Сложно всё. Я когда об этом думать начинаю, как слепой становлюсь. Блуждаю впотьмах без фонарика. Наверное, надо просто спать лечь. Это сейчас правильнее всего будет…
Цирк спит. Ночь перевалила за полночь. Кудрявого Жору и его напарника, болезненного пенсионера по кличке Аппендикс, у уличного костра сменяют Коростылев и Ринат Ахметзянов. Они усаживаются у огня, Ринат подбрасывает в костер наломанных загодя сучьев, и веселое пламя отодвигает темноту, даря людям свет и тепло.
- Луна какая, - хриплым со сна голосом говорит Коростылев.
- Как в фильме про оборотней, - усмехается Ринат и чешет большой, горбатый нос. - Я любил ужастики смотреть раньше.
- Тьфу ты! - Коростылев сердито смотрит на напарника. - Чтоб тебя змея укусила! Нам только оборотней тут и не хватало.
Ринат снова усмехается, на этот раз невесело.
- Ну, спасибо за пожелание, коллега. Знаешь, что высказанное вслух имеет особенность сбываться?
Ахметзянов, как и Коростылев, работал электриком в гостиничном комплексе на "Комбинате здоровья", они давно были знакомы и часто беззлобно подтрунивали друг над другом. Но сейчас, похоже, Ринату становится не до шуток.
- Тьфу-тьфу-тьфу! - стучит по кривой липовой ветке Коростылев. - Это я так, к слову. Извини.
Ругательство про змею появилось уже после пробуждения. Змей в Казани за время отсутствия людей развелось множество. В основном это безобидные ужи, медянки, но часто встречаются и гадюки, облюбовавшие многочисленные подвалы и канализационные колодцы. За неделю гадюки покусали уже четверых общинников, а поскольку никаких лекарств нет, лечат бедолаг народными средствами - отсасывают яд, прижигают места укусов. Все четверо лежат в будке униформистов под присмотром фельдшера Цапко с распухшими, как бревна, ногами, страдая от постоянно высокой температуры. Цапко поит их отварами из подорожника и листьев малины, делает какие-то примочки. Больным лучше, но о выздоровлении пока речи не идет.
- Детей берегите! - каждый день втолковывает общинникам фельдшер. - Взрослый организм еще может сопротивляться яду, а детский…
И он грустно машет рукой.
Цапко постоянно мучается от отсутствия возможности проявить свое врачебные таланты - медицина без поддержки фармацевтики оказалась беспомощной и бессильной, а народная - неэффективной. Единственный лекарственный препарат, прошедший испытание временем и имеющийся у фельдшера - марганцовка. Цапко каждый день готовит несколько ведер раствора, заставляя всех, а особенно детей и работающих на кухне женщин, мыть этим раствором руки.
- Не дай Бог дизентерия! - как заклинание повторяет Цапко. - Кишечные инфекции, сальмонеллез, холера… Мы все вымрем!
Фельдшера в Цирке прозвали Паникером, но Бабай к нему всегда прислушивается.
Томительные минуты ночного дежурства тянутся, как резиновые. Мужчины у костра уже обсудили удачную рыбалку, поговорили о будущем, сойдясь во мнениях - ничего хорошего ждать не приходится, зима идет. Потом разговор сам собой прерывается. Чтобы не уснуть, Коростылев поднимается и начинает бегать по площадке перед входом в Цирк, размахивая руками.
Ринат приносит из-под крыльца охапку сухих веток, смотрит на величественно плывущую среди обрывков облаков в темном небе Луну.
- Часа три, наверное. Скоро смену будить.
Часы в общине ни у кого не работают, и время люди меряют на глазок, а ночные дежурства отсчитывают по прогоревшим кострам. Четыре костра - смена. Сейчас как раз догорает четвертый.
- Доброй ночи, мужики! - раздается вдруг из темноты спокойный и уверенный голос.
- И вам того же, - быстро повернувшись на звук, отвечает Коростылев, на всякий случай нашарив рядом с кучей дров топор.
- Ты топорик-то брось, брось, - насмешливо советует голос. - И другану своему скажи, чтобы к костру подошел.
Друган, то бишь Ринат, тем временем пятится к входу в Цирк: согласно установленному Бабаем правилу, в случае появления незнакомых людей один из сторожей должен сразу будить главу общины.
- Ты выйди, покажись, - предлагает побледневший Коростылев, мельком глянув на Рината. - И командовать тут не надо. У нас свои законы.
- А у нас свои, - отвечает голос.
Следом в темноте раздается звук, хорошо знакомый каждому мужчине, отслужившему срочную службу - резкий металлический лязг, разбитый на два такта.
Коростылев бледнеет еще сильнее - неизвестный передернул затвор Калашникова. Ринат продолжает отступать к входу.
- Чего надо-то? - через силу спрашивает Коростылев.
- Если второй не вернется к костру - стреляю на счет три, - голос по-прежнему звучит спокойно и уверенно. - Раз! Два!
- Все, все! - Ринат бросается обратно и частит: - Чего ты, мужик? Нас тут много, если что…
- Много - это хорошо, - со смешком произнес неизвестный и резко командует: - Симонов, Коваль, Беляш - вход!
