– Действительно, что-то задерживается. Давно пора уже пить чай. А то живот от голода подвело, – капризным голоском сообщила Оксана.
Юля смерила ее невидящим взглядом. "Откуда тебе знать, что такое голод?" – подумала она с презрением, но тут же мило улыбнулась – сказалась выучка постовой медсестры! – и прощебетала:
– И у меня тоже, Ксюша. И у меня. Ты не знаешь, в какую булочную она пошла?
– Ну, в какую… В ближнюю – кирпичный дом рядом с почтой. Я бы на ее месте не стала бегать по всему городу ради двух булок, когда экзамены на носу. Если только… – Оксана лукаво улыбнулась.
– Что?
– Если только она не познакомилась с каким-нибудь молодым человеком. А? Что думаешь?
"Что думаю? Думаю, что ты – тупая корова, перезрелая толстуха, и твои мысли выдают тебя с головой. Нет…".
– Нет, Ксюша. Какой молодой человек? Алена выбежала только на минутку, она даже не накрасилась и не причесалась. Оставь ты эти глупости, – Юля хотела еще добавить, что александрийская булочная – место, куда прекрасный принц забредет в самую последнюю очередь; да и то не от хорошей жизни – только если белый конь сдохнет на ее пороге, но передумала и промолчала.
Сама тоже хороша: соседка, называется. Алены нет уже три часа, а она только хватилась. Господи, а если с ней что-то случилось? Но что может случиться? Ее собственный жизненный опыт: пусть не такой уж большой, но довольно богатый – подсказывал, что нехорошие вещи случаются обычно с нехорошими людьми, с теми, кто любит бездельничать и закладывать за воротник. Да, в Ковеле так и бывало: кражи, драки, поножовщина, – все это происходило под воздействием паров зеленого змия. Поэтому она и стремилась поскорее вырваться из родного городишки, окутанного самогонным облаком подобно Лондону, покрытому густым смогом.
Наверное, в этом было их главное отличие: если Юля стремилась вырваться, то Алена – напротив, хотела ворваться в новый, неизведанный мир. Мир Истории и приключений. Она даже произносила это слово – История – не иначе, как с большой буквы. Юля прекрасно понимала превосходство подруги. Нет, пока еще не подруги – просто хорошей соседки по комнате в общежитии. Алена была одержима своей мечтой; а одержимость – она, видите ли, очень украшает человека. Заставляет сердце учащенно биться, а глаза – блестеть. И в конечном итоге украшает саму жизнь. А идею стать хорошим врачом и переехать из полуразвалившегося деревянного барака, где не было ни ванны, ни туалета, ни водопровода, Юля при всем желании одержимостью назвать не могла. Скорее, это была необходимость.
Девушки часто засиживались за учебниками далеко за полночь, и, когда "грызть гранит науки" становилось уже невмоготу, поверяли друг дружку в свои маленькие тайны. Вероятно, Ксюша была бы разочарована, узнав, что в свои девятнадцать лет Алена ни с кем не встречается. И даже не думает об этом. Ее мысли и чувства были полностью заняты Мечтой; места для чего-то еще попросту не оставалось. Алена по секрету поведала, что знает "одно местечко", раскопки которого сулят немыслимый успех. В свое последнее школьное лето она гостила у бабушки в деревне, но привлекали ее отнюдь не свежий воздух и сочная клубника на огороде. Старинные предания и легенды – вот что собирала Алена Шилова: аккуратно, ягодку за ягодкой, укладывая в толстый рабочий блокнот. Этот блокнот был всегда при ней; на ночь она прятала его под подушку. Какие молодые люди? Все они, вместе взятые, не стоили и пары исписанных мелким почерком страничек, скрепленных синим дерматиновым переплетом.
Юля слушала ее, затаив дыхание: Алена умела интересно рассказывать. Они выходили на пожарную лестницу, где Юля тайком курила, рассеивая клубы табачного дыма маленькой крепкой ладошкой, а Алена, забравшись с ногами на подоконник, рассказывала ей о таинственном городе, скрытом глубоко под землей.
– В этот город можно попасть, но невозможно вернуться, – говорила она, откинув голову и мечтательно глядя в темное ночное небо.
– Откуда же тогда про него известно? – удивлялась Юля.
Алена пожимала плечами и, увидев Юлину недоверчивую улыбку, горячилась:
– Но он есть! Точно есть! И я найду его, вот увидишь. Мне бы только поступить и получить доступ в университетскую библиотеку. Там хранятся такие документы – о-о-о! – что значило это "о-о-о!", Юля не понимала, но верила, что это действительно так. Верила так же твердо, как и в существование подземного города.
И вот сейчас Алена исчезла: ушла за хлебом и не вернулась. Пропала. Отсутствовала без уважительной причины целых три часа, хотя с удовольствием посвятила бы их "Истории средних веков" – толстенной книге, лежавшей на ее кровати.
– Пойду прогуляюсь, – сказала Юля. Она набросила на плечи тонкий свитер и завязала рукава узлом на груди.
