- За прошедшие пять лет около сотни наших коллег пытались добраться до вас, - сказала она, - но никому из них это не удалось. А ведь некоторые из них были гораздо… более известными журналистами, чем мы.
- И теперь вы задаетесь вопросом, почему я выбрал именно вас, - произнес Барков и улыбнулся. - Предположим, потому, что я вам доверяю. А может, вы мне просто понравились.
- Но ведь вы раньше не были с нами знакомы.
Барков снова улыбнулся. Бросив взгляд на Висслера, он сказал:
- Это еще не означает, что я о вас ничего не знаю, ведь так?
Штефан не удержался и, повернувшись к Висслеру, посмотрел на него. Лицо австрийца оставалось невозмутимым, хотя он не мог не заметить, что Барков повторил его собственные слова - слово в слово. По всей видимости, электрическое освещение было не единственным техническим достижением цивилизации, пробившим себе путь в это захолустье.
- Боюсь, что ваша реплика - не ответ на мой вопрос, - не унималась Ребекка.
Штефан ошеломленно посмотрел на нее. Это еще что такое? Она что, забыла все, чему ее учили в школе журналистов и чему она сама научилась за более чем десять лет работы?
- А может, я действительно вам доверяю? - Барков говорил довольно спокойно. - Я не имею в виду конкретно вас. Вы были правы: я действительно совершенно с вами незнаком. Ни с вами, ни с вашим супругом. Ваш приезд сюда свидетельствует, возможно, о вашем мужестве. А может, он свидетельствует лишь о вашей глупости. То, что я выбрал именно вас, а не ваших знаменитых коллег, объясняется двумя причинами. Во-первых, то, что я вам расскажу, сделает вас знаменитыми. Может быть, вы даже - как это сказать по-немецки? - урвете изрядный куш. Хотя, возможно, вас ждут одни лишь неприятности.
Штефан бросил на Ребекку изумленный взгляд, однако она не обратила на него никакого внимания. И ее жар, и ее нервозность словно улетучились, и сейчас она была здоровым человеком на все сто и репортером - на все двести. Когда-то давно она всегда была такой, но в последние годы Штефан лишь изредка видел ее в таком - полностью боеспособном - состоянии.
- Кроме того, мне нужны такие люди, как вы, - продолжал Барков. - Материалы, которые я вам передам, станут сенсацией. Вполне возможно, что на вас будут оказывать давление. Вам будут угрожать. - Увидев, что Ребекка намеревается что-то сказать, он остановил ее жестом. - Избавьте меня от всех этих разглагольствований по поводу пресловутой свободы слова в западной прессе. На Западе этой свободы немногим больше, чем на Востоке, даже если вы и не хотите этого признавать. Вашим знаменитым коллегам есть что терять, а потому они вряд ли пойдут на такой большой риск. Возможно, и вы тоже.
- А какая вторая причина? - спросил Штефан.
В этот момент открылась дверь и в комнату вошел военный. Он положил на стол перед Барковым потертую коричневую папку. Майор подождал, пока военный снова займет свое место у двери, и затем ответил:
- Время.
- Время?
- Мне пришлось быстро принимать решение, - сказал Барков. - Выбор из-за недостатка времени был невелик. Не обижайтесь на мои слова.
Он пододвинул левой рукой лежавшую на столе папку к середине стола, но, увидев, что Штефан потянулся к ней, тут же положил на нее руку.
- Что это? - спросила Ребекка.
- Доказательства, - ответил Барков. - Фотографии, магнитофонные записи, копии официальных бумаг - в общем, все, что нужно для осуществления того, о чем я вам сказал. Возможность урвать изрядный куш. Или ваш смертный приговор.
Штефан смотрел на папку как зачарованный. У него не было ни малейшего представления, что могло находиться в этой папке. Он никак не мог поверить в то, что все происходящее - правда. Для него было очевидным и не вызывало никаких сомнений лишь одно - это явно отличалось от того, с чем они предполагали здесь столкнуться. Барков согласился дать это интервью вовсе не из-за собственного тщеславия или приступа мании величия - он позволил им явиться сюда потому, что они могли кое-что сделать для него. Осознание этого факта невольно заставило Штефана переосмыслить ситуацию. Многое становилось понятным.
- Скажите мне, госпожа Мевес, - продолжил Барков, повернувшись к Ребекке, - кем вы меня считаете - преступником, наемником или просто сумасшедшим?
Ребекка, почувствовав себя неуютно, заерзала на стуле, протянула руку к сигаретной пачке, но, так и не коснувшись ее, убрала руку.
- Ну, в общем-то…
- Правда заключается в том, - спокойно продолжил Барков, - что я - и в самом деле наемник. А по вашим законам - еще, конечно же, и преступник. А еще я, вероятно, и сумасшедший, потому что продолжаю во что-то верить даже в наше время.
- И во что же вы верите? - спросила Ребекка.
Барков ответил не сразу. Он откинулся на спинку стула, насколько это было возможно, однако все еще держал свою руку на папке.
