В Сашину руку легли разграфленный лист бумаги и ручка. Костер освещал скуластое лицо профессора и надписи на листке; это оказалась обычная анкета. Саша присел на корточки и на колене, кое-как, стал вписывать ответы - где родился, когда, зачем и так далее. Было, конечно, странно заполнять анкету посреди ночного леса, но то, что над головой стояло дневное начальство, каким-то образом уравновешивало ситуацию. Декан ждал, иногда нюхая воздух и заглядывая Саше через плечо. Когда последняя строчка была дописана, он схватил ручку и листок, оскаленно улыбнулся и странной припрыжкой побежал к своей машине, на капоте которой лежала открытая папка.
Пока Саша заполнял анкету, у костра произошли заметные перемены. Люди по-прежнему разговаривали, но голоса их стали какими-то лающими, а движения и жесты плавными и ловкими. Мужчина в вечернем костюме с профессиональной легкостью кувыркался в траве, отбрасывая движениями головы мотающийся галстук; другой замер, как журавль, на одной ноге и молитвенно глядел на Луну, а милиционер, видный сквозь языки огня, стоял на четвереньках и поводил головой. Саша сам стал чувствовать звон в ушах и сухость во рту.
Все это находилось в несомненной, хоть и неясной связи с музыкой: ее темп убыстрялся, и трубы хрипели все тревожней, будто предвещая приближение новой и необычной темы. Музыка ускорялась, воздух вокруг становился густым и горячим - Саша подумал, что еще одна такая минута, и он умрет. Вдруг трубы смолкли на резкой ноте и пронесся воющий удар гонга.
- Эликсир! - приказал полковник.
Саша увидел худую старую женщину в длинном жакете и красных бусах. Она несла баночку, накрытую бумажкой, - в таких продают майонез. Вдруг у шеста с черепом произошло легкое смятение.
- Вот это да, - восхищенно сказал кто-то, - без эликсира…
Саша поглядел туда и увидел следующее: одна из девушек - та, что говорила раньше с человеком в черной куртке, - стояла на коленях и выглядела более чем странно: ее ноги как будто уменьшились, а лицо, наоборот, вытянулось, превратившись в неправдоподобную, страшную до хохота получеловеческую-полуволчью морду.
- Великолепно, - сказал полковник и обернулся, приглашая всех полюбоваться. - Слов нет! Великолепно! А еще нашу молодежь ругают!
По телу жуткого существа прошла волна, еще одна, волны убыстрились и перешли в крупную дрожь. Через минуту на поляне между людьми стояла молодая крупная волчица.
- Это Таня из иняза, - сказал кто-то Саше в ухо, - она очень способная.
Разговоры стихли, как-то естественно все выстроились в неровную шеренгу, и женщина с полковником пошли вдоль нее, давая всем по очереди отхлебнуть из банки. Саша, совершенно одуревший от увиденного, оказался в середине шеренги. Рядом с ним опять появилась Лена. Она повернула к нему лицо и улыбнулась, сверкнув белыми зубами.
Вдруг Саша увидел, что женщина в бусах - она вела себя совершенно обыденно, по-дачному, без странностей в движениях - стоит напротив него и протягивает к его лицу руку с банкой. Саша почувствовал какой-то знакомый запах - так пахнут растения, если растереть их на ладони. Он отшатнулся, но рука настигла его и ткнула в губы край банки. Саша сделал маленький глоток и одновременно почувствовал, что его держат сзади. Женщина шагнула дальше.
Он открыл глаза. Пока он держал жидкость во рту, вкус казался даже приятным, но когда он проглотил ее, его чуть не вырвало.
Резкий растительный запах усилился и заполнил Сашину пустую голову - как будто она была воздушным шариком, в который кто-то вдувал струю газа. Шарик вырос, раздулся - его тянуло вверх все сильнее, и вдруг он порвал тонкую нить, связывавшую его с землей, и понесся вверх - далеко внизу остались лес, поляна с костром и люди на ней, а навстречу полетели редкие облака, а потом звезды. Скоро внизу уже ничего не было видно. Он стал глядеть вверх и увидел, что приближается к небу, - как выяснилось, небо представляло собой вогнутую каменную сферу с торчащими из нее блестящими металлическими остриями, которые и казались снизу звездами. Одно из сверкающих лезвий неслось прямо на Сашу, и он никак не мог предотвратить встречу, он летел ввысь все быстрей и быстрей. Наконец он напоролся на острие и лопнул с громким треском. Теперь от него осталась лишь стянувшаяся оболочка, которая, покачиваясь в воздухе, стала медленно спускаться к земле.
Падал он долго, целое тысячелетие, и наконец почувствовал под собой твердую поверхность. Это было настолько приятно, что от наслаждения и благодарности Саша широко махнул хвостом, поднял морду и тихонько провыл. Потом встал с брюха на лапы и огляделся.
