- До угодных хозяину размеров, - любезно просветил меня четырехногий мутант. - Боги бывают огромными, как Сварог или Зевс, а бывают просто крупными, как Перун или Гелиос. Мы растем, пока хозяин не сочтет наш размер приемлемым для себя.
- Я уже нахожу его приемлемым, - торопливо заверил я. - Все, больше расти не надо.
- Тогда дай мне имя и прикажи.
- Легко сказать, - задумался я. - Вон, у Муромца, коня зовут просто - Конь. У Ивана-дурака - "эй ты, придурок". А тебе, для выполнения команды пароль обязательно нужен?
- Таковы правила, - жалобно покосился на меня горбатый монстр. - Да и не хочется, что б кто-то называл тебя "эй ты, придурок". Дай мне имя, Иван. Пожалуйста.
- Имя… Имя, - зачесал я в затылке. - Имя, брат, такая штука, оно с кондачка не придумывается. Я-то тебя хоть Росинантом назвать могу, только тебе потом с этим именем жить… Буцефал… Молниеносный… Вихрь… Сокол…
- Ты его еще Сивкой назови, - как всегда, невесть откуда возникла рядом Скилла. - Это же последний из рода Танатов. И звать его должны - Танат.
- А мне не нравятся эллинские мотивы, - закапризничал я. - Ты - Скилла, он - Танат… Мы в Древней Руси или в Древней Греции?
- Мне нравится имя Танат, - оживился горбунок. - Пожалуйста, Иван, нареки меня Танатом…
- Тьфу! - в сердцах сплюнул я. - Такое ощущение, что не собака с конем при мне, а с точностью до наоборот. Где уважение, это, как его… подобострастие?
- Служить бы рады, прислуживаться тошно, - нахально усмехнулась Скилла. - Ты бы лучше поторопился с именем, а то к завтрашнему утру получишь слона с крыльями - а оно тебе надо?
- С крыльями? - удивился я. - А почему с крыльями?
- Горбик-то у него, с каких забот чешется? - задала наводящий вопрос вредная собака. - Не доходит?
Я вопросительно посмотрел на горбунка. Он застенчиво улыбнулся и потупился.
- Так, - сказал я решительно. - Больше никаких секретов не хочу. Говорящая собака, рыскающая в леший знает каких измерениях, крылатый конь, мечтающей об имени, от которого у нормальных людей под ложечкой сосет… Чего еще ожидать на мою голову? Ладно, уговорили. Нарекаю тебя Танатом и повелеваю больше не рост…
Договорить я не успел: взрывной волной огромной силы, меня подняло в воздух, прокрутило раз пятнадцать, словно осенний листок, и с такой силой ударило о землю, что на несколько секунд я лишился сознания. Очнулся, что удивительно, без посторонней помощи. Да ее и некому было оказать: Илья с Иваном деревянными истуканами застыли на месте, в суеверном ужасе рассматривая огромного, черного как ночь, коня, с расправленными в немыслимом размахе могучими крыльями.
- Совсем забыла тебя предупредить, - невинно покаялась вновь возникшая рядом со мной Скилла. - Когда они прекращают расти, у них разворачиваются крылья, а когда крылья разворачиваются…
- Я уже понял, - слабым голосом сказал я, пытаясь на глаз измерить пропаханную мной в земле борозду. - Может быть я тебя обижу, но я должен это сказать: когда встречу Герасима - пожму руку. Хотя бы за попытку.
Скилла неопределенно хмыкнула и снова исчезла. Испытывая боль в каждой косточке, я вновь забрался на коня, поерзал, пристраиваясь между крыльями, и уточнил:
- Мы, теперь, полетим или поедем?
- Как скажешь, хозяин, - радостно отозвался свеженареченный Танат.
- Ну, хоть этот пока управляем, - со вздохом констатировал я. - Нет, в воздухе меня укачивает. Пешком. Потихонечку, помаленечку… И крылья куда-нибудь прибери - люди пугаются…
Дорога по прежнему тянулась нескончаемой нитью. Климат заметно менялся к похолоданию, и я потихонечку сатанел от необходимости питаться подножным кормом. Если кто-то, начитавшись дурных сказок, по-прежнему истекает слюной при упоминаний "яств из леса", то должен разочаровать: любой, самый заморенный домашний поросенок, несравненно вкусней самого откормленного лесного вепря. А уж жирный домашний гусь или нежная курочка просто не идут ни в какое сравнение с жилистой и мускулистой дикой уткой.
Чаще стали идти дожди. Иван изводил нас своим нытьем, и если бы не запредельный нюх Скиллы, находившей жилье для постоя при самых неблагоприятных условиях, я бы собственноручно лишил сказочного дурака надежды на грядущую битву с чудовищами. Я не жесток. Просто у каждого из вас, наверняка, отыщется среди знакомых какой-нибудь зануда, лоботряс и хвастун. А теперь представьте себе, что вы попали с ним на необитаемый остров. Да-да, настолько необитаемый, что никто и никогда не узнает, где вы спрятали его труп. Ехать с ним было не просто тяжело: было такое ощущение, словно мы пытались затащить на крутую горку огромный ком влажной и вонючей шерсти. Мы с Ильей пытались приспособить его для приготовления обедов - есть эту "пищу" было невозможно. Пытались поручить разжигание костров - он сжег наши одеяла и спалил седло Муромца. Отправляли на охоту - и ложились спать на голодный желудок. Зато он "развлекал" нас бесконечными рассказами о своих подвигах до тех пор, пока конь Ильи не начинал отчаянную контратаку платонами и кантами. Но сколько той мировой мудрости против беззаботной болтовни одного дурня? Силы были неравны и конь сдался.
