Клэрис потом несколько раз пересказывала историю той поездки в Галвестон.Автобус от Шелдон-Рездо Галвестона в прошлом году ещё ходил, правда, уже, что называется, на честном слове.Клэрис не повезло.По дороге автобус пару раз ломался, и водителю приходилось останавливаться и копаться в двигателе.Когда они приехали в Галвестон, было далеко за полдень.
«Я помчалась в порт,» — рассказывала Клэрис: «Выбегаю, такая, на Уарф-стрит: нифигасебе!По всей улице тащатся инвалиды на костылях.Большинство там было одноногих, да!В общем, прибежала на эту долбаную пристань.Типа: «уже рано»!Половина второго!»
«Стою на пристани – как последняя дура.Вокруг все мечутся: что-то сгружают, что-то загружают…Подходит медсестра.Говорит: кого-то ищешь, девушка?Я, начала, типа: Вы не знаете пациента?Уильям Пендерграсс?А она такая: да кто же их всех по фамилии-то упомнит?Но ты сильно опоздала, дочка: пациентов-то мы уже всех выгрузили.Я такая: еть-твою-медь!Вот дура: понадеялась на этот проклятый автобус!Надо было вставать пораньше и ехать омнибусом.На лошадях – оно куда надёжнее.А теперь Уильям подумает, что его не встречают.»
«А медсестра спрашивает: он у тебя ходячий или нет?Я говорю: в смысле?Она: ну, передвигаться он может сам?Я говорю: у Уильяма только руки ампутированы.Ноги на месте.Она такая: руки, говоришь, ампутированы?В смысле: обе?Как « Севен-Элевен »?Да уж, называется: повезло чуваку!А когда операцию ему делали?Я посчитала в уме, говорю: две недели примерно.Она такая: ну, значит, он ходячий.Наверное, он уже в город вышел, с другими инвалидами…Ты сходи, автобусную станцию проверь.А может, он в каком-нибудь баре?С дружками?У нас многие после рейса: как на берег – так сразу в бар.На корабле-то у нас – сухой закон.»
«Подождите, говорю, какже он мог уйти?Ему же глаза выбило!Тогда медсестра говорит: с ампутацией обеих рук и незрячий?Да, было у нас двое таких пацанов в этом рейсе.Как его звать, говоришь?Уильямом?Наверное, это Билли, парень с третьей палубы, на корме по правому борту.Ну да, я его неплохо запомнила, хотя это и не мояпалуба.Да уж, как говорится, карачун парню.Стопроцентный обрубок: « Севен-Элевен », да ещё и слепой.Я спрашиваю: да что ещё за « Севен-Элевен » такой?А она: ну, « Севен-Элевен » – это когда бездвурукий.Во – объяснила!«Бездвурукий» – надо же такое слово придумать!А медсестра спрашивает: ты ему кто будешь: сестра или подружка?Я говорю: жена.А она: дети были?Я говорю: мальчик.А она: еть-твою-медь!»
«А потом она вдруг и говорит: а может, и хорошо, что вы разминулись.Я: почему?А она: на твоём месте, девочка, я бы ещё подумала его домой-то забирать.А я такая: что Вы, к чертям, имеете в виду?Ну, она и говорит: ты, типа, сама прикинь.Если бы твой Билли был слепой, это ещё туда-сюда.Слепой – может как-то приспособиться, жить нормально, даже работу может найти.А если бы он был просто бездвурукий, но не слепой…В общем, такая жизнь – это, конечно, полное дерьмо, но всё-таки.А твой муженёк, роднуля, – он же стопроцентный обрубок!И слепой, и без обеих рук!Такие истории рассказывают: заберёт жена такого вот обрубка.Стопроцентного, то есть.Ну, типа: моя доля такая, я верная жена, всё такое…А потом бах: несколько месяцев, по-максимуму, год, и выгружает она его в « Дом Надежды » на вечное поселение.Она-то себе другого найдёт, а у мужа-калеки ещё и крышу сносит.В довесок к его инвалидности.Хочешь, говорит, бесплатный медицинский совет?Двигай себе потихоньку домой, а мы твоего Билли отправим напрямую отсюда – в дом инвалидов.Там, вообще… скажем так: О-кей.Он поймёт.А ты потом ему бумаги на развод по почте перешлёшь…Хреново, конечно, что сын без отца будет расти.Но мальчик тоже поймёт.Подрастёт – и поймёт.»
«Она так и сказала: развод по почте!Дэйви – без отца!Во, думаю, загибает!Ну, я ей, такая: не хочу Вас обижать, мэм, но никакого дома инвалидов и никакого развода у нас с Уильямом не будет.Ни по почте, никак.И прекратите называть его «обрубком».Мой муж будет жить нормальной жизнью.Получше чем все любые прочие!А у моего Дэйви должен быть отец!Прекратите Вашу пустую болтовню и покажите мне, наконец, где тут мой муж.Она на меня так поглядела и говорит: иди, милая, посмотри возле во-о-он того склада – в конце причала.Стопроцентных всех туда убрали…»
«Ну, я говорю: спасибо, мэм, – и повернулась бежать к тому складу.А она говорит: подожди, девонька.Я: что такое?А она: ещё одно.Ты, главное, его таким увидишь, так постарайся не заплакать.Ему и так херово, а тут ещё жена-плакса, поняла?И дай Бог вам счастья.Тебе и твоему Билли, девочка…И вы знаете, она это говорит, а у самой – слёзы в глазах блестят.А я-то, дура, думала – у неё и сердца нет!Вот такая у неё дрянная работа на этой долбаной « Санте-Лючии »…»
Остаток приключений Клэрис в Галвестоне Марк запомнил в пересказе Уильяма: «В нашей палате, то есть в каюте, было десять парней.Восемь одноногих, один однорукий, плюс я.Плюс то, что от меня осталось, точнее.Ну, пацаны всю дорогу обещали: не волнуйся, чувак, мы тебе в порту поможем.Ага, держи карман шире!Как только « Мусоровоз » пришвартовался – всех как ветром сдуло!Ну, у пацанов был хороший повод.Последние пять дней перехода бедняги говорили исключительно про женщин, пиво, самогон и травку!Остался я один в каюте.Пришла медсестра.Так, говорит, а ты почему ещё не одет?Начала меня одевать.Форму на « Мусоровозе » выдали – кому какая придётся.Кто-то менялся, чего-то подгонял, а у меня такой возможности не было.Обнаружилось, что мой комплект на три размера больше, чем нужно.Я медсестру спрашиваю: я в этом выгляжу как распоследний салабон?А она хохочет: в общем – да!Не бери в голову, солдат.На три размера больше – это не на три размера меньше.Отнесёшь к портному или продашь на барахолке, без проблем.Она одела меня по-полной за семь минут, быстро, как по уставу.Наверное, напрактиковалась на « Мусоровозе » с безрукими калеками, раз-раз: форма, ботинки, шёлковая ленточка на глаза, и медальку мне нацепила.Пустые рукава закатала и приколола по бокам, документы на увольнение – мне в правый карман, а зубную щётку и мыло – в левый.»