Он шел по тротуару как
пьяный, не замечая прохожих и сталкиваясь с ними, и опомнился уже в следующей
улице. Оглядевшись, он заметил, что стоит подле распивочной, в которую вход был
с тротуара по лестнице вниз, в подвальный этаж. Из дверей, как раз в эту минуту,
выходили двое пьяных и, друг друга поддерживая и ругая, взбирались на улицу.
Долго не думая, Раскольников тотчас же спустился вниз. Никогда до сих пор не
входил он в распивочные, но теперь голова его кружилась, и к тому же палящая
жажда томила его. Ему захотелось выпить холодного пива, тем более что внезапную
слабость свою он относил и к тому, что был голоден. Он уселся в темном и грязном
углу, за липким столиком, спросил пива и с жадностию выпил первый стакан. Тотчас
же все отлегло, и мысли его прояснели. "Все это вздор, - сказал он с надеждой, -
и нечем тут было смущаться! Просто физическое расстройство! Один какой-нибудь
стакан пива, кусок сухаря, - и вот, в один миг, крепнет ум, яснеет мысль,
твердеют намерения! Тьфу, какое все это ничтожество!.." Но, несмотря на этот
презрительный плевок, он глядел уже весело, как будто внезапно освободясь от
какого-то ужасного бремени, и дружелюбно окинул глазами присутствующих. Но даже
и в эту минуту он отдаленно предчувствовал, что вся эта восприимчивость к
лучшему была тоже болезненная.
В распивочной на ту пору оставалось мало народу. Кроме тех двух пьяных, что
попались на лестнице, вслед за ними же вышла еще разом целая ватага, человек в
пять, с одною девкой и с гармонией. После них стало тихо и просторно. Остались:
один хмельной, но немного, сидевший за пивом, с виду мещанин; товарищ его,
толстый, огромный, в сибирке и с седою бородой, очень захмелевший, задремавший
на лавке и изредка, вдруг, как бы спросонья, начинавший прищелкивать пальцами,
расставив руки врозь, и подпрыгивать верхнею частию корпуса, не вставая с лавки,
причем подпевал какую-то ерунду, силясь припомнить стихи, вроде:
Целый год жену ласкал,
Цел-лый год же-ну лас-кал...
Или вдруг, проснувшись, опять:
По Подьяческой пошел,
Свою прежнюю нашел...
Но никто не разделял его счастия; молчаливый товарищ его смотрел на все эти
взрывы даже враждебно и с недоверчивостью. Был тут и еще один человек, с виду
похожий как бы на отставного чиновника. Он сидел особо, перед своею посудинкой,
изредка отпивая и посматривая кругом. Он был тоже как будто в некотором
волнении.
II
Раскольников не привык к толпе и, как уже сказано, бежал всякого общества,
особенно в последнее время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Что-то
совершалось в нем как бы новое, и вместе с тем ощутилась какая-то жажда людей.
Он так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски своей и мрачного
возбуждения, что хотя одну минуту хотелось ему вздохнуть в другом мире, хоть бы
в каком бы то ни было, и, несмотря на всю грязь обстановки, он с удовольствием
оставался теперь в распивочной.
Хозяин заведения был в другой комнате, но часто входил в главную, спускаясь в
нее откуда-то по ступенькам, причем прежде всего выказывались его щегольские
смазные сапоги с большими красными отворотами. Он был в поддевке и в страшно
засаленном черном атласном жилете, без галстука, а все лицо его было как будто
смазано маслом, точно железный замок. За застойкой находился мальчишка лет
четырнадцати, и был другой мальчишка моложе, который подавал, если что
спрашивали. Стояли крошеные огурцы, черные сухари и резанная кусочками рыба; все
это очень дурно пахло. Было душно, так что было даже нестерпимо сидеть, и все до
того было пропитано винным запахом, что, кажется, от одного этого воздуха можно
было в пять минут сделаться пьяным.