Этот подстаканник, кстати, – подарок тайной подруги командира. Между прочим, женщина просто шикарной внешности, как свидетельствовали знающие люди, нагловатая… Ну, как, например, истребитель! Именно поэтому подстаканник постоянно "жил" на корабле и жене "папа" его не показывал – так, на всякий случай. А вот кофе особого сорта, обязательно – в зернах, поставляла ему только жена. Это тоже все знали, и вот такое сочетание забавляло всех… кроме самого командира. Да и не знал он того, что всем-всем вокруг было давно известно… обычное, впрочем, на корабле дело.
"Итак, за наших жен и возлюбленных, господа офицеры! И чтобы они никогда между собой не встречались!" – припомнил ритуальный субботний английский офицерский тост Крутовский и довольно хмыкнул.
За Караевым шел вестовой и нес в руке большую тарелку с бутербродами, балансируя в такт легкой качке. Это означало, что командир сейчас займет свое кресло всерьез и надолго. Он уже облачался в овчинный длинношерстный тулуп – в нем было намного уютнее на бесконечной командирской вахте.
– Андрей Алексеевич! – обратился он к вахтенному офицеру, оглядываясь в иллюминаторы на море и обстановку, заглядывая в индикаторы кругового обзора РЛС, – ну, и где эта бл… (блондинка)?
– Пеленг 350, дистанция 12 кабельтовых – уверенно доложил капитан-лейтенант Крутовский, ни секунды не сомневаясь, что других этих самых, что на "б", тут просто быть не может.
– Так, вахтенный офицер, ложимся на курс… – перешел он на командный тон: – вперед средний! Сейчас мы эту братву разбудим!
Корабль стал сближаться с "Марьяттой". "Ну вот! Начались "кошки-мышки"! – оценил ситуацию Андрей Крутовский. "А ведь там, на "Машке"-то, всерьез думают, что "братва" – это как раз мы! Диалектика в жизни!" – опять хмыкнул он.
Глава 4. В морях ходят тоже живые люди…
"Люди делятся на живых, мертвых и тех, кто плавает по морям".
Анахарсис, античный философ.
(А Егоркин сказал бы проще: "древний грек").
Боевые смены стали меняться. Тихов понял, что теперь командира "с моста" не согнать, сошел с ходового сам, отобрал у замполита пачку журналов и газет-"толстушек" и пошел во флагманскую каюту на свое законное место – повышать свой политический и культурный уровень.
Из недр корабля, продираясь сквозь вахтенных на БИПе, в этот самый момент появился всклоченный капитан 2 ранга Николай Жильцов, командир группы радиоразведки, "гостившей" на борту по случаю выпавшего на долю "Бесшабашного" слежения.
Было заметно, что на его покрасневшей от праведного гнева физиономии "развернулся трактор". Проще говоря, простая заслуженная корабельная подушка, потерявшая в суровых походах часть своей перьевой начинки, оставила у него на лице неизгладимые сразу следы в виде глубоких морщин, причудливо перевитых между собой…
"В зеркало, он, видно, глянуть забыл!" – сочувственно отметил Караев, выспавшийся и источавший само добродушие, веру в добро и оптимизм.
– Нет, товарищ командир, представляешь, а? Только вернулся из капээса, только глаза сплющил, даже сон какой-то настраивать себе начал – бац, трясет меня за плечо кто-то. "Ну, все!" – думаю я сам себе: – "что-то началось!". Даже подпрыгнул на койке. А тут над ухом кто-то командует: – "Карасина, вставай по…ть!". Я прямо заревел от бешенства! "Это кто, говорю, карасина?". А тут какая-то фигура в комбезе – шасть в дверь, и с реактивным визгом куда-то унеслась, захлебываясь от собственного жеребячьего ржания! Нет, ну ты подумай – двенадцать лет офицером, из них чисто в море – лет пять – это минимум, только боевые, не считая мелких брызг! – прочувственно взрыднул разведчик, и злобным тоном продолжил – А меня по…ть поднимают, как карася-энурезника! Поймаю – убью! – хищно завершил свою тираду капитан 2 ранга и перевел дух. На этом запас воздуха в легких у него кончился полностью.
– Опознание всеобщее проводить будем? – вкрадчиво поинтересовался командир невинным тоном, маленькими глотками (горячий, гад!), поглощая свой кофе.
– Народ смешить? – безнадежно махнул рукой Жильцов.
Как щедрый и радушный хозяин, Караев крикнул вниз, в буфетную: – Вестовой! Еще кофе и бутерброды на ходовой!
Из буфетной донеслось веселое "Есть!" и тише, уже обреченное, другим голосом: "Ну, все – началось! Принеси то, сделай это! Хрен теперь задремлешь!".
– Но-но! Вы еще критикните отца-командира, зелень подкильная! Тоже мне, "Московский комсомолец", блин, нашелся! – немедленно отреагировал "Папа" львиным рыком.
Внизу наступила мертвая тишина. Только быстрее и яростнее зазвенела посуда в буфетной, где готовился ночной завтрак для офицеров второй боевой смены.