- У меня от усталости начинаются галлюцинации, или действительно последние два дня нам встречаются одни и те же лица? - спросил я Муромца, воспользовавшись временным затишьем - Иван заснул прямо в седле.
- Ты имеешь ввиду те мрачные рожи, что этак недобро оглядывают нас из кустов у большой дороги? - уточнил Илья. - Нет, тебе не кажется. Дело в том, что это - северный край. Места здесь глухие, малолюдные. Мужчины погибают часто, а еще чаще подаются поближе к цивилизации искать счастья. Вот и выходит, что на каждого мало-мальски пригодного мужичка приходится по дюжине девок, вдов, да незамужних баб. Живет в этих местах добрый молодец Морозко: пьяница, лоботряс и бабник. Зато фигурой статен, а мордой гладок да пригож. Вот и нашел он себе одновременно забаву и пропитание: повадился по скучающим без мужской ласки бабам прыгать, а они за это лоботряса кормили, поили, в баньку водили да на постой оставляли. Так что в этих краях ты встретишь немало схожих морд и характеров. Воспитание у них в одно слово вкладывается - безотцовщина, а характер, наоборот - в отца. Когда папочка только проездом, раз в год, заглядывает, и все его воспитание заключается в том, что бы мамке глаз подбить, а детишкам в пьяной ласке по вихрам погладить: "папочка вас любит", то это совсем и неудивительно… Отец у них на всех один, потому и кличут их всех одинаково: от - Морозки.
- Встречал и я нечто подобное, - вздохнул я. - Был у меня один знакомый…
Закончить историю я не успел: из-за поворота, навстречу нам, выехал крупный конный отряд, закованный в сверкающие доспехи, с приделанными к ним диковинными, белыми крылышками.
- Эй, мужичье, - с сильным акцентом окликнул нас один из них, по видимому, старший. - Вы кто такие? Отвечать, когда вас спрашивает великий Пан, несущий в неграмотную Русь радость просвещения!
Я бросил умоляющий взгляд на тянувшегося к булаве Муромца и смиренно ответил:
- Я - Иван-дурак.
- А ты, лапотник? - спросил Пан Илью.
- Иван, - сквозь зубы отозвался тот. - Дурак.
- А ты, красномордый?
Задремавший Иван подскочил от окрика и завертелся во все стороны, таращась на развевающиеся на ветру крылья.
- Ангелы?! - восторженно выдохнул он. - Меня живьем в рай взяли?! Я знал! Я всегда знал, что заслужил это!..
- Понятно. И этот дурак. Поздравляю, панове, - повернулся Пан к своим спутникам. - Мы в России. Слушайте меня, неграмотные мужики, - вновь повернулся он к нам. - Мы решили принести вам свет просвещения в обмен на богатство и ненужную вам свободу. Такой выгодной сделки у вас еще не было. Но вы можете лишиться всех этих благ, ибо мы сбились с дороги. Точнее, она кончилась. Нам сказали: ехать до тех пор, пока не кончаться дороги и не начнется Россия. Дороги кончились. Где Россия?
- А ты едь, как едешь, - двусмысленно посоветовал Илья. - Тебя везде встретят.
- Кстати, дурачье, а как вы отличаете друг друга? По кличкам?
- Да по приметам, - любезно отозвался я. - Вот этот Иван, - я указал на Илью, - "Иван с усами и бородой". Вон тот - "Иван с усами". Ну а я, как видите, и вовсе "Иван безусый".
- Хорошо, пусть будет так, - поморщился Пан. - Кто из вас возьмет на себя великую честь проводить нас до вашей столицы? Вот ты, Иван Сусанин… Сусамин… Вобщем, ты поведешь нас.
- Проводи их до ближайшей заставы, - шепнул Муромец Ивану. - Не заблудишься? Ведь спал всю дорогу…
- Я?! - возмутился Иван-дурак. - Заблужусь?! Да я эти места как свои пять пальцев знаю. Езжайте, ни о чем не беспокойтесь, я ангелов-просветителей провожу, и быстренько вас догоню… Айда за мной, белокрылые, тут недалече.
Он повернул коня и гордясь доверенной ему миссией гордо поехал впереди отряда. Илья долго смотрел ему вслед, почесал в затылке и спросил:
- Как думаешь, не зарубят они его за болтовню несносную? Жалко будет дурака…
- Меня больше волнует, что б он нас не догнал хотя бы в ближайшие пару дней…
- Да, - согласился Муромец. - Надо поторопиться…