- Ничего не трогать, - распорядился Александр Павлович, всегда внимательно смотревший детективные фильмы. Он не стал подходить к убитому: развернулся и хотел было вернуться в ординаторскую, к телефону, чтобы вызвать больничное начальство и милицию. Но тут же натолкнулся на Хомского. Тот явился с полотенцем через плечо и с тюбиком зубной пасты: стоял и с интересом заглядывал в туалет. Полотенце, рваненькое и гаденькое, напоминало половую тряпку. Зубной щетки почему-то не было, однако Александр Павлович не без тошноты догадался, что Хомский чистит зубы корявым пальцем.
- Идите отсюда, - властно распорядился Прятов. - В палате есть раковина, там и умойтесь.
- А как же по нужде? - вскинулся Хомский, прикидываясь наивным.
- Спуститесь этажом ниже, - терпеливо предложил Александр Павлович. - Не видите, что ли - тут уголовное дело! Идите в женский туалет, в конце концов - какая разница, никто не обидится, никто и не заметит, кому вы нужны…
Тут кто-то страшно и дико заголосил еще из конца коридора, еще только входя в отделение: это пришла на работу Марта Марковна. Новость о преступлении распространилась по "Чеховке" молниеносно, и Марта Марковна изготовилась завыть еще в лифте.
Хомский, сегодня еще сильнее похожий лицом на преждевременно пожелтевший, двояковогнутый огурец, отступил и выставил ладони: все-все-все. Тем более, что уже успел рассмотреть и проломленную голову Кумаронова, и орудие убийства, запачканное кровью. Он оценил бутылку быстрым и зорким взглядом, брошенным из-под полуприкрытых век, похожих на веки рептилии.
Марта Марковна приблизилась, промокнула глаза и пошла к себе в кабинет, приговаривая:
- Когда же вы все друг друга, насмерть… Вот хорошо, если бы все друг друга… Гора с плеч! Гора с плеч! Ляг на место, куда собралась?
Это она, уже полностью овладев собой, рявкнула алкогольной бабушке, в которой еще не совсем угас генетический интерес к коммунальным драмам; бабушка даже села в постели и свесила тощие ноги; аппарат Илизарова тянул к земле, и ослабевшую бабушку немного перекосило. В ответ на рык Марты Марковны она разочарованно заскулила, легла и стала ритмично, не без странной сытости, охать.
- Миша, загрузи ее, - не выдержал Александр Павлович.
Миша, оглядываясь на туалет, отправился в процедурный кабинет набирать шприц.
Прятов дождался, когда он вернется, и поставил его на часах возле места преступления с наказом никого не пускать. И вовремя: внутрь уже рвался войти какой-то незнакомый Прятову больной, из палаты Васильева; он хотел там покурить.
Александр Павлович пошел к телефону, слыша за спиной:
- Да я вот тут постою, бочком, я ничего не трону!..
16
К половине десятого утра при туалете уже стоял хмурый милиционер в бахилах и халате, наброшенном поверх формы. На лице милиционера навсегда запечатлелось безмятежное выражение, довольно плохо маскировавшее профессиональную свирепость гоголевского городового.
Прятов и Васильев заперлись в кабинете Дмитрия Дмитриевича и давали предварительные показания.
- На вас, Александр Павлович, лежит основной груз ответственности! - Николаев взволнованно ходил по кабинету и грозил пальцем. - Почему у вас больные гибнут насильственной смертью? Что же вы за дежурный? Где вы были? Спали, небось! Вы разве не знаете, что у нас ночные дежурства без права сна?
- Все было тихо, - оправдывался Прятов, от отчаяния держась уверенно и даже нагло. - Спросите средний персонал. Спросите охранника, его приглашали.
- Зачем? Зачем приглашали охранника? Значит, не все было тихо!
- Было тихо, - упрямо повторил Прятов. - Не знаю, кто его вызвал. Во всяком случае, не я.
- Вы разговаривали с ним?
- Нет, он уже ушел, когда я вернулся.
- Откуда вы вернулись?
- Из приемного отделения.
- Зачем вы туда пошли? - вопрос главврача, достаточно странный, в данном случае оказался уместным и попадал в точку.
- Не знаю, - потерянно ответил Александр Павлович. - Оказалось, что меня никто не приглашал. Какая-то идиотская шутка. Я заглянул в смотровые, в рентгеновский кабинет - никого.
- Черт знает, что творится в медицинском учреждении! - Николаев, обычно сдержанный и корректный, ударил кулаком по столу. - Севастьян Алексеевич! - Он накинулся на Васильева, сидевшего с каменным лицом. - На вас тоже лежит груз ответственности! Вы заведующий…
Дмитрий Дмитриевич опустился на стул и обхватил голову руками. Обращением к Васильеву он временно истощил свои силы. О грузе ответственности, лежавшей на нем самом, он старался не думать. Добро бы убили какого-нибудь пропащего алкаша, но этого… "От армии он закосил надежно", - цинично подумал Николаев и болезненно усмехнулся. Васильев и Прятов недоуменно на него посмотрели и сразу сделали каменные лица: если начальство усмехается, то так тому и быть. Есть уважительные причины.
