- Вот еще, буду я ноги лишний раз трудить, - вежливо ответила бабуля. - Разгреб снег, и ладно. Лучше объясни нашей девице, почему я ее элорийскому наречию не обучаю.
Студент не обиделся или просто виду не подал. Скинул в углу на лавку теплый зипун, варежки и, потирая руки, уселся за стол напротив меня. Помолчал, собираясь с мыслями, снял запотевшие в тепле очки.
- Знание этого языка дается только тем, кто хоть раз там побывал.
- Кем дается?
- Не знаю. Просто выходишь из портала и сразу начинаешь понимать чужую речь, будто в голову кто-то нужные слова вкладывает. А потом, даже когда покидаешь Элорию, это знание с тобой остается.
Надо ли уточнять, что мне сразу туда захотелось? Кто ж от такого подарочка откажется? Я-то точно не из таких. Хочу, хочу, хочу…
- Фрау Ягг, - повернулся студент к бабуле. - Может, отпустите со мной внучку на гуляние? Чего-то она бледненькая совсем. Силыч сказал, на площади скоморохи представление давать будут, да и на берегу сейчас весело. Пусть развлечется, а я за ней присмотрю.
Вот оглоед! Бледненькая я ему! Да с моей болезнью бабушка про притирки да замазки забыла. Вот рябые разводы сами собой и пропали. А то, что кожа у меня светлая, - так это порода у нас, яггов, такая. Как бы это на себя незаметно глянуть - в плошку с водой, а еще лучше - в блюдце волшебное? Спросить у Иравари - может, я собой дурна, может, и ни при чем были бабушкины ухищрения? Я засуетилась было, но притихла под тяжелым взглядом родственницы. Ой, не пустит…
- Отчего ж не погулять, коли дело молодое, - неожиданно решила бабуля. - А вечерком к нам приходи - будем твоему ректору ответ писать.
Зигфрид широко улыбнулся.
- Рано радуешься, - окоротила ведьма. - Я еще ничего не решила… Иди пока на дворе подожди. Лутоне приодеться надо.
- Я не буду этой гадостью мазаться, - опасливо пропищала я, указывая на котел, когда за студентом захлопнулась дверь. - Пахнет уж больно… Аж глазам больно, так оно пахнет!
- Вот сейчас как дам в лоб, - пригрозила мне ложкой бабушка. - Сразу начнешь прорицальные зелья от притирок отличать. Учишь ее, учишь… Бестолковка! Кыш с глаз моих, пока не передумала!
Я рысью кинулась к сундуку. Ёжкин кот! Это ж откуда у меня столько барахла насобиралось?
Погода радовала - мороз и солнце. Благодать! Зигфрид чинно топтался у крыльца. Вскинул голову, когда я вышла, уставился во все глаза и даже, кажется, дышать стал с перебоями - через раз. Не нравится? Подумаешь! Сам-то не принц заморский. Небось, всей деревней ему одежу справляли. И зипун, хоть теплый и добротный, но явно с чужого плеча - вон как на локтях-то затерся. Все равно обидно. Поэтому буркнула неприветливо:
- Рот закрой, горло застудишь.
- Ну просто Снегурочка! - отмер парень.
Уф! Значит, все-таки от моей красы ненаглядной ошалел. Я оглядела свою голубовато-белую шубку, поправила на затылке меховую шапочку и про себя помянула добрым словом Ляксея, который мне на эту красоту шкурок насобирал. Эх, жаль, простые катанки обуть пришлось - сапожки не в пример лучше смотрелись бы. Да только вот в такой мороз без пальцев на ногах остаться можно. Так что, как говорит наш староста под третью чарку, здоровье дороже. Я сразу повеселела.
Протиснувшись гуськом на укатанную общую дорогу, мы пошли рядом. Не сговариваясь, повернули направо - к реке. Барон бросал на меня косые взгляды и начинать непринужденную беседу не торопился.
- А она, говорят, совсем дурочка была… - начала я.
- Кто?
- Да Снегурка наша. Знаешь, на другом краю бирюк живет, то ли Роман, то ли Богдан - сейчас не упомню…
Зигфрид попытался поправить очки и покачал головой:
- Нет, не знаком.
- Ну так вот… - продолжила я. - Давно дело было, годков тридцать назад, как раз под конец освободительной войны. Ну, когда наш теперешний князь Стольный град брал, то есть освобождал из рук коварных узурпаторов…
Я села на любимого конька - страсть как люблю истории рассказывать. Зигфрид оказался слушателем благодарным: не перебивал, кивал в нужных местах, даже за локоток меня ухватил, чтоб ни словечка не упустить. А я разливалась соловьем:
- И к делу князюшка подошел с размахом - наемников нагнал видимо-невидимо. И северные варвары были со своими шаманами, и восточные колдуны, и… Да кого только не было! Даже дюжину боевых големов на штурм пустил.
Тут барон так стиснул мою руку, что я вскрикнула:
- Полегче, я-то не из глины!
- Прости, - смутился студент. - Я вашу новейшую историю плохо знаю. Как же ему удалось такое разношерстное войско собрать, да еще и под стены привести?
