"Второй период творчества", с начала пятидесятых по начало шестидесятых, не сводился только к издательской деятельности. Ле Фаню зарабатывал, обеспечивал семью самым надежным способом - историями с привидениями. Сначала публиковал их в "Дублин Университи Мэгэзин", потом лучшие компоновал в сборники, иногда что-то добавляя, переписывая из раннего. Как ни парадоксально (хотя профессиональный мистификатор заслуживал чего-то подобного), его великолепные ранние "штучки" не были изданы в виде сборника при жизни. "Записки Парселла" были собраны и опубликованы посмертно, в 1880 году. А спустя почти сто лет в Америке вышла книга под тем же названием, но с совершенно другим составом, с включением множества более поздних, знаменитых новелл. Поделом человеку, многократно переписывавшему свои сюжеты и лучшие из них дарившему другим рассказчикам. Еще одну "золотую дюжину" новелл, извлеченных из "Дублин Университи Мэгэзин" и диккенсовского еженедельника, в 1923 году издал под общим названием "Дух мадам Краул" пылкий поклонник Ле Фаню, признанный мастер "привиденческих историй" М.Р. Джеймс. С этого момента полузабытый автор - вот уж действительно "князь-невидимка" - вернулся в круг насущного досужего чтения.
Как всякий автор "чтива", Ле Фаню и после смерти, и при жизни во многом зависел от издателя. Его заявка на важную книгу, исторический роман, который включит славное прошлое в обустроенное настоящее, сделает повседневность более поэтичной, а тайны - менее зловещими, не оправдалась. Но оставался путь профессионала, издателя и беллетриста, поставляющего читателю такое чтение, какое востребовано.
Не слишком теплый прием ждал "Дом у кладбища" в том числе и потому, что создавался этот роман в виде сериала и так, отрывками, был заранее прочтен основной аудиторией в "Дублин Университи Мэгэзин", - а роман сложный, запутанный, со множеством персонажей. Став в 1861 году владельцем журнала, Ле Фаню решил повысить спрос, предложив читателям модный (с его точки зрения - дешевый) сенсационный роман. "Рука Уайлдера" создавалась едва ли не параллельно с "Домом у кладбища", и некоторые мелодраматические приемы оттуда в "серьезный роман" проникли. А главное - за эти годы Ле Фаню убедился в недостаточности провинциального признания. И ради заработка, и ради честолюбия следовало ориентироваться на Лондон. Его лондонский издатель Ричард Бентли, публиковавший "Оливера Твиста", Уилки Коллинза, Эдгара По, рекомендовал от старины перейти к современности, а главное - сменить ирландский ландшафт на английский. Конец "Парку Феникса", древнеирландской крепости и нормандскому поместью XI столетия, монастырю рыцарей-иоаннитов, замку XVI века, крупнейшему парку-заповеднику Европы. Вместо всей этой пышной романтики - спокойный и скучный дом английского помещика. Ну и, конечно, потайная дверь и опиум в буфете. В том же 1864 году, словно только подобного заказа и дожидался, Ле Фаню заканчивает "Дядю Сайласа". И попадает в мир гораздо страшнее того, в котором он жил прежде.
"Сенсационный роман", вошедший в моду к середине века, сосредотачивался на тайнах, преступлениях, заговорах и интригах. Просвещенный читатель с удовольствием погружался в трущобы дна, заглядывал в тюрьмы и воровские притоны, читал биографии знаменитых преступников. Собственно, мода началась еще в XVIII веке, с Дефо, бойко сочинявшего "исповедь" куртизанки и "признания" приговоренного убийцы. Разница в том, что теперь зло проникает в великосветскую гостиную, в мирный дом сельского священника и сквайра, в контору делового человека, в кабинет врача и даже в детскую. Ле Фаню был среди тех, кто совершил этот переворот. Всего восемь лет проработал он в этом жанре - с 1864-го и до своей смерти в феврале 1873-го. Этого было достаточно, чтобы имя его стало в один ряд с именем Диккенса, который им восхищался, и Коллинза, с которым его сравнивали.
Почти одновременно в шестидесятые годы Диккенс, Ле Фаню и Коллинз пишут романы, где налаженный и добропорядочный мир смыкается с миром тревожным, психологически неустойчивым, греховным, отвергнутым. Человеку постоянно приходится сталкиваться с тем, о чем он не хотел бы знать, но как раз нежелание знать и приводит его на грань гибели, к душевному разладу или к реальной угрозе для его физического существования.
Благополучная, процветающая страна. Самая свободная, самая просвещенная и богатая, с наилучшими законами. Многовековые традиции и совсем недавние великие победы. Укоренившаяся трудовая и деловая этика. Добропорядочность, возведенная в норму жизни. Широко распространенное образование, умные женщины, помогающие мужьям, воспитывающие детей и находящие при этом время говорить о литературе и писать самим.
