы, зажглась надежда.
- Шэл… - Он рухнул на колени, не осмеливаясь подойти ближе, Армад предупредительно поднял руку, другую демонстративно положил на рукоять эскерта. - Во имя Ушедших… Только что сам видел… Ворожей! Живой. Я глазам не поверил…
- Ворожей? - спросил Крэйн без всякого интереса. - И что? Найди черноголового.
- Мой шэл, это убийца!
- Убийца?
- Он призывал проклятия на род Алдион, я слышал это своими ушами. У него склет в половине этеля отсюда, там есть щель и…
- Дальше! - жестко приказал Крэйн, и голос его напоминал гудение хлыста. - Что?
- Он замышляет недоброе, - чуть не захныкал вошедший, с ужасом взирая снизу вверх на шэла и явно жалея о сказанном. - Я как раз шел мимо, а там… Котел, зелья, дым… Он хочет обрушить на нас проклятие!
Крэйн без слов вскочил со стула, и все посетители в едином порыве отпрянули от него, даже те, которые находились в другом конце трактира.
Глаза шэла Алдион пылали белым едким огнем.
- Крэйн… - Армад постарался схватить его за руку, но не успел. - Надеюсь, ты не думаешь…
- Ворожба против рода Алдион карается смертью. Если это правда, мне придется заняться этим.
- Даже и не думай! - Старый дружинник отшвырнул стул и встал во весь рост. - Если это действительно ворожей…
Но Крэйн его уже не слушал. В несколько огромных шагов он покрыл расстояние, отделяющее его от выхода, и бесшумной тенью исчез за дверью. Эно лишь успел на мгновение запечатлеть на полу его угловатую резкую тень, обрамленную багровым свечением заката. Дружинники, среагировав с запозданием, ринулись за ним, отшвыривая с дороги посетителей и врезаясь тяжелыми кассами друг в друга. Кто-то заорал, хватаясь за покалеченную руку, - дружинники шэла не собирались терять времени.
- За шэлом! - крикнул кто-то, разбивая об пол кувшин. - Смерть ворожеям!
Пьяная толпа качнулась, под ногами треснули, вминаясь в землю, разбитые доски столов, приглушенно захрустело стекло под толстыми подошвами.
- Факелы! Несите факелы!
- Смерть! Смерть!
- С дороги, разорви вас Ушедшие, он может…
- Убью, в стороны!
- Готовь стисы! На ворожеев!
- Слава Алдион!..
Кто-то захрипел, прижатый неудержимым людским потоком к стене, где-то звучно хрустнули ребра, а первые посетители уже выскакивали наружу и в руках их матово блестели трехрогие отростки стисов и изогнутые пластины кейров. Подхваченные бурлящей волной ненависти, обжигающей изнутри и едкой, как кровь хегга, они действовали как единый организм, огромное неразумное существо. У этого существа были сотни рук, бездна глаз.
Калеча само себя, оно прокладывало путь на свободу, оставляя позади неподвижные тела, втоптанные в доски столов и крошку стекла.
Высвободившаяся внезапно, как ураганный ветер, злость, порожденная фасхом, рвалась к действиям.
Когда последние посетители покинули залу, оставив дверь болтаться на одной петле, трактирщик закрыл глаза и начал молиться всем Ушедшим.
Пять топчущихся на месте хеггов, привязанных к столбу возле трактира, смотрели на толпу равнодушно, поводя большими полукруглыми головами и издавая отрывистые скрипящие звуки. Они чувствовали своих хозяев, но были слишком хорошо натренированы, чтобы проявлять нетерпение, лишь хегг Крэйна, которому, видимо, передалось настроение шэла, резко вскинул головогрудь и ударил длинной шипастой лапой, взрывая землю.
Но хозяин не обратил на него внимания.
- Где? - коротко и отрывисто спросил он у проводника, озираясь. - Ты покажешь мне этот склет.
- Покажу, мой шэл, - тот трясся не то от страха, не то от возбуждения. - Я покажу вам… Третий склет по этой улице, сразу за колодцем.
- Веди.
Склет оказался самым обычным, мало чем отличающимся от остальных.
Небольшой, по размеру напоминающий шалх, он примостился возле самой дороги, белея ветхой старой крышей. При взгляде на него было видно, что хозяин знал и лучшие времена - деревянные стены, роскошь для Алдиона, когда-то крепкие, из бревен шириной в добрых три пальца, осели и накренились, глина давно порыжела и местами осыпалась, оставив белесые пятна-лишайники. Крэйн знал этот район города: здесь, вдалеке от дворца шэда и рыночной площади, селились преимущественно торговцы из черни, охотники, алхимики и прочий люд, предпочитающий тихую и спокойную жизнь вечной суматохе центра. Склеты здесь шли не ровными рядами, как везде, а были нагромождены почти в хаотическом беспорядке, только наметанный взгляд выделял петляющую между домами улицу. Были тут и шалхи, то ли местной черни, то ли обедневших горожан - крошечные, нелепо сложенные из грубо обработанных панцирей карков и необделанной кожи, они тулились друг к другу, как домики песчаных муравьев. Их обитатели, увидев толпу с факелами, впереди которой шли пятеро вооруженных человек в кассах и с эскертами, сочли за лучшее не покидать своих жилищ, при свете огня в просветах между шкурами можно было заметить их испуганно блестящие глаза.
