Это кто у нас смелый такой? Ага! Лизавета - младшая дочка старосты. У самого берега, где начинается укатанный ледяной спуск, веселится компания молодежи. Парни и девки отвлеклись на минутку друг от друга и все уставились в мою сторону. Мелькнуло лицо бывшей подруженьки, слегка вытянутое от удивления. Мне показалось - сейчас Стеша подойдет поздороваться. Нет, отвернулась равнодушно, что-то шепнув стоящей рядом девице. Ну правильно, не ровня я ей. Не очень-то и хотелось! А вот Лизавету надо отбрить. А то меня живо эти курицы заклюют. Проходили, когда они еще цыплятами желторотыми по деревне бегали. Поэтому я вдохновенно заорала, перекрывая ровный гул толпы:
- Ты, квашня, на себя посмотри! Всю свеклу из клетушки на румянец извела? Так у тебя одна щека выше другой получилась! И за косу держись покрепче. А то, может, кто-то еще не знает, что она у тебя приплетная-а!
Вот так-то! Вишь, разозлилась как - так покраснела, что уже и не видно, чего у нее там выше. Правда, она завсегда больнее брехни колет.
Я дорожку размету,
Сама к всаднику пройду.
Э-эй да люли,
Сама к всаднику пройду.
Я гордо развернулась и… бамц! - получила в голову плотным снежком, аж в ушах зазвенело.
- Ой, люди добрые, Федор-то чернавку осчастливил! - захлебываясь, визжала Лизавета.
Вот ведь как полезно кавалера под рукой иметь. А мой где-то петушков липких выбирает. Федька - потный и раскрасневшийся кузнецов подмастерье - уже споро лепил другие снаряды. Ах, значит, так? Мало я тебя в детстве колотила! Время-то идет, а ума у некоторых не прибавляется. Я зарылась по локти в ближайший сугроб. Силы, конечно, не равны, да только я быстрее. Р-р-раз! - и огромный ком снега залепил лицо противнику. Федька только отряхнулся по-собачьи. В следующую минуту я согнулась под градом холодных колобков. Приятели Федора - Мишка и Гришка - поспешили на помощь недорослю. И я стала отбиваться. Остальные радостно скалились нежданному развлечению, улюлюкали, кричали, но в баталии принять участия не стремились. По уму, мне следовало отступать - бежать домой или искать Зигфрида, чтоб спрятаться за его широкую спину. Да только овладел мною какой-то злой кураж - я носилась подобно грозовой туче, мои наскоро слепленные снежки разили без промаха. Вот уже схватился за глаз Мишка, Федор стал явно прихрамывать. Я уворачивалась от атак, используя любую неровность, любой снежный занос или куст, неожиданно переходя в контрнаступление. И лилась, лилась разудалая песня:
Ах ты, всадник молодой,
Ты возьми меня с собой.
Э-эй да люли,
Ты возьми меня с собой.
Ты возьми меня с собой
Молодой своей женой.
Э-эй да люли,
Молодой своей женой.
А сердце бьется часто-часто, горят щеки, покалывает морозцем руки - варежки потеряны в пылу борьбы. И Гришка, видимо уже порядком потрепанный, куда-то подевался. Скоро будет пора праздновать победу да песни величальные самой себе петь.
Ага! Разбежалась! Дальше все происходило одновременно - подвернулась нога, со спины на меня накинулся неожиданно появившийся Гришка, схватил за руки Федор. И мы орущей куча-мала кубарем скатились с крутояра. Пока я отплевывалась и отвешивала затрещины, стали подтягиваться зрители - вся честная компания. "А бережок-то нас от гуляющего люда очень удачно прикрыл, - почти равнодушно подумалось мне. - Теперь уж и студент не отыщет, и никто из взрослых не заступится, если что…" Меня за шкирку вытащили из снега, поставили на ноги. Двое парней держали за локти, пока походкой королевишны к нам приближалась Лизавета.
- Ну что, чернушка, получила на орехи? Будешь теперь знать, на кого тявкать.
Я только подбородок вздернула.
- Думаешь, меха нацепила и чудо как хороша сделалась? Или в зеркало никогда не глядела? Так я тебе покажу, а то так в неведении и помрешь. - Редкие мелкие зубы ощерились в недоброй ухмылке.
Порывшись в богатой поясной сумице, Лизавета вытащила круглое зеркальце.
- На, любуйся! - И сунула вещицу мне под нос.
Я зажмурилась. Нельзя, нельзя мне туда смотреть… Бабушка узнает, заругается. Чьи-то злые руки дергают за волосы.
- Смотри! А не то косу тебе отрежу. Федор, ножик дай.
- Может, ну ее… - бубнит Федор. - Может, хватит?
- Это я решать буду, когда хватит.
Лизавета непреклонна. Вот же повезет подмастерью с женой - попадет под каблук, пикнуть не успеет. А стальное лезвие уже холодит затылок. Еще чуть-чуть и прощай моя гордость - толстая девичья коса.
Эх, пропадать, так с музыкой. Я широко раскрыла глаза, успев увидеть в зеркальце свою перемазанную физиономию с синяком на скуле. А потом гладкая полированная поверхность пошла трещинками и, мелодично тренькнув, разлетелась на тысячу мелких осколков.