– Знаешь, тебя просто перепутали! – успокаивал разведчика командир. Когда-то они одновременно заканчивали одно и тоже училище, но разные факультеты, а теперь смутно (сколько лет прошло!), но все-таки припоминали друг друга.
– Ты спал в каюте комбатов, кто-то решил подшутить над приятелем, а там – ты! Он-то просто не знал! Значит, ты хорошо сохранился! Вот Тихова с его кудрявой, или, скорее, несколько обкудренной, лысиной никто бы будить не стал! Его-то знают, он побежал бы вслед за обидчиком с раздвижным упором и гнал бы паршивца до самого Берлина! А ты без погон и за лейтенанта сойдешь – утешающе посмеивался командир.
– Ну, спасибо, комплимент отсыпал – жаль, что жена не слышит! А то все старым дураком называет! – сказал Жильцов, которому не исполнилось еще и тридцати пяти.
– Да брось ты, не кокетничай, в первой части она явно ошибается!
– Да иди ты, юморист, блин! – огрызнулся разведчик.
В одной из кают левого борта шла отчаянная борьба за первенство в древнюю настольную игру. Давным-давно ее назвали на флоте, "коша". Наверное, от тюркского – "кош"-чёт. Еще ее звали "Шеш-беш" (шесть-пять), или нарды, а англичане называли трик-трак. Тоже, небось, с востока привезли! Они горазды были спереть все, что плохо лежит и не приколочено – по всему миру – и притащить на свой остров… даже – статуи, а тут…
Мичман Петрюк, давний друг-приятель Егоркина, сражался с Антоном Гузиковым, старшиной команды турбинистов. Соперничество было давним. Победы сменялись поражениями, двухзначный баскетбольный счет уверенно приближался к трехзначному, но разрыв, хоть ты тресни, был минимальным. И такая победа всем экипажем считалась случайной и неубедительной. Поэтому, сражение на доске этой древней игры возобновлялись при всяком удобном случае. Вот и сейчас из-за двери раздавался азартный дробный грохот брошенных костей, комментарии и восклицания болельщиков.
Егоркин покачал головой. Сам-то он был заядлым "козлятником" и в паре с боцманом Васильковым они не знали поражений. Однако сейчас Серега Васильков был в отпуске, а жаль! А не то показали бы они кое-кому, не называя имен и должностей… место под баком!
Палыч потопал в каюту Крутовского – надо было представить ему на подпись журналы. Четыре пятнадцать утра (или ночи? – задумался Палыч) – не самое лучшее время для сменившегося с вахты командира боевой части, но коварный мичман справедливо решил, что проверка документа сейчас будет поверхностной – это раз, утром, если удастся выкроить время для сна, "Бычок" уже не будет его разыскивать и будить, вспомнив о журнале, это – два. Упредив события из серии "обязательных", будешь располагать большим временем на свое усмотрение, это – три. Опыт службы, его и не купишь, да, кстати, и не пропьешь – тоже…
Крутовский, переоблачаясь после вахты, наскоро делал дежурно-поверхностную выволочку командиру группы за совокупность мелких провинностей. Егоркин тактично кашлянул – неудобно, когда при тебе называют офицера "шлангом", "балбесом" и "недоделкиным".
– Свободен! – наконец, скомандовал Андрей Суркову, и вздохнул горестно: – Вот помру я из-за вас, что делать-то будете?
– А вам что надо от моей пропащей души? – это уже – к Палычу.
– Да вот, товарищ капитан-лейтенант, по приказанию, журнал технических осмотров до ума довел, принес!
– Чегой-то я не припомню такого приказания – дурашливо удивился Крутовский, – Знаете, а я пока еще "эклером", в смысле – склерозом, не страдаю.
– Да как же!? – возмутился Палыч, – а вчера в базе? Крайний срок – пятница? Говорили? А? Так пятница уже как четыре часа назад наступила!!!
– В самом деле, с календарем не поспоришь! – вздохнул минер. Раз сам назначил – самому и смотреть всю эту муть, а ведь как не хочется! И он сладко потянулся, расправляя затекшие за вахту мышцы.
Андрей поплескался в умывальнике, разглядывая себя в зеркало, покорчил самому себе рожи. "Сойдет и так – побреюсь потом!" – решил он, оставшись довольным своим внешним видом – с небольшой натяжкой.
– Оба-на! – вдруг удивился Крутовский. – Александр Павлович, вы ничего не слышите?
– Точно! – сказал, еще не успевший уйти, "групман", – Картошкой жареной вроде бы потянуло!
– Голодной куме хлеб на уме! – хмыкнул минер с высоты своего возраста. Как-никак, а старше своего групмана на целых три года! Ну, ладно, хорошо – пусть на два с половиной, если быть честным!
– Точно-точно, Андрей Алексеевич, картошка! – заверил его старший лейтенант Валерий Сурков. И глаза сразу же загорелись охотничьим огнем. Он предложил вкрадчивым тоном: – Давайте сейчас быстренько накроем эту несанкционированную операцию!
Он еще помнил курсантские времена, когда тайно поджаренная в ночное время банальная картошка казалась деликатесным лакомством. Он проглотил предательски набежавшую ностальгически-сладкую слюну.