- Рассадник заразы, - сказал один дружинник другому. - Я и не знал, что в старых частях Алдиона осталась такая грязь. Это ужасно.
- Шэд Киран, да будут милостивы к нему Ушедшие, не успел навести здесь порядок. - Армад настороженно озирался, готовый в любую секунду прикрыть своего шэла телом. - Я знаю это место.
- Гниль, - коротко бросил Крэйн, уверенно продвигаясь к указанному склету. - Дерьмо и дети дерьма. Не удивлюсь, если половина из них - тайлеб-ха. У черни это сплошь и рядом. Смотри, и в самом деле…
Наперерез ему из-за шалха выскочило существо, внешне напоминающее человека. В наступавшем полумраке оно было почти невидимо, вместо одежды на нем были давно потерявшие цвет заскорузлые тряпки. Увидев толпу, оно скрючилось, издало высокий визг и, судорожно задергавшись, рухнуло в пыль, прижимая черные от гнили пальцы к ужасному лицу, которое превратилось в подобие морды хегта. Черные как уголь остатки рта скалились, желтея неровными крупными зубами.
- Так и есть. - Крэйн хладнокровно пнул существо сапогом в живот, и оно, взвизгнув, откатилось в сторону. - Тайлеб. Поразительно, где они умудряются найти эту дрянь, я думал, он созреет не меньше, чем через два десятка Эно.
Тайлеб-ха с отвратительным визгом бросилось в сторону, нелепо размахивая тронутыми пятнами гнили руками и высоко задирая обнаженные тощие ноги-кости, но наткнулось на шедших за дружинниками людей и, ослепленное, завывая от ужаса, рухнуло посреди дороги, свернувшись в клубок. При виде бывшего человека толпа на мгновение замерла. Кто-то пьяно засмеялся, кто-то беззлобно ударил его дубинкой под ребра.
Тайлеб-ха не двигалось - впав в состояние транса, из которого уже нет возврата, оно было покорно и ошеломлено. Крэйн видел, как кто-то, проходя мимо, снес ему кейром добрую треть головы, и оно, в последний раз издав то ли визг, то ли рык, растворилось в темноте крошечным пятном на дороге.
Последнюю четверть этеля до склета шли молча, даже толпа смолкла, порождая лишь глухое утробное ворчание. Дружинники обступили своего шэла, руки легли на рукояти эскертов.
- Тут, тут… - заныл проводник, с восторгом и ужасом глядя на бесстрастное и прекрасное лицо шэла Алдион. - Ворожей старый, сожри карки его потроха заживо… Он…
- Прочь, - коротко бросил Крэйн. Проводник отскочил в сторону, пытаясь одновременно кланяться.
- Он пьян, - тихо, чтоб услышал только стоящий рядом Крэйн, бросил Армад. - В нем фасха больше, чем в бочке трактирщика. Уйдем. Ради Ушедших, Крэйн, не доводи дело до резни. Дуэль Орвин, может, и простит, но это уже беспорядки. Лучше одумайся.
- Уже поздно.
- Поздно никогда не бывает. - Старый дружинник осторожно придержал его за плечо. - Калиас, Витор, проверьте! Возможно, ывар…
- Откуда здесь взяться ывару, в таком-то районе? - недовольно проворчал Калиас, но все-таки воткнул эскерт в землю перед порогом и внимательно посмотрел на лезвие.
- Пусто, - сообщил он, извлекая оружие. - Вход свободен. Мы войдем первыми?
Крэйн не удостоил его ответом. Подняв руку в крепком хитиновом наруче, он мощно и коротко ударил в покосившуюся дверь, едва не проделав в ней дыру. Толпа рассыпалась, окружив дом сплошным кольцом, факелы чадили густым дымом, света было достаточно, чтобы увидеть оскалившиеся лица и поднятые стисы. Толпа жаждала развлечения, и она его получила.
Дверь открылась, и на порог вышел человек. Это был раб, на виске чернело свежее, еще покрытое струпьями клеймо, вместо талема на нем был нелепый грязный балахон. Увидев Крэйна, ослепленный, как минуту назад тайлеб-ха факелами, он отшатнулся и попытался юркнуть обратно в дом, но Крэйн был быстрее. Схватив его за руку, он потянул из-за плеча эскерт, и шипящая хитиновая полоса, густо покрытая зазубренными шипами, с хрустом вошла между ключиц и вышла в низу живота. Эскерт оставляет за собой страшные раны - раб умер, даже не успев упасть. Но толпе было все равно, что рвать, сейчас это была стая голодных карков, а не люди - тело в мшовение оказалось в самом центре, неуклюжее, с нелепо болтающимися руками и ногами, как сломанная кукла. От него ничего не осталось еще до того, как Крэйн шагнул внутрь склета. Дружинники, отстраняя лезущих вслед ударами кулаков, двинулись за шэлом, обнажив эскерты.
Внутри было почти темно, пахло старой пылью, протухшей водой и грязью.