- Постой… - в лёгком замешательстве сказал Ростислав, словно это было сейчас самым важным. - Ты… ты ведь сын Вышаты?! Ян!
- Не Ян, - поправил кметь. - Верно, княже, сын я боярину, только не Ян. Путятой меня кличут.
Ростислав Владимирич коротко кивнул, довольный своей верной памятью.
- Я, княже, тебя тоже помню, - с лёгкой выхвалой сказал кметь. Сам он был младше Ростислава лет на пять, потому князь его не сразу и вспомнил.
С Яном же Вышатичем они вместе гоняли голубей семь лет - до тех пор, пока не умерли сначала отец Ростислава, Владимир, а после и дед - великий князь Ярослав Владимирич. Новый же великий князь, дядька Изяслав отвёл Ростиславу ростовский стол. Тогда и разошлись пути пестуна и воспитанника. Вышата остался в Новгороде, не посмев нарушить волю посадника Остромира. Они долго спорили, но отцова воля перевесила - посаднику был нужен помощник в Новгороде. А новым наставником стал гридень Славята, старшой отцовской дружины. И оставался при князе до сих пор.
- И когда же будет твой отец? - князь улыбнулся всё приветливее, что было для него совсем нетрудно - петухи на душе пели всё громче.
- Да должно быть в город уже въезжает, - простодушно развёл руками Путята.
Ростислав послушно поворачивался, поднимал руки и наклонял голову, помогая холопам облачать его в праздничное одеяние. Шитая золотом голубая чуга предназначалась не только для встречи беглого новогородского воеводы - для обедни.
Пасха.
Вышата и Порей на обедню успевали тоже - не было только времени им и их домочадцам с дороги в бане попариться. Ну да к богу можно в любом виде, он простит, а баня - это и после обедни успеется.
Князь набросил на плечи алое корзно, надел на голову шапку с красным верхом, и в этот миг со двора донёсся гам людских голосов и ржание коней.
Вышата и Порей прибыли.
Слуга просунул голову в полуотворённую дверь - вот как раз чего-чего, а ромейского напыщенного церемониала при дворе Ростислава не водилось - не с чего было. Нравы при волынском дворе были простые. Простые, но строгие.
- Звать ли, княже? - спросил слуга с достойным отстоянием.
- Зови, - отозвался князь, поворачиваясь к двери.
В сенях гулко отдались шаги, еле слышно скрипнула половица (князь чуть поморщился - сколько раз говорил челяди нерадивой сменить половицу), и в распахнутой двери возник рослый муж в дорожной сряде, всё ещё запылённый, хотя уже и умытый - на бороде ещё виднелись непросохшие дорожки воды.
Вышата Остромирич.
- Гой еси, Ростиславе Владимирич, - довольно улыбнулся беглый новогородский воевода.
Князь, тоже довольный, распахнул руки - обняться.
- Такие дела, княже Ростислав Владимирич, - вздохнул Вышата - колыхнулись огоньки на светцах.
Уже была и обедня и баня, уже был и торжественный общий пир для волынской знати и Ростиславлей дружины. Уже и домочадцы Вышатины спали, разместясь на первых порах в княжьем тереме. А князь и двое беглых воевод всё говорили. В терему их было четверо - сам князь, братья Остромиричи и гридень Славята, старшой Ростиславлей дружины, молча и умно поблёскивающий глазами из тёмного угла.
Славята молчал.
- Да, - вздохнул князь. - Круто солят Ярославичи. Да так, что бояре - и те от них бегут.
Не утерпел, уколол-таки князь воеводу. Любя уколол, в шутку, а всё одно - обидно!
У Вышаты на челюсти вспухли желваки, а простодушный Порей только захохотал, толкнув брата локтем в бок. Но стерпел боярин шутку от князя своего. Сжал зубы. Загнал куда-то в глубину рвущуюся неожиданную обиду.
Ростислав уже знал всё.
Род Остромира семь десятков лет стоял у кормила власти в Новгороде. Вскоре после кровавого и огненного новогородского крещения посадничья степень и тысяцкое в Новгороде досталось Добрыне, пестуну Владимира Святославича. Князь-креститель сохранял тысяцкое и посадничье за своим воспитателем, но после смерти Добрыни посадил на новгородский стол своего сына Вышеслава. Тысяцкое же перешло к сыну Добрыни, Коснятину.
Так и повелось - если не посадничье, то тысяцкое всё время было в руках Добрыниного рода. Вышеслава сменил Ярослав, потом случилась Великая Замятня - война Ярослава со Святополком, Ярослав захватил великий стол и посадником стал Коснятин. После смерти Коснятина на новогородский стол Ярослав посадил Владимира, Ростиславля отца. А по смерти Владимира посадником стал Остромир Коснятич.
Четыре года тому новый великий князь, Изяслав Ярославич утвердил на новогородском столе своего старшего сына - уже установился обычай. Остромир удержал тысяцкое. Вышата твёрдо надеялся получить вслед за отцом, тысяцкое, а то и посадничье, уверенно готовился воспринять власть над огромным и сильным городом, уже обогнавшим иные города Северной Руси и даже саму Ладогу. Потому и поддался Вышата на отцовы уговоры и не поехал с князем Ростиславом в Ростов. Но прошлой осенью тысяцкий Остромир погиб в походе на чудь, а князь Мстислав Изяславич, которому давно уже не нравилась огромная власть Добрыничей, настоял на вече передать тысяцкое иному городовому боярину. Да ещё и прибавил - вы-де, Добрыничи, не коренные новогородцы… Недовольных власть хоть тысяцкого хоть посадника всегда в городе хоть отбавляй, так и у Мстислава сторонники нашлись. И утекло тысяцкое из рук Добрыничей.
