Брианне, моей Малышке Би
От автора
Огромное спасибо моим неизменным помощникам Лайзе и Хевису Доусонам за огромную поддержку, советы и содействие в презентации. Благодарю редакторов Дэниела Переза из «Бентам букс» и Ника Сейверса из издательства «Ходдер»; книга давалась мне нелегко, и они не позволили назвать ее законченной, пока она не сложилась по-настоящему. Хочу выразить свою признательность Чандлеру Кроуфорду за великолепную презентацию моей книги за рубежом. И наконец, отдельное спасибо моей семье и друзьям — за то, что меня терпели; не знаю, как другие писатели, но я могу быть совершенно невыносимым, когда работа не ладится.
Книга первая
Путешествие в пропасть
Глава 1
Мне снится лик смерти. Постоянно меняющийся лик, который в тяжелую минуту обретают многие и который в конце концов доведется обрести каждому. Я всматриваюсь в него вновь и вновь. «Это твоя работа, тупица», — говорит мне голос во сне. И он прав. Я агент ФБР, и в мои обязанности входит поимка особо опасных преступников: детоубийц, маньяков, бессовестных и беспощадных мужчин (а иногда и женщин). Этим я занимаюсь в течение десяти с лишним лет, и хотя я не видела смерти во всех ее обличьях, я видела предостаточно.
Смерти неведомы границы, она беспрепятственно проникает в человека, и его душа принимает ее облик. Сегодня ночью в этом облике, сменяя друг друга, словно вспышки света в тумане, передо мной предстали души моих близких: мужа, дочери, подруги. Мэт, Алекса, Энни. Все они мертвы, мертвы…
Я оказалась напротив зеркала, в котором не было отражения. Зеркало смеялось надо мной, гоготало и выло. Я ударила по нему кулаком. Зеркало разбилось вдребезги, и на моей щеке алой розой вспыхнула рана. Красивая рана, я это почувствовала.
В зеркальных осколках возникло мое отражение, и снова — голос: «Осколки все еще отражают свет».
Я открыла глаза и проснулась. Это так удивительно, из глубокого сна перенестись в состояние полного сознания! По крайней мере я больше не просыпаюсь от собственного крика, чего не скажешь о Бонни. Я осторожно повернулась на бок — и увидела, что она уже не спит и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Я не разбудила тебя, котенок?
Моя приемная доченька отрицательно покачала головой.
Сейчас поздно, а это тот самый час, когда сон еще манит, не отпускает. И если мы захотим, он вновь поймает нас в свои сети. Я протянула к Бонни руки, и она прильнула ко мне. Я сжала малышку в объятиях, вдохнула сладкий запах ее волос, и на нас нахлынула темнота, заявив о своих правах шепотом морского прилива.
Проснувшись, я чувствовала себя великолепно, действительно отдохнувшей. После сна во мне осталось ощущение чистоты, мягкого освобождения. Я была расслабленной, отстраненной и умиротворенной. Ничто меня не тревожило. И это казалось странным, поскольку тревога для меня сродни боли, которую иногда ощущают люди в ампутированной руке или ноге. Словно я внутри воздушного шара — или, быть может, в утробе матери. Мне было очень удобно, и некоторое время я плыла по течению, прислушиваясь к тому, что происходит у меня внутри. В это воскресное утро я почувствовала себя воскресшей по-настоящему.
Я поискала Бонни глазами, но увидела лишь смятые простыни. Насторожилась и тут услышала едва различимый топоток детских ножек. Когда у тебя десятилетняя дочка, может возникнуть ощущение, что ты живешь под одной крышей с феей. Есть в этом что-то магическое!
Я потянулась, как кошка. Замечательный день! Кофе, пожалуй, единственное, чего мне не хватало для полного счастья. И только я подумала о нем, как донесся его неповторимый аромат.
Я выскользнула из постели, отправилась на кухню, довольная тем, что на мне лишь старая футболка, то, что я называю «бабушкины панталоны», и смешные пушистые тапочки в виде слоников. Я была ужасно лохматая, но все это не имело значения, ведь на дворе воскресенье, и, кроме нас, девочек, дома никого нет.
Бонни встретила меня посреди лестницы и протянула чашечку кофе.
— Спасибо тебе, котенок. — Я сделала маленький глоток. — Изумительно!
Мы тихо сидели за столом и смотрели друг на друга. Я потягивала кофе, а Бонни пила молоко. Было так уютно. Я улыбнулась.
— Правда, чудесное утро?
Бонни кивнула и улыбнулась в ответ, вновь завладев моим сердцем.
Немота моей малышки была не врожденной. Она потеряла дар речи после того, как убийца безжалостно зарезал ее маму, а затем привязал девочку к трупу, лицом к лицу. Их обнаружили только через три дня. С тех пор Бонни не проронила ни слова.
Энни, ее мама, была самой лучшей и единственной моей подругой. Убийца пришел к ней, чтобы сделать больно мне.
Иногда я понимала, что Энни убили из-за меня, но не сознавала до конца. Я обманывала себя, убеждала: этого не может быть. Правда казалась мне чем-то непостижимым, мрачным и сокрушительным. И если бы я тогда осмелилась посмотреть ей в глаза, она разбила бы мое сердце.
Однажды, в шесть лет, я за что-то рассердилась на маму. Сейчас даже не вспомню за что. У меня был котенок, которого я называла Мистер Миттенс, и он пришел ко мне, словно почувствовал, что я расстроена. Приблизился, переполненный сочувствием и любовью, на которую бывают способны животные, — а я оттолкнула его ногой.
Ему не было больно, совсем. Но с этих пор он перестал быть добродушным котенком. Теперь он всегда вздрагивал, когда кто-нибудь собирался его приласкать. И по сей день, как только я вспоминаю о Мистере Миттенсе, меня охватывает чувство вины. Не просто угрызения совести, а страх, благоговейный ужас, разрушающий душу. Я совершила злодеяние, причинив непоправимый вред невинному существу. Никогда и никому я не рассказывала о том, что сделала со своим котенком, это моя тайна, которая уйдет со мной в могилу, мой грех; и скорее я сгорю в аду, чем сознаюсь.