Разговор ещё раз коснулся истории с отлётом в Одессу, но по мере нарастания количества выпитого росло число подробностей, оправдывающих всех, кроме Планшеева. Но Планшеев уже не обращал на это внимания. Потом Атасов подсел к Вартаняну и так тихо, чтобы не слышал никто из окружающих, сказал не совсем твёрдым голосом:
- А теперь смотри сюда. - Он вынул из бумажника фотографию и показал её Вартаняну. - Вот из-за кого я не полетел в Одессу.
С фотографии на Вартаняна смотрела помолодевшая лет на десять Мила.
- В аэропорту её увидел, жена моя бывшая, - пояснил Атасов.
- И давно бывшая? - только и спросил Вартанян, покосившись на Катю.
- Да, давно и надолго. Но… - Атасов многозначительно вложил фотографию обратно в бумажник. - Мы расстались, вернее, она рассталась. Со мной. Она в милицию пошла работать. А я с ней был не в ладах. Сперва с милицией, а потом с ней. Она и сказала: "Не могу жить с таким, как ты". Это я, значит. И ушла. А я что? Я ничего.
Он замолчал, вернулся на своё место и после этого только грустил. А Вартанян сидел и соображал. "Вот она какая, ревизор по ювелирным магазинам, - думал он, не решаясь приставать к Атасову с расспросами в присутствии Бонасеевой, - теперь всё понятно".
А спиртное на столе неумолимо приближалось к концу. Вот уже и Планшеев запел отходное ариозо. Он встал и, театрально показывая рукой на строй пустых бутылок, пропел: "Вот и всё, что было". Впоследствии эта фраза станет шлагвортом в популярной песне, исполненной популярным певцом. Но в то время шутка не прибавила ни веселья, ни тем более спиртного, и все пошли по домам.
А Вартанян с Катей остались одни. Они ещё долго ликвидировали следы пиршества, потом долго просто так ходили по квартире, а потом повторилась та же сцена, что и до прихода незваных гостей: Катя не любила разнообразия. Но сцена затянулась до утра.
Во всех книжках Вартанян читал, что, после того что было между ним и Катей, он, как честный человек, должен жениться. С этой мыслью он побежал в ванную умываться, с этой мыслью он брился и с ней же пошёл к завтраку, когда Катя позвала его.
Он знал, что шила в мешке не утаишь, и поэтому прямо сказал Кате, что хочет на ней жениться. Катя несколько секунд смотрела на него молча, а потом у неё началась истерика. Она хохотала так, что задыхалась, хватала себя за голову, за бока, корчилась от боли, не могла остановиться. Затем, вытерев слёзы, сказала: "Ну умора" - и продолжала завтракать.
Вартанян сначала отнёс эту реакцию на счёт своей неопытности в амурных делах и тут же попытался реабилитировать себя. Но все его разговоры о женитьбе наталкивались на искреннее недоумение Бонасеевой.
Завтрак окончился, она пошла мыть посуду, он пошёл за ней, не переставая пылко говорить об одном и том же. Бонасеевой было уже не до смеха: впервые за всю свою трудовую деятельность она пожалела, что сегодня воскресенье и не надо идти на работу. Для Бонасеевой это была очень глубокая мера сожаления.
В конце концов ей пришлось сказать Вартаняну: "Глупышка, да разве тебе так плохо?" - не поясняя далее все преимущества брака по расчёту перед браком по так называемой любви.
На миг Катя представила себя женой Вартаняна, и ей снова стало весело. Затем Катя нашла какой-то предлог выйти из дома, чтобы отделаться от "жениха", а Вартанян, огорошенный неудачным сватовством, побрёл в свою комнату поразмышлять о причинах такого сокрушительного поражения, которому, по мнению Атасова, любой мало-мальски уважающий себя мужчина радовалг ся бы ещё дня три. Ибо, по утверждению всё того же Атасова, только в юности нас одолевает проблема, как сойтись с женщиной, а всю остальную жизнь - как разойтись. Но, увы, и Атасова с его сентенциями не было, да и видеть его Вартаняну после вчерашнего вовсе не хотелось. Ни его, ни остальных друзей: от этого становилось ещё грустнее.
Вартанян почувствовал себя совсем одиноко в этом большом и чужом городе. "Никому я здесь не нужен", - подумал он тоскливо. Но это было не так: вскоре вернулась Катя, обнаружившая в почтовом ящике повестку на имя Вартаняна, в которой ему предписывалось явиться на другой день в определённое учреждение к товарищу Ришельенко, Она отдала повестку Вартаняну, после чего он опять начал целовать Катю так, что со стороны могло показаться, он всю жизнь только и ждал эту повестку. Потом наступило время обеда, затем ужина, причём обед пришлось совместить с ужином.
А потом Вартанян зашёл ненадолго в свою комнату, чтобы взять документы, одеться соответствующим образом и пойти к Ришельенко,
Глава 20
Аудиенция
Вартаняна быстро пропустили и даже проводили до кабинета Ришельенко. Ришельенко встал и поздоровался с ним за руку, что делал не каждый раз и далеко не со всеми.
