А ему, Доменико, так хотелось взять их в руки. И хотя бы мельком посмотреть в них. Нет, теперь он их никогда не увидит. И те слова Ноланца - "У тебя, парень, будут мои бумаги" - ему, скорее всего, померещились. Он, наверное бы, так и считал не будь весьма красноречивых в своем молчании намеков обвиняемого. Даже сегодня, в последний день суда, Ноланец, дважды посмотрев на Тополино, переводил глаза на свои записи. Он явно показывал на них. А они лежали под ладонью кардинала… Теперь эти бумаги Беллармино - перед носом нотария - опять обвязывает лентой. Причем туго, изо всех сил. Как будто стягивает узлом горло врага.
- Паскуале! - зовет он. - Подойди!.. Возьми это… В них, в этих бумагах, жуткая ересь. Завтра ты лично бросишь их к безбожнику в костер…
- Есть, Ваше Высокопреосвященство!
Строго буравя канцелярщика, кардинал добавил:
- Я тебе доверяю, Паскуале. Ты преданный и честный христианин. Я это ценю… Поэтому требую, чтобы ни один листик отсюда не пропал. Ни одна живая душа к ним не должна прикоснуться.
- Есть Ваше Высокопреосвященство! - выпучив глаза, прохрипел растроганный канцелярщик.
- Последним их читателем должен стать огонь… На, возьми!
Паскуале перекрестился…
Теперь попробуй забери их у горбуна? Умрет - не отдаст. Нет, завладеть ими сегодня не удастся. А завтра будет поздно… И все-таки одна, но слабая надежда оставалась. Во время казни. Прямо из огня. Без помощника, однако, не обойтись. И такой помощник есть. Лишь бы он согласился.
"Если, - думал Тополино, - мне ничего не показалось и в "сучьей комнате" он слышал, что слышал - значит Джузеппе откликнется. Надо говорить с ним".
Тополино оббегал всю тюрьму. Облазил все здание суда. Все было напрасно. Дознавателя он так и не нашел. Джузеппе провалился словно сквозь землю. Правда, один из стражников, охранявших осужденных на смерть, сказал, что Джузеппе, сопроводив Ноланца в камеру, ушел пить. За дознавателем водилась слабость к возлияниям. И обильным. Пьяным, правда, никто и никогда его не видел. Зато все знали - что он пьет, сколько и где?
- Если он тебе так нужен, беги в таверну "Морская качка", - посоветовал стражник. - Он там загружает свой трюм.
Тополино бросился к выходу. У самых ворот его остановили. Срочно требовал к себе епископ Вазари. Пришлось возвращаться.
8
- За стол! - завидев нотария властно крикнул прокуратор. - Его Святейшеству сию минуту из сегодняшнего допроса следует выписать несколько ответов Ноланца.
Тополино вмиг понял в чем дело. Понтифику потребовались ответы осужденного на вопросы, поставленные им. Естественно, задавали вопросы судьи, а предлагал их сам папа. Такое в практике нотария случалось много раз.
- Готов? - спросил Вазари и, посмотрев на него, добавил:
- Отлично! Пиши! Я буду диктовать.
"Был спрошен:
Преподавал ли, признавал и обсуждал ли публично или частным образом в своих чтениях положения, противоречащие и враждебные католической вере и установлениям Римской церкви?
Ответил:
В целом мои взгляды следующие. Существует бесконечная Вселенная, созданная бесконечным божественным могуществом.
Я провозглашаю существование бесчисленных отдельных миров, подобных миру этой Земли. Вместе с Пифагором я считаю ее светилом, подобным луне, другим планетам, другим звездам, число которых бесконечно. Все эти небесные тела составляют бесчисленные миры. Они образуют бесконечную Вселенную в бесконечном пространстве, в котором находятся бесчисленные миры… Отсюда косвенным образом вытекает отрицание истины, основанной на вере.
Итак, косвенно я выступал против установлений святой Римской церкви, но я не учил тому, что противоречит божественности миров и земной жизни…
Был спрошен:
Высказывал ли взгляд, что апостолы обращали народы проповедью и примерами к доброй жизни, а теперь, говорят, что против тех, кто не желает быть католиком, надо проявлять жестокость, и применяют к ним не любовь, а насилие?
Ответил:
Правильно следующее. Насколько припоминаю, я говорил, что апостолы сделали гораздо больше своею проповедью, добрыми делами, чем можно сделать насилием, как поступают в настоящее время. Я не отвергал разного рода лекарственных средств, применяемых святой католической церковью против еретиков и дурных христиан. В своей книге, в частности, я говорил, что этим методом необходимо искоренять тех, кто под предлогом реформы отказывается от добрых дел… Однако повторю: апостолы гораздо больше сделали своими проповедями, доброй жизнью, примерами и чудесами, чем можно достигнуть в настоящее время посредством насилий над теми, кто не желает быть католиком…
Был спрошен:
Говорил ли когда обвиняемый, будто чудеса, творящиеся Иисусом Христом и апостолами были мнимыми?