Из мрака появляются три высокие фигуры, быстро и бесшумно занимают позиции возле дверей, ведущих в здание Цирка. Коростылев замечает в руках неизвестных укороченные автоматы АКСУ.
- Вы военные, что ли? - спрашивает он дрогнувшим голосом.
- Много будешь знать… - отвечает темнота, и тут же следует новый приказ: - Стеценко, Ахтырцев, Григорьев, Панарин, Кислый - заходим. Ребус, Кидняк, Мышь - со мной. Остальные - проверить задний вход.
Мимо костра пробегают несколько человек - Коростылев успевает заметить камуфляжную форму, по вороненому металлу автоматов скользят тусклые отблески кострового огня. И только после этого в освещенную мятущимся пламенем зону вступает тот, кто отдавал команды. Высокий, плечистый мужчина под сорок, с серыми, холодным глазами. За его спиной угадывается несколько силуэтов.
Коростылев заглядывает в эти глаза - и видит там свою смерть. Это какое-то секундное озарение, откровение свыше - бывший электрик вдруг ясно понимает, что через мгновение его не станет.
Вскочив на ноги, он отчаянно кричит:
- Тревога! Трево…
Свистит брошенный нож, и Коростылев, поперхнувшись криком, булькает, хрипит и валится рядом с костром. Потрясенный Ринат видит рукоять ножа, торчащую прямо из кадыка напарника.
- Мышь, второго! - приказывает человек с холодными глазами.
Гибкий, ловкий парнишка выскальзывает из темноты, и прежде чем Ринат успевает крикнуть, узкий, тонкий клинок пронзает его грудь и рассекает сердце…
Ник просыпается и сам не понимает, что его разбудило. Все вроде бы как всегда - вокруг спят сотни уже ставших хорошими знакомыми людей. Вот кто-то вскрикивает во сне, кто-то переворачивается с боку на бок, шурша палаточным полотном, с разных сторон доносится приглушенный храп. Спальных мешков, найденных в туристическом отделе ЦУМа, на всех не хватило, и общим решением их отдали матерям с маленькими детьми и старикам, мерзнувшим даже на солнце. Все остальные спят на чем придется, а в качестве одеял используют куски синтетической палаточной ткани.
Прислушавшись - вроде все спокойно - Ник поднимает голову и оглядывается. Костер, горящий обычно посреди арены, почти погас. Серый пепел подернул угли, и Цирк погрузился в темноту. Тишину нарушает лишь дыхание спящих да мерное бормотание невидимого во мраке Монаха, который сидит у дальнего выхода с арены и молится, перебирая узловатыми пальцами насечки на посохе.
Осторожные шаги нескольких человек заставляют Ника встрепенуться. Вцепившись руками в сломанное сидение, он таращится в темноту, пытаясь не столько разглядеть, сколько понять - кому не спится в столь поздний час? Если это сторожа, то почему они ступают так тихо, ведь большинство мужчин в общине носят резиновые сапоги, которые громко бухают при ходьбе?
Луч фонарика, прорезавший густую тьму, пугает Ника. Все фонари и батарейки к ним, найденные в ЦУМе и других магазинах, давно пришли в негодность.
Этого просто не может быть - работающий фонарик!
Однако не верить своим глазам Ник никак не может - вот к первому лучу присоединяется второй, третий, четвертый. Пятна желтоватого света шарят по арене, по рядам амфитеатра, по спящим, пока, наконец, не сходятся в одной точке: на лежащем возле центрального костра Бабае.
- Э! - тихо говорит кто-то. Слышится звук несильного удара. Ник напрягает слух. - Подъем, мужик! Кто старший?
- Вроде как я, - хрипло бормочет Бабай. - Вы кто?
- Буди народ! И огня побольше. Живо!
Один из фонариков на мгновение высвечивает человеческую фигуру, и Ник холодеет от волнения - пришелец в военной форме и с оружием! Значит, правы были те, кто говорил, что помощь придет! Значит, не все погибло, есть армия, есть государство, власть - и эта власть вспомнила о несчастных обитателях Цирка!
Бабай возится, поднимаясь. Хрустят ветки, большая охапка их ложится на еле светящиеся угли и сразу слышится треск, валит дым - едва не умерший огонь с жадностью набрасывается на топливо. Становится светлее, и Ник видит, что пришельцев в форме много, человек двадцать.
Целый отряд! Силища!
- Вставайте! - радостно кричит Ник, поднимаясь на ноги. - Люди, ау! Подъем! У нас гости! Вставайте!
- Поднимайтесь! - кричит и Бабай, сопровождая слова громкими хлопками ладоней. - Важное дело!
Минуту спустя Цирк гудит, словно растревоженный пчелиный улей. На арене полыхают, рассеивая мрак, уже с десяток костров. Несколько растерянный Бабай топчется возле рослого, светловолосого мужчины в новеньком, отглаженном камуфляже. По периметру расположились остальные пришельцы, вооруженные укороченными автоматами Калашникова. Ник, следом за профессором, Халом и Эн спускаясь на арену, обращает внимание на белые повязки на рукавах военных.
Гостей разглядывает не только он. Общинники переговариваются, делясь впечатлениями: