Струя воды ударила Селлвуду в грудь с такой силой, что он закричал от боли, отскочил от шланга и замахал на Вальтера кулаком, требуя, чтобы тот немедленно уменьшил подачу воды.
- Шланг лопнет, черт возьми! - заорал он, когда Вальтер в ответ на его требование засмеялся. - Если лопнет шланг, я тебя пристрелю! Ведь другого шланга нет!
Вальтер бросился к реостату и снизил подачу тока на помпу. Вода из шланга потекла спокойной струей.
- Что дальше, мистер Селлвуд? - спросил Холланд, подставляя под струю ладони. - Мы можем теперь помыться, сбросить одежду и явиться в зиккурат в трусах?
- Нет, - ответил Селлвуд. - Мы должны теперь завалить вход в штольню. Иначе штольня станет прибежищем шакалов и насекомых. Хотя главный наш враг - не они, а радиация. Конечно, конечно, - махнул он рукой в сторону Глебова, собиравшегося возразить ему, - мы оставим лаз и не только для того, чтобы через него смогли выйти Омар и его сын. Кстати, как зовут оставшегося сына? - спросил он у Глебова.
- Саид.
- Хорошо, Саид. Тот - Ахмад, а этот - Саид. Так вот, мы оставим лаз не только для них, - продолжал Селлвуд. - Лаз понадобится для Вальтера, когда придет время дозаправить электростанцию горючим. Надеюсь, вы понимаете, что она останется по ту сторону завала, чтобы не отравлять воздух штольни выхлопными газами. Теперь о воздухе: когда мы завалим вход в штольню, никто не сможет сказать, на какое время хватит нам находящегося в ней воздуха и насколько он окажется чистым. Когда начнем задыхаться, разрушим завал: авось к тому времени радиационная обстановка улучшится…
Лаз же сделаем так: вырежем автогеном донья у одной из пустых железных бочек. Она-то и будет лазом в завале, который легко будет законопатить. Обложили камнями водопроводный шланг на участке предполагаемого завала, чтоб его не раздавило, притащили автогенный аппарат, вкатили пустую бочку из-под горючего.
- Подождите! - остановил Холланд Вальтера, когда тот подошел к бочке с зажженной горелкой. - Я вспомнил один случай, когда вот так же надо было вырезать автогеном дно в бочке из-под горючего. На стенках бочки осталось горючее. От нагрева в бочке образовались пары, которые взорвались и разнесли бочку. Автогенщик погиб.
- Спасибо, Джеймс, - похвалил Холланда Селлвуд. - Что ты предлагаешь?
- Надо насыпать в бочку песка, потом смочить его водой.
Предосторожность оказалась своевременной: стенки бочки были в мазуте. Очистили их с помощью все того же песка, положили бочку у входа и обрушили потолок, повалив подпорки. Завал оказался больше, чем ожидали. Пришлось раскапывать подход к лазу, то есть к бочке, не только изнутри, но и снаружи.
Вальтер перенес в штольню пусковой пульт электростанции, удлинив провода, соединявшие его со стартером. Подсоединил к этому же пульту включение водяной помпы на скважине.
- Кажется, все, - сказал он, вытирая подолом рубахи пот с лица. - Надо снова все опробовать.
- Давай, - разрешил Селлвуд.
Вальтер запустил электростанцию, затем включил помпу. Вода пошла не сразу, все пережили момент затаенной паники, а когда она пошла, бросились к струе и стали прыгать перед ней, дурачась, как дети. Но сил было мало, все быстро выдохлись. Да и Селлвуд приказал остановиться.
Все разделись. Одежду выбросили из штольни. Стали тщательно мыться под струей, не жалея воды, благо, что она вся тут же уходила в песок, не образуя лужи. Выжали трусы, причесались и, прихватив с собой фонари и противогазы, направились в глубь штольни, к зиккурату.
Мысль о том, что исполнен долг, не радовала и не согревала: возможно, что ценою их жизней куплена лишь временная безопасность укрывшихся в камерах зиккурата. Никто не будет спасен, лишь продолжительнее станет агония. Значит, ничего не добыто для жизни, труд был напрасен, и долг не исполнен. Хотя они старались. И совесть их должна быть спокойна. Но жизнь, черт возьми, все же следует отдавать за жизнь…
- Теперь - ожидание, - сказал шедший рядом с Клинцовым Селлвуд.
- Ожидание чего?
Селлвуд взглянул на Клинцова и не ответил.
Селлвуд, конечно, стар. Дряблокожий, сутулый, костлявый, как корова в бескормицу, давно облысевший, в старческих пигментных пятнах. Идет босиком, потому что вместе с одеждой выбросил и ботинки, припадает на обе ноги: черепки и песок колют ему ступни. В одной руке держит электрический фонарик, в другой - противогаз и пистолет.
- Зачем ты оставил пистолет, Майкл? Надо было выбросить, - сказал Клинцов.
- Пригодится, - коротко ответил Селлвуд. - Потому что самое трудное - впереди: нет философии выживания.
- О чем ты, Майкл?
Теперь нашей философией должно стать ожидание. Ожидание в атмосфере дружелюбия, взаимопомощи и надежды. Никто не должен падать духом и искать смерти для себя и для ближнего. Ты согласен?