Ответил:
В этой Вселенной я мыслю существование вселенского провидения, волей которого каждая вещь растет и движется в соответствии с ее природой. И, как я понимаю, для этого есть два способа: один из нихкогда в теле присутствует душа, во всем теле и в каждой его части; другой - неизъяснимый, когда сам Бог присутствует во всем, но не как душа, а таким путем, который трудно постигнуть. Для нас, землян, в постижении природы своей и в понимании самих себя и таится неисчерпаемый кладезь всевозможных чудес…"
- Закончил? - спросил прокуратор.
- Да.
Внимательно просмотрев написанное, епископ после некоторого раздумья, произносит:
- Можешь быть свободным.
Тополино сдуло с места, как пыль. Он бежал в таверну "Морская качка", а сам то и дело возвращался к тому, что сейчас ляжет на стол Его Святейшества папы Климента V111.
Ноланец был всегда осторожен в ответах. Каждую фразу произносил с замедленностью опоенного дурманом человека. Явно, обдумывал. А вот сегодня едва не проговорился. Правда заметили это только только он, Доменико, кардинал Беллармино и дознаватель Кордини. Джузеппе аж вздрогнул. Но все обошлось.
Это случилось, когда один из судей спросил действительно ли он считает чудеса Христа мнимыми? На что Ноланец сказал:
- В этой вселенной я мыслю существование вселенского Часо…
Еще бы чуть-чуть и у него вырвалось бы слово "часовщик". Но во время спохватившись, он тут же нашелся:
- Вселенского провидения, - заключил обвиняемый.
Кто он, тот загадочный Часовщик? В записях, предположил нотарий, о нем, наверняка, что-то есть. Ведь кардинал тоже среагировал на оговорку Ноланца. У него глаза полезли под брови. И он еще нервней забарабанил по бумагам, обвязанным розовой лентой…
… Резкий порыв ветра с доброй жменей снега наотмашь ударил по глазам. На какое-то мгновение нотарий ослеп. А когда протер глаза, Доменико увидел, что стоит перед самой вывеской "Морская качка".
…Кордини сидел в дальнем темном углу. Один. Перед ним стояло полдюжины опорожненных бутылок. Он тупо смотрел в налитый до краев бокал и, кажется, что-то нашептывал. Доменико решительно (куда только подевалась робость перед этим страшным человеком?) сел напротив.
- А, это ты, парень? - нисколечко не удивившись его появлению, не то спросил, не то принял как само собой разумеющееся Джузеппе.
Взгляд его был трезв. Голос тверд. Язык не заплетался.
- Я совсем не пьян, парень… А встать не могу. Не пойму, что за пойло? Ноги отказали… Не поможешь подняться?
По февральскому мглистому Риму шел, опираясь на мышь, Человек-гора. Будь то днем, люди надорвали бы животики. Тополино обливался потом, задыхался. Каждая косточка была в неимоверном напряге. Вот-вот какая-нибудь треснет. Джузеппе понимал, каких трудов этому хлипкому юноше стоит волочь его. И он из всех сил старался помочь ему. Ноги же слушаться отказывались. Дознаватель кряхтел, скрипел зубами и то и дело сокрушенно причитал: "Ах, Джорди, Джорди…"
Пробирающий до кишок ветер и лютые компрессы мокрого снега наконец возымели свое действие. Конечности понемногу отходили.
- Ну вот, парень, мне полегчало… Теперь я могу сам, - сказал он.
- Меня зовут Доменико, - напомнил нотарий.
- Знаю. Это ты был в лекарской. Мне "сукин сын" сказал… Ведь ты брал ключ у него.
Тополино отнекиваться не стал. Глупо было бы. Не затем он шел к нему в таверну… Почувствовав подходящий момент Доменико коротко изложил суть дела. Джузеппе оказался на редкость понятливым. Не дав договорить, он сказал:
- Хорошо, я помогу. А пока ариведерчи… Я пришел. Ты тоже ступай домой.
Сказал и, грузно развернувшись, зашагал к такому же громадному и мрачному дому, как он сам. Ошарашенный столь неожиданным финалом разговора, Тополино, растерянно хлопая глазами, смотрел ему вслед. Доменико хотелось грубо, так, чтобы эта человекоподобная гора застыла, как истукан, заорать: "Ты, мясник чертов, стой!.. Как?!.. Как поможешь?!.." И, словно услышав его, Джузеппе остановился. Полуобернувшись, он поманил нотария к себе. Доменико обрадовано подбежал и… повис в воздухе. Ухватив за грудки, дознаватель поднял его на уровень глаз и четко процедил:
- Завтра у костра горбуна из виду не упускай. Не отходи от него ни на шаг… Я что-нибудь придумаю… Попробуй зевни.
Пальцы его разжались, и Тополино плюхнулся задом в лужу. Джузеппе усмехнулся, махнул рукой, и, как ни в чем не бывало, продолжил путь.