- Не думаю, что вы сможете это понять, - сказал он. - Мы с вами принадлежим к разным мирам, госпожа Мевес.
- Не такие уж они и разные, - начала было Ребекка, но Барков тут же решительно покачал головой.
- Я говорю не о Востоке и Западе, - резко прервал он. - Я, девочка моя, солдат. Неплохой солдат. Я происхожу из семьи военнослужащих. В нашем роду все были военными: отец, мать, другие мои родственники, моя любимая женщина… - Он улыбнулся, но это длилось не более чем долю секунды. - Вы сейчас наверняка думаете, что мои слова звучат напыщенно. Романтика жизни у костра, нелепые мужские фантазии… Исходя из вашего мировоззрения, вы, возможно, и правы. Но это - все, что было дано нам в жизни.
- Нам?
Барков движением головы указал на человека, стоявшего у двери.
- Мне и моим людям. Мы служили в Советской армии, но были при этом не просто военнослужащими. Мы, все до единого, твердо верили в то, чему служили. Любой из нас отдал бы жизнь за свою Родину, за то, во что мы верили.
- А теперь все не так?
- Сами идеи еще существуют. А вот страна… - Он пожал плечами. - Советского Союза больше нет. А то, что пришло ему на смену…
Барков замолчал.
- Именно поэтому вы дезертировали? - спросила Ребекка.
Прямота ее вопроса испугала Штефана. Но Барков лишь улыбнулся.
- А я вовсе не дезертировал, - сказал он.
- Не дезертировали? - Ребекка недоуменно вскинула голову. - Однако официальная версия - именно такая.
- Да, именно такая, - подтвердил Барков. - Но это - официальная версия.
- Что это значит? - спросил Штефан.
Барков пренебрежительно фыркнул:
- Неужели мне нужно разъяснять это вам? Вы ведь наверняка видели в сто раз больше, чем я, американских фильмов про спецагентов: "Если с вами что-то случится или вас схватят, нам придется отрицать, что вы имели к нам какое-то отношение".
Несколько секунд стояла полная тишина. Даже ветер, казалось, на мгновение перестал завывать. У Штефана вдруг появилось ощущение нереальности происходящего. Висслер побледнел, а Ребекка широко открытыми от изумления глазами смотрела на Баркова.
- Вы… хотите сказать, что все еще работаете на русских? - пролепетала она.
- Я хочу сказать, что я - не дезертир, - ответил Барков.
Он не только уклонился от прямого ответа на заданный вопрос - его слова можно было истолковать как угодно.
- А почему? - спросил Штефан. - Я имею в виду, зачем вам это нужно? Российское правительство официально от вас отмежевалось. Вас с позором уволили из Советской армии. Вас и ваших людей считают военными преступниками.
- За мою голову даже установили награду, - невозмутимо заявил Барков. - Конечно же, неофициально, но при этом не в такой степени неофициально, чтобы не могла просочиться информация о том, кто именно пообещал эту награду.
- Но… почему? - озадаченно спросил Штефан.
Барков впился в него взглядом. Тут в разговор вмешался Висслер, он говорил так тихо, что едва можно было разобрать слова.
- Потому что всегда есть проблемы, которые невозможно уладить официальным путем, ведь так? И есть люди, занимающиеся делами, о которые большие начальники просто не хотят марать руки.
- В это… трудно поверить, - нерешительно сказал Ребекка.
Барков пристально посмотрел на нее:
- У вас, на Западе, тоже есть такие люди.
- Возможно, - согласилась Ребекка. - Но их немного. Несколько фанатиков, достаточно чокнутых для того, чтобы пожертвовать собой ради каких-то нелепых идей, но…
- Бекки! - резко прервал ее Штефан.
- Вы ошибаетесь, моя милая, - Барков открыл замочек папки и засунул в нее руку, растопырив пальцы. - Я могу подтвердить все свои слова. Все, что для этого нужно, находится здесь, в этой папке. Кроме того, вы ошибаетесь еще кое в чем. У ваших больших друзей, американцев, тоже есть подразделения, аналогичные моему. И в них тоже есть люди, готовые пожертвовать собой во имя того, во что они верят.
- Я вовсе не хотела вас обидеть, - сказала Ребекка, - но…
- А вы меня и не обидели, - перебил ее Барков. - Такие подразделения существуют - могу поклясться, что это так. Я сталкивался не с одним из них.
- Тем не менее, - возразила Ребекка, - эти люди не настолько чокнутые, чтобы заявлять, что они - дезертиры. Они оказались бы тогда вне закона, причем в любой части мира.
- Да, - произнес Барков по-русски.
Это было первое русское слово, произнесенное им в ходе разговора, и Штефан с легким удивлением заметил, что голос Баркова при этом - пусть даже он произнес лишь одно короткое слово - звучал совершенно иначе. Когда Барков снова начал говорить по-немецки - это показалось даже немного забавным.