Тогда и глянул Вышата в сторону Волыни, и вспомнил про того, у кого пестуном был.
- Я ведь сначала думал, наставниче, что вровень с ними стал. Как дядя Вячеслав умер, Ярославичи меня во Владимире усадили, с Ростова свели. Почётный стол, только вот княжество - маловато. Я мнил - ладно, до времени. А потом дядя Игорь умер. Мне за ним смоленский стол надлежал. Ан нет - в Смоленске сейчас сыновец мой сидит, Ярополк Изяславич. Ну и где же я им ровня?!
Теперь молчал Вышата. Слушал, изредка отпивая сбитень, и поглаживая короткую бороду.
- Придёт день - они меня и с Владимира сгонят! - Ростислав стукнул кулаком по столу - подпрыгнули каповые чаши, плеснул на скатерть ядрёный хлебный квас. Вину и мёдам не было сегодня места на княжьем столе, разговор взаболь, без капли хмельного. - Кому-нибудь из сыновей их стол занадобится, Мономаху там, альбо Ольгу, и - будь добр, извини-подвинься, князь-изгой.
- То верно, княже, - разомкнул, наконец, губы Вышата Остромирич. Горячность молодого (по двадцать шестой весне всего) князя ему нравилась.
- Кто дал им такое право?! - горячо выкрикнул князь, потрясая кулаком. - Мой отец князем был, не хуже их самих!
- Лествичное право, вишь… - осторожно сказал Вышата. - На великом столе не был отец твой…
- То право они сами и измыслили! - бешено отверг Ростислав, ожёг боярина и гридня взглядом.
- Эх, Владимир Ярославич, Владимир Ярославич… - вздохнул Порей. - И чего было хоть бы лет на пять на свете подзадержаться…
И впрямь. Владимир Ярославич, старший сын Ярослава Владимирича, ныне уж покойного великого князя, умер всего тридцати двух лет от роду. А спроста ли умер-то? - подумалось вдруг дурно Ростиславу. Он мотнул головой, отгоняя дурную мысль.
А сейчас - и впрямь, как бы со стола не согнали, если чего…
- Так чего же ты ждёшь, княже? - глянул умно исподлобья Вышата. - Бейся за то, чего хочешь! Хочешь Чернигова - бейся за Чернигов! Хочешь Киева - за Киев!
- Киев мне без надобности, пусть там Изяслав сидит, если он старший в роду, - задумчиво сказал князь, щуря глаза на огонёк свечи.
- Старший в роду - князь Судислав, - осторожно сказал Славята, подав, наконец, голос.
- Судислав постригся, а чернецу власти нет! - решительно отверг князь. - Потому и говорю - пусть сидит на Киеве Изяслав! А вот княжество округлить…
- Верно, княже, - всё так же спокойно возразил боярин. - А я тебе лакомый кусок скажу…
- Какой же? - Ростислав поднял брови.
- Тьмуторокань.
Название города прозвучало, словно что-то загадочное, как сказка о дальних краях - так и повеяло пылью дорог, росными утренними травами, розовым рассветным туманом над прибрежными скалами.
- Тьмуторокань? - медленно переспросил Ростислав.
Вышата вновь степенно отпил из серебряного кубка.
- Там, в Тьмуторокани, сила большая. Дураки думают, что это так, клок земли у чёрта на рогах, - боярин мечтательно прищурился. - Море. Торговля. Тьмуторокань немало стоит. Святослав с Глебом сами не до конца понимают, какое сокровище им в руки досталось.
Порей задумчиво щипал ус, хмурил бровь.
- Тьмуторокань далековато, - обронил словно бы невзначай.
- Нам ли бояться дальних походов? - горделиво бросил Вышата, и Порей, спохватясь, подтвердил:
- И то верно, княже!
- А ещё там вои… - сказал вдруг Славята, сузив глаза. - Кубанские да донские русичи, небось, до сей поры Мстислава Удалого не забыли, а?
- Ты на него здорово похож, княже, - заметил Вышата, словно бы мимоходом.
- Говорят так, - задумчиво обронил князь.
- Верно говорят, - коротко усмехнулся боярин. - А если нравом, так по мне - и вовсе не отличишь.
- Ай знал его? - оживился Ростислав.
- Было, - подтвердил Вышата и смолк, словно вспоминая былые годы.
Однако князь уже думал об ином.
- За Ярославичами сила. Их самих трое, да ещё Мстислав Изяславич, и Владимир Мономах. И Глеб Тьмутороканский. И иные - Ольг, Святополк…
- Их-то много, да все поврозь, - усмехнулся новогородец. - Святослав с Изяславом всё старшинства не поделят, а Всеволод - себе на уме. Да и им же самим будет лучше, если на Тьмуторокани сильный князь сядет - тогда они с тобой вместе половцев прижать смогут.
- Далеко глядишь, - задумчиво сказал князь.