Вопрос был скользкий, углубляться в него не хотелось, поэтому я ответила кратко:
- Вещуны Трехликого порталы навели. Ты же знаешь, они мастера перемещений…
Зигфрид, видно, хотел еще что-то уточнить, да только я ему вопроса вставить не позволила, затарахтела, как глухарь на токовище:
- А дело было так. Возвращался в далекие жаркие страны докс Шамуил, чьи глиняные великаны сыграли решающую роль при штурме. Доксы считаются в народе людьми прижимистыми, чтоб не сказать - скаредными. Правда это или нет - судить не нам. Только Шамуил полностью народному мнению соответствовал. Он благополучно развеял своих кукол сразу после победы - их транспортировка обошлась бы дороже, получил с князя причитающуюся плату и не торопясь, пешочком, опять же в целях экономии, двинулся в родные края. Путь его проходил через Мохнатовку. На ночлег остановился он в халупке нашего то ли Романа, то ли Богдана. Не, вспомнила - Мирон того деда звать. А чтоб денежку не тратить - заплатил за постой кусочком пергамента.
- С формулой? - ахнул студент.
Я хихикнула:
- Ну да! Одним из тех, которыми он свое воинство оживлял. Докс рассудил, что колдовство слегка повыдохлось, ни на что большое силы его уже не хватит, а бирюку в хозяйстве - в самый раз. Ну дальше ты, наверное, догадался…
- Нет, нет! Требую продолжения истории.
- А дальше - как в сказке. Тогда Мирон еще не отшельничал, хозяйка у него была. Тоже, представь себе, баба скопидомная. Только дед за глину - помощника себе лепить, она в крик: "Ты чего добро переводишь! Лучше печь с того боку подмажь!" Дед в спор, она за ухват. Так до зимы и спорили. А потом Мирон плюнул и слепил девку из снега, оживил ее пергаментом, назвал Снегурочкой. И хорошо слепил - талант у деда оказался. Она у стариков во дворе жила, в избу-то ее боялись заводить, чтоб не растаяла. Красивая, говорят, была - сама беленькая, глазищи синие огромные и русая коса до самой земли. По деревне шла - мужики цепенели. Правда, говорить не могла, только мычала. Видно, дед что-то с заклинанием напортачил.
- Идеальная жена! - закатил студент свои бесстыжие глаза. - Прекрасна, как богиня, и молчалива, как мрамор. Весной она растаяла?
- По легенде, ее Мороз Иванович себе забрал, то ли внучкой, то ли еще кем… Только я думаю, точно растаяла.
- И на основании чего фройляйн делает такие выводы? - продолжал веселиться Зигфрид.
- Ну это же скаредная баба Мирона потом на колобка по сусекам скребла. Скорее всего, ему Снегурочкин пергамент по наследству и перешел.
- А неблагодарная ватрушка, не мешкая, сбежала от своих благодетелей. Эту сказку я записывал, - подвел итог студент. И в подтверждение своих слов пропищал тоненьким противным голосом: - Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел.
- Садитесь, фон Кляйнерманн, отлично, - поддержала я игру.
Вот так, дурачась и подначивая друг друга, мы и дошли до цели. На смородиновом крутояре не протолкнуться - гуляет народ. Корочун сегодня - самый короткий день в году. Большой праздник. Нарядные краснощекие девицы вышли себя показать, парни - на красавиц посмотреть, а кто постарше и посолиднее - развеяться, отдохнуть от целого года тревог и забот. Песни-пляски, снежки да салазки, прямо на середине реки расчистили мужики место под каток. Ходит-бродит с лотками промеж гуляющих торговый люд - кому прянички, кому конфеты-мармелады или печенье, а кому и чего покрепче да пожиже - на любой вкус товар сыщется, на любую мошну. И разносится над толпой веселая морозная песня:
Ах ты, зимушка-зима,
Ты холодная была.
Ты холодная была,
Все дорожки замела.
Э-эй да люли,
Все дорожки замела.
Все дорожки и пути,
Негде всаднику пройти.
Э-эй, да люли,
Негде всаднику пройти.
Зигфрид с кем-то здоровается, отвечает на поклоны, улыбается. Почти своим стал студент. Угол ему у себя Платон Силыч выделил, столоваться с домашними завсегда приглашает. Значит, барону в нашей деревне почет и уважение. А может, староста его женить надумал? А что? У Силыча три дочери на выданье. Не все ж им по вечерам под окнами прясть в ожидании суженого. И на меня деревенские внимание обращают. Только внимание неприветливое, настороженное. Ну да ничего, мы привычные… Однако бессмысленное хождение начало меня утомлять.
- Пошли хоть на ледянке скатимся, - дернула я студента за рукав.
- Твоей бабушке обещано было, что озорничать не позволю, - поморщился Зигфрид. - Слаба ты еще для таких подвигов.
- Ну, тогда хоть леденец на палочке купи… - заныла я.
Спутник только кивнул и ринулся в толпу лотошников. У кого-то характер от мороза, видно, портится. Ну чего ему стоило прокатиться по обледенелому желобу аж до другого берега, да с ветерком, с гиканьем, с посвистом молодецким? А то бродим тут на веселом празднестве, будто нам сто лет в обед. Бабуля, вишь, ему не велела! Тоже подлиза знатный. Носятся со мной, как с тухлым яйцом, уже которую седмицу.
- Ой, девки, глядите, как ведьмина внучка расфуфырилась, - донесся до меня визгливый злобный голосок. - Небось всю восень морду в щелоке держала.