Рядом с ним стояла худенькая юная волчица и глядела вверх, на небо, откуда он только что свалился. Он сразу узнал Лену - а как, было неясно. Те человеческие черты, которые он в ней отметил раньше, теперь, разумеется, исчезли. Однако появились такие же особенности, но волчьи. Он никогда не подумал бы, что выражение волчьей морды может быть одновременно насмешливым и мечтательным, если бы не увидел этого собственными глазами. Лена заметила, что он ее рассматривает, и спросила:
- Ну как тебе?
Она не говорила словами. Она тонко и тихо взвизгнула - или проскулила - это никак не было похоже на человеческий язык, но Саша уловил не только смысл вопроса, но и некоторую нарочитую развязность, которую она ухитрилась придать своему вою.
- Здорово, - хотел он ответить. Получился короткий лающий звук, но этот звук и был тем, что он собирался сказать. Лена улеглась на траву и положила морду между лапами.
- Отдохни, - провыла она, - сейчас будем долго бежать. Он не хотел отдыхать. Он чувствовал себя переполненным силой - хотелось подпрыгнуть или разорвать кого-нибудь в клочья. Он поглядел по сторонам - под шестом по траве катался милиционер, на глазах обрастая шерстью прямо поверх кителя; из штанов быстро, как травинка в учебном фильме по биологии, рос толстый плешивый хвост.
На полянке теперь стояла волчья стая - и только женщина в бусах, разносившая эликсир, оставалась человеком. Она с некоторой вроде бы опаской обошла двух матерых волков - одного из них Саша узнал, это был полковник - и залезла в машину.
Саша повернулся к Лене и провыл:
- Она не из наших?
- Она нам помогает. Сама она коброй перекидывается.
- А сейчас она будет?
- Сейчас для нее холодно. Она в Среднюю Азию ездит. Волки прохаживались по поляне, подходили друг к другу и тихо перелаивались. Саша сел на задние лапы и постарался ощутить все стороны своего нового качества.
Во-первых, он различал множество пронизывающих воздух запахов. Это было похоже на второе зрение - например, он сразу же почуял свой рюкзак, оставшийся за довольно далеким деревом, почувствовал сидящую в машине женщину, след недавно пробежавшего по краю поляны суслика, солидный мужественный запах пожилых волков и нежную волну запаха Лены - это был, наверное, самый свежий и чистый оттенок всего океана запахов волчьих шкур и волчьего дыхания.
Такая же перемена произошла со звуками: они стали гораздо осмысленней, их стало в сотни раз больше - можно было выделить скрип ветки под ветром в ста метрах от поляны, стрекотание сверчка совсем в другой стороне, и следить за колебаниями этих звуков одновременно, без малейшего раздвоения.
Но главная метаморфоза, которую ощутил Саша, была в самоосознании. На человеческом языке это было очень трудно выразить, и он стал лаять, визжать и скулить про себя, так же, как раньше думал словами. Изменение в самоосознании касалось смысла жизни: люди способны только говорить, а вот ощутить смысл жизни так же, как ветер или холод, они не могут. А у Саши такая возможность появилась, и смысл жизни чувствовался непрерывно и отчетливо, как некоторое вечное свойство мира, и в этом было главное очарование нынешнего состояния. Как только он понял это, он понял и то, что вряд ли по своей воле вернется в прошлое естество - жизнь без этого чувства казалась длинным болезненным сном, неинтересным и мутным, какие снятся при гриппе.
- Готовы? - пролаял от шеста с черепом бывший полковник.
- Готовы! - взвыл вокруг десяток глоток.
- Сейчас… Пару минут, - прохрипел кто-то сзади. - Перекинуться не могу…
Саша попытался повернуть морду и взглянуть назад - не удалось. Оказалось, что шея плохо гнется, надо было поворачиваться всем телом. Подошла Лена, ткнула его холодным носом в бок и тихонько проскулила:
- Ты не вертись, а глаза скашивай. Гляди.
Ее глаз вспыхнул красным при повороте. Саша попробовал - и действительно, скосив глаза, увидел свою спину, хвост и гаснущий костер.
- Куда побежим-то? - озабоченно спросил он.
- В Коньково, - ответила Лена, - там две коровы на поле.
- А разве они сейчас не заперты?
- Специально устроено. Иван Сергеевич устроил звонок из райкома - мол, изучаем влияние ночного выпаса на надои. Что-то в этом роде.
- А что, в райкоме тоже наши?
- А ты думал.
Иван Сергеевич - бывший мужчина в черной куртке и с ремешком на лбу, превратившимся сейчас в полоску темной шерсти, - сидел рядом, слушал Лену и значительно кивал мордой.
- Здорово, - прорычал Саша, - я жрать хочу.
Лена улыбнулась - оскалила белые клыки и чуть повела ухом.
Саша скосил на нее глаза. Она вдруг показалась ему удивительно красивой: блестящая гладкая шерсть, нежный выгиб спины, стройные и сильные задние лапы, пушистый молодой хвост и трогательно перекатывающиеся под шкурой лопатки - в ней одновременно чувствовалась и сила, и какая-то открытость, беззащитность - словом, все, что так бессилен описать волчий вой. Заметив его взгляд, Лена смутилась и отошла в сторону, опустив хвост и расстилая его над травой. Саша тоже смутился и сделал вид, что выкусывает репей из шерсти на лапе.