- Послушайте, милая, - Мария уселась поудобней, положила руку на спинку дивана. - То, что происходит сейчас в этой комнате, преступно. Сотрудницы фирмы не имеют права на личный контакт. Если кто-то узнает… Но, мало того, вы еще пытаетесь узнать у меня содержание разговора. Я, видите ли, слишком дорожу своим местом в фирме, чтобы…
- А стоит ли им так уж дорожить? - перебила Васса.
- Может быть, деньги бешеные получаете? Сто пятьдесят рублей и раз в год премия - пол-оклада. Смех. Мало того! Вся ваша жизнь опутана, словно проводами под током: сюда нельзя - стукнет, и сюда нельзя, и… Вы же только и думаете, как бы ненароком кому не улыбнуться от души, как бы в дом кого не впустить. Вы всегда такой были? Нет же? Искренне вы теперь только с мясником лаетесь. Почему у вас цветов на окнах нет?!
Мария промямлила что-то вроде:
- И так темно…
- Действительно, темно нам… Честно скажите: вы верите в "Телефон безмолвия"? Отвечайте!
Марии стало тревожно. Дискуссий только не хватало. Объяснять ей, рассказывать про великую цель? Она и сама все это знает. Тогда о чем же? О тех мыслях, которые мучили ее после ухода соседки? Да кому это интересно. И вдруг, как бывало это в моменты усталости, чаще перед сном, Мария увидела свою собеседницу, словно издалека, маленькой-маленькой, и голос у той сделался кукольный.
- Вы знаете, - ответила она через силу, - я скажу вам честно. Мне лень об этом говорить. Для себя я уже все решила, а убеждать вас не собираюсь. Но если вам так уж хочется: самоубийств в городе стало меньше.
- Вряд ли благодаря нам. И намного ли меньше? А вы знаете, что возросло, например, количество убийств, бессмысленных и дерзких?
- Может быть, это благодаря нам? - Мария усмехнулась.
- Напрасно вы иронизируете, дорогуша. Именно над этим стоит подумать. Хотите, я вам что-то скажу?
- Не знаю. Не уверена, - Мария отвечала по инерции, без интереса глядя на уменьшившуюся гостью.
- На днях я выслушивала школьницу, которая полтора часа лепетала, как ее бросает то один мальчик, то другой. Про каждого нового мальчика она говорила минут по пятнадцать и все одно и то же. Мама ее, видите ли, не понимает и грозиться выпороть. Девочка за всю жизнь, судя по ее речи и образу мыслей, не прочитала ни одной книжки. Ныла она эдак, ныла, а я пыталась сочувствовать. Но в один прекрасный миг я от всей души послала ее к чертовой бабушке, не произнеся, естественно, ни слова. И что, вы думаете, показал прибор?
- Что? - встрепенулась Мария.
- Сто единиц сочувствия.
- Значит…
- Значит, прибору безразлично, какие эмоции я испытываю. Могу и ненавидеть, и если делаю это достаточно сильно, прибор меня не выдаст. А отрицательная энергия ненависти спокойненько отправится к донору. И, если честно, мне кажется, что наши дамы все чаще выдают именно ненависть и раздражение.
- Послушайте, послушайте, - неожиданно горячо заговорила Мария. - Но зачем же тогда вы при своем отношении ко всему этому… Зачем вы пошли работать на "Телефон"?
Васса расстегнула сумочку и вынула сигарету. Потом спохватилась:
- Ах, простите.
- Да ладно, курите, - Мария сходила на кухню и принесла блюдце вместо пепельницы. - Может быть, чаю?
- Можно…
Мария снова пошла на кухню, вернувшись взяла стул и села напротив Вассы.
- Так зачем же вы…
- Ну хорошо. - Васса стряхнула пепел и вновь затянулась. - Я, видите ли, работала раньше в Комитете социальных исследований. О неблагоприятном психологическом климате в стране нам было давно известно, и мы не удивились, когда из Центрального института статистики нам сделали заявку на комплекс мер по борьбе с растущим процентом самоубийств. Проблема серьезная и, сами понимаете, интересная. Работали мы, надо сказать, с энтузиазмом. И вдруг оказывается, ничего этого не надо. За нас уже подумали в каком-то, извините, "почтовом ящике" и просто ознакомили со списком мер на нашем ученом совете. Я как сейчас помню: день был душный, старички из ученого совета засыпали на ходу, за каждый пункт голосовали, лишь бы поскорей. А я сижу и ничего понять не могу: почти по каждому пункту у меня есть возражения, все грубо, непрофессионально. Одни психиатрические лечебницы чего стоят… Все как нарочно. Но, если бы я стала возражать… Словом, никому это не было нужно. Меня бы в конце концов просто отстранили от участия в обсуждении. И тогда я выбрала самый спорный на мой взгляд пункт - "Телефон безмолвия", который ученый совет обсуждал дольше других, и решила заняться им вплотную.