- Ведьма! - ахнул кто-то испуганно.
И я почувствовала, как в волосы вгрызается закаленная сталь Федькиного ножа. Из моего горла вырвался низкий нечеловеческий вой.
А потом пришла пустота - страшная и звенящая. И будто четыре тугих каната обхватывают меня за пояс, вздергивают над землей, и я взлетаю над головами мучителей, широко раскинув руки. И с севера в мои рукава проскальзывают шаловливые струйки Бора, и с юга веет жарким ароматом раскаленной земли, восточный ветер и западный тоже приходят, потому что кружит меня, будто оказалась я внутри огромного воздушного водоворота. И с любопытством гляжу я сверху на разбегающихся людей, на сорванные ураганом крыши, на группу закутанных в черные плащи всадников, несущихся ко мне прямо по блестящему речному льду. А вон и Зигфрид, простоволосый, без шапки, пытается пробраться поближе, преодолевая порывы ветра. Падает, поднимается, опять падает, на четвереньках пытается ползти вперед. Снежный вихрь на минуту скрывает от меня фигуру барона, а когда снег опадает, я вижу, что Зигфрид лежит неподвижно.
- Нет! - кричу я и камнем падаю вниз.
Поздно вечером я, уставшая и зареванная, тихонько сидела дома на лавке, сжимая в руках кружку с мятным взваром. А бабушка бушевала. Такой я Ягу никогда не видела. Прихрамывая, она носилась из угла в угол, увязывала мне в дорогу какое-то барахло и бухтела, бухтела:
- Вишь, кавалерию они прислали… Стихийников у них тут отродясь не было… И не будет, с таким отношением!
Я шмыгнула носом.
- Не реви, - подлетела Яга. - Это еще не сила, а так - предвестники. Хорошо еще, не погиб никто. А за хозяйства разоренные я расплачусь, не сомневайся. Про что тебе вещун там нашептывал?
Я вспомнила черные плащи, серебряные маски, выглядывающие из-под капюшонов…
- Говорил, чтоб теперь не боялась, что учить будут.
- Ага! Эти научат…
В горницу без стука ввалился Зигфрид, серьезный и собранный, с огромным заплечным мешком.
- Фрау Ягг, нам пора.
- Бабуль, а нам обязательно вот так, на ночь глядя, убегать? - вдруг испугалась я.
- Иначе никак. С утра придут эти… - Тут ведьма употребила слово, что даже у студента уши покраснели.
Родственница, как всегда, права. К "этим" в лапы попадать очень не рекомендуется. Недобрые мутные слухи ходят про вещунов. Некоторые говорят, что и не люди они вовсе…
- Лутоня. - Бабушка повесила мне на шею янтариновый шарик на цепочке. - Будут там спрашивать, "по какому праву вы, донья Лутеция, вступили под сень…", ты им сразу кулончик под нос. У тебя прав-то поболе, чем у других, будет.
- Хорошо. - Я спрятала подвеску в вырез мужской рубахи.
- Теперь ты, - повернулась ведьма к студенту. - Бери то, за чем приходил, - передашь наставнику.
И сунула студенту ворох пергаментных клочков. Зигфрид ошалело стал распихивать добычу по карманам.
- А на словах обскажи, - Яга на мгновение задумалась, - что октавы у него проваливаются, пусть инструмент лучше настраивает. Ну все, присядем на дорожку…
Мы помолчали. Хороший обычай, правильный. Как раз, чтоб вспомнить, ничего ли не забыто впопыхах. Ёжкин кот! Я ринулась к запечному тайнику и одним движением сгребла в мешок всю захоронку. Бабушка посмотрела на меня строго, потом подошла и сухо поцеловала в щеку. У меня сердце сжалось от скорой разлуки. Еще пара минут, и коренастая лошадка, терпеливо дожидающаяся у забора, унесет меня от всего привычного и родного. Втроем мы вышли на крыльцо. Засада! На улице нас поджидали закутанные в плащи фигуры. Первой сориентировалась Яга:
- Через изнанку пойдете. Быстро!
- Куда? - уточнил студент.
- В баню, - шепнула я, подталкивая его в нужном направлении.
Мы бросились к пристройке, я рванула на себя заледеневшую дверь, развернулась.
- Спиной вперед входи, - успела скомандовать, прежде чем ухнуть во влажное изнаночное нутро.
- Интересно девки пляшут, - пробормотал Зигфрид, осматриваясь.
А чего тут смотреть? Пыль и запустение. Как и положено. Вон только стайка мелких юрких банщиков спряталась за расколотой шайкой. Торопиться надо. Изнанка - тварь хитрая, все силы выжрет, если надолго задержимся. Хорошо еще, дорогу помню. Из лесу - на тракт, а там уж как повезет.
Послышался скрип. Барон дернулся.
- Не бойся, - взяла я его за руку. - Это в яви кто-то за нами увязался, небось вещуны обыск затеяли.
- Куда дальше?
- Ты лучше глаза закрой, а то с непривычки…
Зигфрид доверчиво зажмурился, и я его повела - сквозь стену по дорожке, вымощенной желтым кирпичом. Когда мы наконец очутились в лесу, уже занималась заря. Заря моей новой жизни.