Вартаняна это смутило, хотя вид Ришельенко его несколько разочаровал. Воображение, подогретое детективами и рассказами недавних друзей, рисовало нечто более массивное и близкое к супермену. Напрасно Вартанян искал седину на висках Ришельенко, не было видно и медального профиля. Обычный человек, мимо такого пройдёшь не заметив, разве что глаза какие-то более пристальные. Смотрят серьёзно и прямо в душу, и уже когда ты хочешь отвести свой взгляд от них, чуть не испугавшись этой пристальности, в них загораются озорные огоньки, и все вроде обходится спокойно и приветливо.
Беседу начал Ришельенко. Он сообщил Вартаняну столько подробностей его поездки в Одессу, что Вартанян не удивился только потому, что уже знал, кто такая Мила. Но интересного было много. Стали ясны не достающие подробности исчезновения его друзей в аэропорту, подробности одесских перемещений Жоры, а также источник возникновения подвесок. И вся неприглядная картина, скрытая до недавнего времени от Вартаняна, начала вырисовываться всё отчётливее. Вартанян не слишком удивлялся, поскольку сам уже стал догадываться о закулисной стороне дела о подвесках. Не далее как вчера он наблюдал объяснения своих друзей.
Кроме того, осадок отношений с Катей Бонасеевой также не растворился до конца. Вартанян не удивлялся, он просто яснее увидел свою роль в этом театре масок и расстраивался всё больше и больше. Ришельенко, хорошо чувствующий оттенки настроения собеседника, несколько растерялся, ожидая всё-таки и удивления, но профессионально бесстрастно продолжал беседу.
Ришельенко знал всё. Даже то, чего не знал. Но одно он не мог понять: как Вартаняну удалось объегорить не только Жору, но и Милу с этими подвесками, как удалось ему подсунуть Жоре им же заготовленные фальшивые? Профессиональная гордость Ришельенко была уязвлена. Поэтому он решительно перешёл в разговоре с Вартаняном на "ты".
Ришельенко долго ходил вокруг да около, а потом спросил напрямую. Вартаняну нечего было скрывать: дело-то было уже сделано. И он рассказал Ришельенко всё как было, опустив при этом некоторые мелкие детали, касавшиеся их с Милой отношений и к делу не относившиеся.
Ришельенко внимательно выслушал, покачал головой и спросил вдруг, что Вартанян собирается делать дальше.
- В институт поступать и учиться, - ответил Вартанян.
- На кого? - спросил Ришельенко.
- На инженера, - ответил Вартанян.
- Да-а, - сказал Ришельенко.
- А что? - спросил Вартанян.
- Да так, - ответил Ришельенко, подумал и продолжил: - Не знаю, есть ли у тебя способности стать инженером, но знаю, что есть в тебе порядочность, молодой напор, честность и даже наивность. Хорошие внешние данные, спортивность, склонность к анализу. Это на первый взгляд. Есть, конечно, и лишнее, и многого нет, но всё поправимо. Главное - хорошее отношение к окружающим. Так вот, может, лучше по нашей части пойдёшь?
- Я мечтал стать инженером.
- Да, - сказал Ришельенко, - ещё забыл про упрямство. Смотри, по нашей части у тебя явные способности. Так что подумай.
- Я думаю, что инженеры вам тоже нужны.
- Инженеры всем нужны. Кстати, как поживают твои друзья?
- Это Атасов…
- И остальные.
- Не знаю. Я с ними не так часто теперь вижусь.
- Людишки не самого первого сорта.
- Да, я уже понял после этой истории.
- Вот видишь, какой ты молодец. Может, всё-таки подумаешь? Нам такие люди нужны. На юрфаке поучишься - и к нам.
- Да нет, я на инженера хочу.
- Ну смотри. А твоих друзей мы всё-таки попробуем исправить. Передай им, чтобы не вздумали уклоняться от повесток. Так лучше будет. Всё равно ведь найдём. И будем исправлять.
- Но они в принципе неплохие ребята, - попытался защитить их Вартанян.
- Но ведь и не хорошие.
- Может, и не очень, - вынужден был согласиться Вартанян.
- Ну ладно, ты всё-таки подумай, о чём мы говорили, и позвони, если что. Ладно? - И Ришельенко написал Вартаняну свой номер телефона. - До свидания.
- До свидания, - ответил Вартанян.
Он вышел на улицу и медленно брёл, наслаждаясь утренним воздухом. Что его ждало впереди, он ещё не знал, знал только - что-то хорошее. Потому что если бы ждало плохое, то Ришельенко не выпустил бы его вот так просто на улицу и не звал бы к себе на работу.
Но не успел Вартанян отойти от подъезда и на пятьдесят шагов, как увидел Милу. Во рту мгновенно пересохло. Захотелось броситься ей навстречу, но он сдержался и даже помрачнел.
- Привет! - радостно воскликнула Мила.
- Здрасте, - ответил он,
- Ты что, не рад мне?
Ещё как, - ответил он.
- Ты куда? - спросила она.
- Я оттуда, - он кивнул на подъезд, из которого недавно вышел. - А ты туда?
- Да, - твёрдо сказала Мила, профессионально всё поняв. - Пока?
- Пока, - ответил он.
- Ты звони, - сказала она и добавила, улыбаясь: - Когда отойдёшь.
- Хорошо, - ответил он, - если отойду,