– Хочешь курить – выйди на улицу, – ехидно пропищала Ксюша. – Комендантша приходила утром, ругалась, что на нашей лестничной клетке воняет дымом и полно окурков.
– Я окурки на пол не бросаю, – отрезала Юля. – А насчет комендантши не беспокойся – как-нибудь сама разберусь.
Ксюша хмыкнула и снова попыталась углубиться в учебник. Однако это занятие давалось ей с большим трудом. Она прикидывала, успеет ли попить чаю с домашними булочками до возвращения соседок.
– Когда ты вернешься? – спросила она.
– Постараюсь недолго, – неопределенно ответила Юля и, увидев нахмуренный Ксюшин лоб, уточнила. – Через полчасика. Не скучай тут без меня.
– Какое тут скучать? Мне еще восемнадцать страниц надо прочитать, а я не понимаю ни черта, словно не по-русски написано, – притворно пожаловалась любительница мучного.
Юля вышла, плотно закрыв за собой дверь. Нарочно громко топая, она прошла по коридору до лестницы и потом тихо, на носочках, вернулась обратно. Припала ухом к двери и услышала возмущенное пение матрацных пружин, и потом – звук выдвигаемого из-под кровати чемодана.
Она приоткрыла дверь и с умильной улыбкой просунула голову:
– Кстати, у меня в тумбочке обалденный вибратор. Можешь воспользоваться, если хочешь – у нас ведь все общее. Только не забудь потом вымыть. Пока, подруга!
Она захлопнула дверь и, давясь от смеха, побежала к лестнице. Перед глазами стояла нелепая картина: Ксюша, склонившаяся над чемоданом, черные трико, туго обтягивающие необъятный зад (признак усидчивости – но не письменным столом, а за обеденным), белое испуганное лицо и округлившиеся глаза.
– А как она покраснела, когда я сказала про вибратор! – расхохоталась Юля и запрыгала вниз по лестнице через две ступеньки.
* * *
Он сидел на поваленном дереве неподалеку от "четверки". Не курил, не прихлебывал минеральную воду из бутылочки – просто сидел, почти не двигаясь. Непонятно, кто и зачем спилил этот старый трухлявый тополь: один из многих, растущих вдоль полотна железной дороги. Остальные стояли на своих местах и тихонько шумели клейкой пахучей листвой, но этот лежал уже давно (если судить по успевшему почернеть и дать новые побеги пню), давая пристанище местным забулдыгам и бездельникам, приходившим сюда выпить "на троих" и неспешно обсудить житейские проблемы и мировые новости.
Наверное, он напоминал алкоголика, не дождавшегося компании, хотя более внимательный взгляд сразу бы заметил, что этот человек на алкоголика совсем не похож. Но тем и хорош был поваленный старый тополь: здесь не ходили люди с внимательными взглядами.
За его спиной изредка шумели вечерние электрички, обдавая сидящего бегущим светом, лившимся из мутных окошек. Со стороны насыпи (то есть – тыла) любопытных глаз можно было не опасаться.
А спереди, со стороны женского общежития, его скрывали густые высохшие ветви. Идеальное место для наблюдения.
Задачу, которую поставили перед ним, никак нельзя было назвать простой. С другой стороны, он и не помнил, чтобы перед ним когда-нибудь ставили простые задачи. Нет, такого не случалось: а ведь он СЛУЖИЛ уже тридцать с лишним лет. Тридцать четыре, если быть точным.
Каждый день он просыпался с мыслью: "Сегодня я умру. Значит, надо сделать это достойно". Но пока он выходил победителем из любой ситуации. Все благодаря прекрасной выучке, неутомимым мышцам, острому разуму и совершенно железным нервам.
Правда, седина и глубокие морщины, избороздившие лицо, говорили о цене, которую ему приходилось платить за эти победы, но сидящего это мало трогало: он уже тридцать с лишним лет недоумевал, как это случилось, что он не умер вчера.
Он достал из кармана фотографию и еще раз посмотрел: но не для того, чтобы освежить образ девушки – скорее, чтобы проверить свою память. Так и есть! Он совместил черно-белое изображение с мысленным образом, намертво отпечатавшимся на обратной стороне век, и остался доволен результатом. Все совпадало – до мельчайших черточек.
Фотография была явно вырвана из личного дела: наверху виднелся след от скрепки. Но он не дал своим мыслям развиваться дальше: его совершенно не интересовало, какими путями попала к нему эта фотография. Это была ненужная информация. Ему было достаточно четко сформулированной задачи, уложившейся в пару строк, отпечатанных на белом листе. Время от времени к нему приходили письма с такими вот короткими задачами; иногда к ним прилагались фотографии, а иногда и нет. Он не забивал голову лишними вопросами; просто выполнял то, что от него требовали, и все. Его не тревожил размер гонорара: ведь он не работал по заказу, а СЛУЖИЛ. Служил верно и преданно, как самурай, но лицо его господина всегда было скрыто плотной завесой тайны. Он знал, почему служит, но так никогда и не узнал, кому.