Разумеется, Майкл, - ответил Клинцов.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Это была идея Клинцова: пробиться к нижней ступени зиккурата не с вершины холма, не через многометровую толщу земли и кирпичами, а сбоку, проложив к нему в мягком теле Золотого холма штольню. Работы по прокладке штольни длились более трех месяцев. День, когда штольня подошла к стене башни, был для всех большим праздником. Селлвуд тогда сказал, хлопая ладонью по кирпичам обнажившейся стены нижней башни зиккурата:
- Если за этой стеной что-то есть, Степан, ты станешь одним из славнейших археологов мира.
- А ты? Разве мы не вместе? - смеялся радостно Клинцов. - Ведь мы вместе, Майкл! Ты тоже станешь одним из славнейших археологов мира!
- Если за этой стеной что-нибудь есть. Давай пробьем ее, - предложил Селлвуд. - Это не так уж сложно: толщина стены - не более двух с половиной метров. И мы уже сегодня узнаем, что там.
- Нет, Майкл, - возразил Клинцов. - Ведь мы договорились, что войдем в башню через дверь, а не через пролом, что мы не будем разрушать то, что и без нас разрушено людьми или временем.
- Конечно, договорились. Но я сгораю от нетерпения!
- А я-то думаю: почему здесь так жарко? Оказывается, ты горишь, Майкл!
- Вдоль стены мы можем двигаться еще месяц или два, так и не обнаружив никакой двери: ведь тут сплошной обрушившийся кирпич.
- Селлвуд ошибся. Штольня подвела их к входу в башню уже через неделю. Раскопав вход, они оказались в глухой тесной камере, из которой никуда больше нельзя было попасть. Камера к тому же оказалась абсолютно пустой, если не считать горки истлевших собачьих костей в дальнем правом углу.
Это конура, - сказал Селлвуд. - Вот так открытие - нашли собачью конуру! Нет, я больше не могу ждать, Степан! Давай пробьем стену! Я требую!
- Майкл, - попытался успокоить его Клинцов. - Если это конура, как ты говоришь, то ведь она должна быть рядом с чем-то таким, что следовало охранять. Значит, рядом настоящий вход! В двух-трех метрах, не больше…
- Не верю. Я сейчас или разорвусь от нетерпения, или прошибу стену головой!
- Тогда уйди! - приказал ему Клинцов. - Немедленно уйди! Поброди по пустыне и успокойся. Я позову тебя, когда мы доберемся до настоящего входа.
До настоящего входа в башню они добрались через два дня. Это случилось три недели назад. Все эти три недели они обследовали обширный лабиринт камер и переходов нижней башни зиккурата, не найдя в нем пока ничего такого, что привлекло бы их внимание. Хотя уже само открытие лабиринта было значительным событием, которому больше всех радовался Сенфорд, архитектор.
Лабиринт привел их к жертвеннику - большому плоскому камню, поставленному у колодца. Помещение, в котором были жертвенник и колодец, оказалось самым большим из всех, которые удалось обнаружить. На дне колодца, вырытого в центре пола, лежали крупные неотесанные камни. В щелях между камнями была пережженная земля.
Повар Омар превратил жертвенник в разделочный стол. На него же он поставил примус, на который водрузил большую кастрюлю. Примус шипел. Из кастрюли распространялся запах макарон. Кухарить Омару помогал его сын Саид.
Селлвуд, Клинцов и Глебов - последний в качестве переводчика - пришли к Омару чтобы сообщить ему о пропавшем Ахмаде.
- Старик, ты должен выслушать нас спокойно, - сказал Омару Селлвуд. Глебов перевел: "Омар, слушай нас и отвечай нам спокойно: от этого разговора с мистером Селлвудом зависит судьба твоего сына Ахмада".
- Почему у вас получилась такая длинная фраза? - спросил у Глебова Селлвуд. - К тому же вы произнесли, я явственно это слышал, имя Ахмад, которого я еще не произносил.
- Вам показалось, - ответил Глебов без тени смущения.
- Ну, хорошо, - поморщился Селлвуд. - Все же переводите сказанное мной без извращений. Итак, я продолжаю. Переводите: ваш сын и вы нарушили мой приказ, следствием чего явилось то, в чем мы неповинны.
Глебов перевел: "Ваш сын убежал в пустыню, когда мистер Селлвуд узнал его. Мы искали его целый час, но не нашли".
- Все перевели? - спросил Селлвуд.
- Да, - ответил Глебов.
- Тогда продолжайте: ваш сын Ахмад, боясь быть разоблаченным в своем проступке, скрылся в пустыне. Мы его долго искали, обещая ему наше прощение, но он не откликнулся. Долго находиться в пустыне - опасно для жизни. Поскольку проступок сына является одновременно и вашим проступком, старик, вы сами теперь попытайтесь спасти сына. Вы отправитесь в пустыню искать его.
"Ахмад, наверное, боится нас, - перевел Омару Глебов. - Вы сами должны найти его и привести сюда: долго оставаться в пустыне - смертельно опасно".
- Мистер Селлвуд не станет его наказывать? - спросил Омар.
- Нет, - ответил Глебов.
- О чем он спрашивает? - поинтересовался Селлвуд.
- Можно ли немедленно отправиться на поиск.