Васса закашлялась и потушила сигарету о блюдце.
- Я хотела разобраться. Абсурдность идеи была видна невооруженным, что называется, глазом. Во всяком случае мне она была видна. Для начала нужно было понравиться Юзу.
- Какому Юзу? - удивилась Мария.
Собеседница удивилась в свою очередь.
- Вы не знаете Юза?
- Да нет же!
- Но разве не он принимал вас на работу?
- Нет…
- Странно. Я думала, что в нашем регионе этим занимается только он. Ну, как вам объяснить? Юз, видимо, один из организаторов этого бреда. Я решила понять, зачем им все это нужно, а чтобы понять, надо внедриться туда.
- Шпионские страсти, - задумчиво проговорила Мария. На кухне зашумел чайник, она вышла из комнаты и вернулась с пустыми руками, словно забыв, что предлагала гостье чаю.
- Ну, и что же вы? - напомнила Мария, вновь усаживаясь на стул.
- А я действовала по системе Станиславского. Я заставила себя поверить в то, что сочувствую этой идее, что мечтаю посвятить себя… и так далее. Нет, ну вы представьте себе ситуацию, представьте на минуту. Вот перед вами существо, облаченное властью, вот у него идея, громадная, как дом. Дом этот даже привлекателен снаружи, но войдите в подъезд - там вонь, а на всех этажах монстры. И вот они хотят этот дом надстраивать, расширять. А вы одна понимаете. И что делать? Что?
- Идти на стройку?
- Вам почему-то смешно… Может быть, и на стройку, но лишь для того, чтобы заложить взрывчатку.
- Однако вы работаете там вот уже несколько лет.
- Я не должна себя выдать пока что.
- Лучший вид конспирации - бездеятельность.
- О, - Васса двинула бровью, - вы уже даете мне советы? - И замолчала.
Молчала и Мария.
- Всхлипнул телефон и разразился длинным междугородным звонком.
- Странно… - Мария подняла трубку.
- Богиня! - прозвучало там. - Прекраснейшая из женщин, не осмеливаюсь сказать о просьбе своей, по величине равняющейся…
- Кто это говорит? - раздраженно отозвалась Мария.
- О, я сам виноват! Сам! С того памятного дня, как вы вошли в мою жизнь, не удосужился позвонить.
- Прекратите хулиганить, - Мария собиралась положить трубку.
- Еще одну секунду! Лишь одну! Я заходил к вам со своей собачкой. Помните!
- А-а. Трудно забыть.
- Вспомнили! Вспомнили! - возликовал Юрий Павлович Пушкин. - И стихи мои помните?
- Послушайте, я занята. У меня человек.
- Вот как… - закручинился Юрий Павлович. - Человек у вас… А может быть, я несколько оживлю ваш дуэт? Третьим лишним, знакомая роль, а?
- Нет уж, избавьте. Надеюсь, ваш пес вас больше не валяет.
- О, если дело в этом, нет-нет. Он вырос и поумнел.
- Еще вырос?
- А без собаки можно?
- Вы что, ребенок? Счастливо оставаться и больше не звоните.
Мария, не глядя, бросила трубку и повернулась к Вассе. Та была бледна и сидела очень прямо.
- Кто это был?
- Так, один чудак. Якобы поэт. Случайный знакомый. Хотел зайти.
- Зайти? А звонок междугородный. Поэт… - Васса снова откинулась на жестковатую спинку кресла. - Так вот о поэтах. Мне кажется, я уже достаточно сказала вам, чтобы рассчитывать и на вашу откровенность. Насчет того разговора… Помните?
- Какая вы. Решились прийти ко мне, но не решились выслушать того мужчину. Впрочем, понимаю. Если бы в конце рабочего дня вас вдруг послали на энцефалограмму…
- А по закону подлости послали бы именно меня, - подхватила Васса. - Утаить же то, что произошло только что, очень трудно.
- Но скажите хотя бы, почему этот мужчина вас так интересует. Возлюбленный ваш? Но тогда я вам сочувствую. О вас он не говорил ни слова.
Васса встала. Подошла к окну.
- Это был мой брат. После того разговора он покончил с собой.
- Простите. Ради Бога, простите меня.
- За что же? Надеюсь, вы не поскупились на сочувствие?
- Послушайте, Васса. Я вот о чем думаю. А вдруг за всеми нами следят или вдруг в квартире прослушивание?
- Вряд ли. Нас слишком много. Кроме того, почти все, что можно, они вытягивают из нас на работе.
- И все-таки… - Мария посмотрела на медленно темнеющее окно, потом на часы. - Все-таки лучше нам продолжить на улице. Но имейте в виду, ничего криминального, даже просто интересного я вам не сообщу. Не было там ничего такого…