Из его груди вырвалось глухое рычание. Значит, он человек, отвратительный и беспомощный? Огражденный от королевства Чар? Он резко откинул голову назад, отбрасывая с лица длинные волосы. Что ж, Эобил, ты своего добилась. А теперь верни меня в прежнее состояние.
Но ответа не последовало. Адам не услышал ни звука, кроме бесконечных рыданий женщины, которым глухо вторило эхо в холодной каменной комнате.
– Эобил, ты меня слышишь? Я же сказал, я все понял. Преврати меня в того, кем я был раньше.
И снова никакого ответа. Адам знал, что королева все слышит, растягивая сети измерений прямо перед царством людей, и наблюдает за ним, наслаждаясь его положением.
«И... ждет, когда я выкажу повиновение», – мрачно подумал Адам.
На его щеках заходили желваки. Покорность не была, да и не могла быть, присущей ему чертой характера. И все же, если бы ему пришлось выбирать, покориться или быть человеком – ничтожным, беспомощным человеком, – он бы предпочел униженно кланяться королеве Эобил.
– Моя королева, вы были правы, а я ошибался. Вот видите, я сказал это.
Но в его устах эти слова звучали лживо.
– И я клянусь, что больше никогда не посмею вас ослушаться.
«По крайней мере, пока не буду уверен, что снова пользуюсь твоей благосклонностью», – добавил Адам про себя.
– Простите меня, моя справедливая королева.
Ну конечно, она простит. Она ведь всегда прощает.
– Я ваш покорный, преданный слуга, о великая королева.
«Не перегнул ли я палку?» – спросил он себя, когда тиши на затянулась слишком надолго. Он заметил, что стал нервно притоптывать ногой, прямо как человек. Адам раздраженно остановился. Ведь он не человек. Он совсем не похож на человека.
– Ты меня слышала? Я же извинился! – выкрикнул он.
Спустя еще какое-то время он вздохнул и, стиснув зубы, упал на колени. Адам Блэк презирал даже мысль о том, чтобы стать на колени перед кем бы то ни было, по какой бы то ни было причине, – этот факт был общеизвестен.
– Я высокопоставленный предводитель расы Истинных, – проговорил он на древнем, редко использовавшемся языке – спаситель Данаана, прошу у Ее Величества прощения и снисхождения.
Эти древние ритуальные слова в свойственной королевскому двору манере как нельзя лучше передавали его абсолютное почтение. И ритуал требовал, чтобы Эобил ответила. Но эта стерва молчала.
Адам вдруг остро почувствовал ход времени, хотя раньше никогда его не ощущал. И шло оно невыносимо медленно.
– Черт возьми, Эобил, прости меня! – прогремел он, поднимаясь на ноги. – Отдай мне мою силу! Сделай меня снова бессмертным!
И вновь никакого ответа. Время тянулось нестерпимо долго.
«Эобил просто хочет, чтобы я испытал это чувство, – убеждал он себя. – Она просто хочет меня проучить».
Теперь королева может появиться в любой момент. Она станет порицать его. Она подвергнет его жестокому наказанию за многочисленные проступки. Он кивнет, пообещает, что больше это никогда не повторится, и все будет окончено. Так было уже тысячу раз, когда он смел ослушаться или разозлить ее.
Но прошел час, а Эобил так и не сжалилась над ним. Еще через два часа ушла и Хло Зандерс, оставив Адама одного в тишине и пыли развалин. Теперь он уже почти скучал по ее причитаниям. Почти.
Тридцать шесть часов спустя Адам почувствовал голод, жажду и – почти непостижимое для него ощущение – усталость. Туата-Де не спали. А теперь его ум, обычно острый, как лезвие, и быстрый, словно молния, притупился и отключался без его согласия.
Это недопустимо! Будь он проклят, если хоть какая-то его частичка сделает хоть что-то без его согласия. Такого никогда не было и не будет. И его разум, и его тело обязаны подчиняться ему. Туата-Де всегда себя контролируют. Всегда.
Прежде чем погрузиться в глубокий сон, Адам успел по думать, что лучше бы с ним сотворили все что угодно: замуровали в пещере на пару сотен лет, превратили в скользкое трехглавое морское чудовище, заставили снова стать королевским шутом на пару столетий, – но только не это.
Что угодно, только не... такое... отвратительное... жалкое.. неконтролируемое... унизи...
ГЛАВА 1
Цинциннати , штат Огайо. Несколько месяцев спустя.
«Это лето, мое самое любимое время года, безнадежно испорчено», – твердила себе Габриель О'Каллаген.
Открыв машину, девушка забралась внутрь и сняла солнечные очки. Затем сбросила с себя пиджак, сняла туфли на шпильке и сделала несколько медленных, глубоких вдохов. Какое-то время она сидела, собираясь с мыслями, затем стащила заколку, стягивавшую волосы, и помассировала голову.
У нее начинался приступ головной боли. А руки все еще тряслись. Она чуть было не выдала себя Чару.
Габриель все еще не могла поверить, что повела себя так глупо, но, черт возьми, их было слишком много этим летом! Она не встречала Существ в Цинциннати уже несколько лет, а сейчас по какой-то необъяснимой причине их была уйма.
Поскольку Цинциннати считался чудесным местом для жительства, он был невероятно скучным. Не важно, по какой непостижимой причине Существа выбрали Три-стейт, но в начале июня они начали появляться там толпами, и с тех самых пор лето было испорчено.
А оттого, что она притворялась, будто не замечает их, легче ей не становилось. Их идеальные фигуры, золотисто-бархатную кожу, светящиеся глаза было трудно не заметить. Невероятно эффектные, мучительно привлекательные, источающие фантастическую силу, эти мужчины казались настоящим соблазном для девушек...
Габби резко помотала головой, отгоняя предательские мысли. Она все же выжила, и будь она проклята, если сейчас оступится и попадется на уловки такого эротичного – «экзотичного», – раздраженно поправила она себя – создания.