200 преступлений, за которые законом предусматривается смертная казнь. Миллион вымерших от голода ирландцев. Детский труд - с четырех, с пяти лет. Работные дома. Это участь бедняков. Но и в своей джентльменской среде - подделки завещаний, борьба за наследство, мошенничества и бесконечные судебные проволочки. Долговые тюрьмы. Тщательно скрываемые "позорные пятна". Замужняя женщина - та самая, образованная, тонкая натура, - не имеющая права распорядиться и пенсом из своих денег, разъехаться с мужем, принимать решения о судьбе своих детей. Дети, отданные на произвол учителей и гувернанток или в частные школы, на телесную расправу.
Две темы постоянно тревожат Ле Фаню, и к ним он возвращается в каждом романе этого плодотворного периода: происхождение зла и беспомощность жертвы. Происхождение зла - поскольку дьявол больше не является извне, с рогами и копытами. Он - рядом. Он - внутри. И беспомощность жертвы тем страшнее. Чаще всего на роль жертвы обрекается молодая девушка, которую обманывают, запугивают, покушаются убить или запереть в сумасшедшем доме ради ее наследства или приданого. Но это лишь образ той беспомощности, которую испытывали все. Общее бремя неуверенности, тревоги, вины перекладывалось на плечи создания "невинного, слабого и чувствительного". Удивительно ли, что образованные и обеспеченные викторианки страдали душевными расстройствами, доходили до клинического помешательства и мании самоубийства, умирали в тридцать с небольшим лет, как Сюзанна Ле Фаню? Героиням Уилки Коллинза и Ле Фаню удается спастись, но финал романа, как правило, окрашен в минорные тона. Слишком много сил потрачено, слишком мало осталось для жизни, помыслы уже обращены к будущему, загробному существованию. Те же, кто поэнергичнее, - уезжают. Эмигрировала ближайшая подруга героини-рассказчицы "Дяди Сайласа", покидают страну персонажи "Новой Магдалины" Коллинза. Прочь из Англии, прочь из этой жизни. Но ведь многие не имеют возможности бежать. И в первую очередь не может убежать от себя отрицательный герой. С тех пор, как он перестал быть "страшным иностранцем" или выходцем с того света, наиболее мучительной темой стала тема жертвы-злодея, несущего смерть и мучения другим, но в первую очередь - гибель себе самому.
Что движет дядей Сайласом? Опиум? Религиозное помешательство? Безумная и порочная любовь к сыну, которого он с детства исковеркал, превратил в чудовище? Маниакальная уверенность в себе, в праве на компенсацию или месть за какие-то им же придуманные обиды? Закоснелый грех? Случай, давший ему сообщника и соблазнителя? Ошибки молодости, постепенно выстроившиеся в нерасторжимую цепь? Страх перед наказанием? Презрение к людскому суду? Многолико и с трудом поддается диагностике зло, которое выросло из обещания добра. Ужасный старик, каким стал красивый, всеми любимый, талантливый, с надеждами и честолюбием смотревший в будущее юноша с давнего портрета.
Когда к древу готического романа прививали рационализм, полагали таким образом смягчить и приручить зло. Книги Анны Рэдклифф заканчивались добросовестным разъяснением того, каким образом некоторые спецэффекты были подстроены, а что-то привиделось расстроенному воображению. Помогло, однако, ненадолго. А когда страхи вернулись, оказалось, что прогонять их уже некому. Ужас стал обыденным. Из прежних веков, из далекой Италии, из поверий неграмотных крестьян он вошел в повседневную жизнь здравомыслящего англичанина. Если призадуматься, разве легче от того, что мертвецы не оживают, дьявол не рыщет вокруг, вампир не караулит по ночам, от того, что неотступный ужас - плод расстроенного воображения, фантом нечистой совести? Викторианский человек носил множество бесов в своей груди.
Сюжетом страшных книг (да и вообще большинства романов середины XIX века) становится сумасшествие или преступление, причем все фазы преступления - искушение или отупление чувств, агрессия или утрата воли, с которой совершается дурное дело, сам акт (в такие моменты на страницах вполне реалистичного романа - у Диккенса, например, - прорывается знакомая "готическая" или "мистическая" интонация), муки совести, страх перед разоблачением - изучаются как тяжелое психическое состояние. Особый мучительный интерес вызывало самоубийство - преступление, в котором человеческому правосудию уже нечего делать, поскольку злодей и жертва совпали, преступление самое загадочное и пугающе-притягательное, ибо пуще всякого врага человеку надлежит бояться самого себя. Большинство самоубийств и душевных расстройств приписывалось "наследственной тяге к самоубийству", с успехом заменившей в викторианском обществе родовое проклятие, и "религиозной меланхолии", то есть страху перед вечными муками, без надежды на спасение.