- Попрошу не покидать отделения, пока не прибудет следователь прокуратуры, - глухо уронил Дмитрий Дмитриевич. - Вас, молодой человек, это особенно касается. Я знаю, что вы дежурили - так вот не думайте сбежать.
Александр Павлович и не думал, хотя отчаянно хотел.
Обратно в отделение поднимались вместе с Васильевым. Тот все пытался доказать себе, что ситуация была под контролем.
- Ведь тихо же было? - спрашивал он тускло и безнадежно.
- Мертвая тишина, - твердил ему Прятов.
- И никто не перепился?
- Если и перепились, то по-тихому, - отвечал тот. - Без демаршей.
- По-тихому, - тоскливо повторил Васильев. - Но перепились. Надо убрать к чертовой матери этот ларек с аптечной водкой! - взорвался он. - Ночлежка, мать ее так, богадельня хренова! Насосутся говна, как насосы, и блаженствуют, нирвана у них!
Наверху несчастный заведующий обнаружил, что следователь уже прибыл и топчется возле его кабинета. Окровавленное тело Кумаронова уже увезли в судебно-медицинский морг, хотя до больничного было рукой подать, на него открывался приятный вид из окна - им многие любовались, особенно в пору цветения сирени. Но для вскрытия убиенных этот морг не годился.
Кабинет пришлось уступить. Следователь засел в нем и приготовился к допросу свидетелей; Васильев с откровенным раздражением переехал в ординаторскую и устроился там напротив Прятова. Два других врача были в отпуске, одна в декретном, а вторая просто так. Васильев и Прятов волокли на себе все отделение - и операции делали, и реабилитацией занимались. В сложных случаях звали поассистировать кого-нибудь с хирургии, заблаговременно оформив заместительство, совместительство и сверхурочные с ночными.
Следователь оказался угрюмым, небритым мужиком с низким лбом, короткими жесткими волосами, в прокуренном свитере, с тюремного вида папкой - никто не взялся бы растолковать внешнее сходство между папкой и тюрьмой, но оно было, грозное и тревожное. Дело, наверно, было в том, что больше при следователе ничего не было, лишь эта тощая папка, и все вокруг понимали, какое это страшное и разрушительное оружие. Протокольная рожа следователя очень быстро и органично вписалась в больничный орнамент.
Васильев чувствовал, что допросом в больнице нарушаются какие-то процедуры, однако помалкивал, потому что, будучи стреляным воробьем, понимал - чем больше ошибок насажает слуга закона, тем лучше может выйти для больницы и для Васильева лично. Он принял решения не оказывать гостю помощи сверх той, что потребует слуга закона. Никакой инициативы.
- Что можете показать по сути дела? - осведомился следователь. От него исходил сильный запах пельменей и чеснока.
- Будьте любезны уточнить, - доброжелательно молвил Васильев. - По сути какого дела и что именно показать?
- По-моему, я не загадками изъясняюсь, - тот говорил буднично, быстро, с нотками пресыщенного отвращения. - Я имею в виду убийство, которое совершили в подведомственном вам отделении. Статья сто пятая, часть…
Севастьян Алексеевич, не давая ему договорить, развел руками:
- Что же я могу показать? Меня и в больнице не было!
- И почему же?
- Потому что закончился рабочий день, и я ушел домой. По-моему, это не запрещено.
- В котором часу вы ушли?
- В четыре часа, - солгал Васильев, ибо ушел раньше. В этом не было криминала, так делали все, но официальный рабочий день продолжался до четырех. Опровергнуть Васильева была некому, в "Чеховке" давно не следили за временем прихода и ухода сотрудников. В былые времена, особенно в эпоху укрепления дисциплины, в вестибюле стоял специальный дежурный, назначенный главврачом, с хронометром. И все фиксировал, но это ничего не меняло. Дело кончилось тем, что начал опаздывать и сам человек с хронометром, а то и вовсе не приходил, ссылаясь на неисправность часов.
- Ваш рабочий день заканчивается в шестнадцать ноль-ноль?
- Именно так.
- И ровно в шестнадцать ноль-ноль вы ушли?
Васильеву сделалось не по себе. Каверза? Кто-то наплел иное? Очень, очень может быть. В этом гадючнике постоянно приходится ждать неприятностей.
- Ровно, - кивнул он, сглатывая слюну и ожидая скандала.
Но следователь старательно записал его слова, и никакой грозы не случилось.
- Кому вы передали дела?
- Дежурному врачу. Прятову Александру Павловичу.
- Прятов давно у вас работает?
- Нет. Он еще молодой доктор.
- Но доверять ему отделение считается в порядке вещей?
Это было в порядке вещей. Спокойно и уверенно Васильев ответил, что да, считается. Следователь никак не прокомментировал его показание и задал следующий вопрос:
- В чьем ведении находится девятнадцатая палата?
- Это палата Прятова.
- Больными занимается он и только он?
Васильев пожал плечами: