- Эта фотография была сделана, - сказал отец Хэнди, - во время пира на открытом воздухе на Гавайях. Он вкушал местное блюдо из осьминога и курицы с листьями таро. Наслаждался жизнью. Видишь это жадное выражение разыгравшегося аппетита - как неестественно искажены черты Его лица сим чисто плотским чувством! Он отдыхал воскресным полуднем перед произнесением речи на факультете тамошнего университета - не помню названия. Это было в счастливую пору шестидесятых годов.
- Вы сами виноваты в том, что я не могу выполнить работу, - пробурчал Тибор.
- У плохого мастера всегда инструмент виноват.
- Вы не мой инструмент, - ответил калека. Опустив манипуляторы на сиденье тележки, он добавил: - Вот мои инструменты. Я их не виню. Я ими пользуюсь - как могу. А вы… вы мой наниматель. Вы ставите передо мной огромную задачу, но даете один паршивенький цветной снимок. Да разве я могу?..
- Странствие. Попечители Церкви постановили так: если фотографии недостаточно - а это так, и все мы отлично это понимаем, - тогда ты должен отправиться в странствие и путешествовать, пока не найдешь Господа Гнева. Они прислали письменное распоряжение на этот счет.
Тибор изумленно замигал. Таращась на отца Хэнди, он запротестовал:
- Но моя метабатарея! А ну как она выйдет из строя в дороге!
- В этом случае вини свой инструмент, - произнес отец Хэнди. Величаво-спокойная интонация этой фразы далась ему не без труда.
Или подала голос от плиты:
- Уволь его. Пошли к черту.
- Я никого не увольняю, - обратился к ней с укором отец Хэнди. - И посылать к черту - это очень по-христиански. Пора бы тебе запомнить: у нас нет понятия ада и чертей!
Вслед за этим он повернулся к Тибору и произнес величайшие стихотворные строки всех времен и народов, коих общий смысл оба мужчины улавливали, но коих скрытая суть ускользала от них, как рыба у того рыбаря, что взял на ловитву сеть со слишком крупной ячеей.
Отец Хэнди произнес эти слова во весь голос, яко соединяющие их с Тибором за тем, что те, христиане, величали вечерей любви. Но в этих строках был явлен смысл более высокий: в них была Любовь, Человек и Красота - новая Троица.
Ich sih die liehte heide in
gruner varwe stan.
Dar suln wir alle gehen,
die sumerzit enphahen.
После того как священник это произнес, Тибор солидно кивнул и снова занялся сложным процессом поднесения чашки к своим губам. Когда хитрый механизм установил чашку в нужном положении, калека-художник стал медленно отхлебывать кофе. В комнате воцарилась тишина. Даже Или, представительница болтливой части человечества, хранила молчание.
Снаружи громко сопела и недовольно пофыркивала, переминаясь с ноги на ногу, пегая коровенка, возящая тиборовскую тележку. "Наверное, ищет чего поесть, - подумал отец Хэнди, - и ничего не находит. Ей пища нужна только для тела, нам нужна пища и для души. Иначе помрем. Нам никак нельзя без этой фрески. Придется Тибору совершить странствие длиной в тысячу миль - а ежели его голштинка падет в дороге или батарея перестанет работать, тогда и мы погибнем вместе с ним - "в смерти не пребудет один".
Он мог только гадать, ведомо ли это самому Тибору. Ах, если бы знание этого помогло Тибору! Но скорее всего не поможет.
Поэтому отец Хэнди промолчал. В этом мире ничто не помогает.
Глава 2
Ни тот ни другой не ведали, кто был автором этого старинного стихотворения на средневековом немецком языке, для перевода которого имевшийся у священника современный словарь был непригоден. На пару они все же перевели четверостишье - где догадались, где восполнили пробел воображением, где провели логическое дознание. Хотя дословный перевод не удавался, они были уверены, что улавливают общий смысл. Глядя на их потуги, Или насмешливо фыркала.
Там было что-то про чащу, которая стоит под палящими лучами солнца, однако каким-то дивным образом продолжает ярко зеленеть. И выходило, что всем нам предстоит направиться туда… в самом скором времени? Указан срок - летом. Но что случится летом? Мы туда отправимся летом? Или летом прибудем туда?
Отец Хэнди и Тибор чувствовали итоговую правду, абсолютную истину этих слов, но, по своему невежеству и отсутствию источников, на которые можно опереться, приходилось домысливать. И лето в их сознании становилось временем, когда предстоит выйти и прийти - отправиться в путешествие в этот иссушенный солнцем лесной край и достичь конечной цели, конечного обретения. Они - опять-таки нутром - ощущали, что обретение жизни и уход из жизни одномоментны, тем не менее разумно объяснить сей феномен не могли, а потому он пугал их. Однако они раз за разом возвращались к этой теме, ибо не достигали понимания - быть может, это непонимание и было бальзамом для них, благостным спасением, и разговор они заводили ради того, чтобы лишний раз подтвердить наличие благости непонимания.
"Теперь, - думал отец Хэнди, - мы с Тибором нуждаемся в mekkis - силе, что снизойдет с Неба и пособит нам…"
В этом пункте Служители Гнева сходились с христианами: благая сила сосредоточена на Небесах, на Ubrem Sternenzelt, по выражению Шиллера, то есть после звездного шатра. Зная современный немецкий язык, они точно понимали смысл шиллеровского выражения - горние высоты располагаются выше звезд.
"А вообще-то странно целиком полагаться на четверостишье, значение которого остается темным, - размышлял отец Хэнди, разворачивая старую карту с указанием всех бензозаправочных станций вдоль дорог - такие карты до войны раздавали автомобилистам бесплатно. - Все эти бесчисленные бензоколонки - не знаки ли это беды, не признак ли сползания человечества в пропасть маразма? Да, времена мечены расцветом дурного - не то чтобы те времена были паршивые, мы сами были гадкими, дурными - зло гнездилось в нас".
Сейчас он совещался с Доминусом Маккомасом - своим начальником, согласно иерархии Служителей Гнева.
Доминус восседал перед ним - большой, не холодный и не горячий - и скалил до странности крупные зубы. Казалось, зубы даны ему как атрибут профессии и он трудится преимущественно ими, готовый в клочья изорвать все живое и неживое, что попадает в поле его зрения.
- Карл Люфтойфель, - сказал Доминус Маккомас, - был настоящий сукин сын. Если говорить о его человеческой ипостаси.
Он поторопился присовокупить это уточнение, ибо негоже выражаться подобным образом о божественной части Господа Гнева, богочеловека.
- И бьюсь об заклад два к одному, - продолжил Маккомас, - что он использовал сладкий вермут для мартини.
- А вы сами пили когда-нибудь сладкий вермут - чистый или со льдом? - осведомился отец Хэнди.
- Сладенькая моча, - громыхнул Маккомас своим жутким придушенным баском, упоенно ковыряя между зубами кончиком спички. - Я не преувеличиваю. То, что они закупили, ничуть не лучше лошадиной мочи.
- Мочи лошадей, страдающих диабетом, - уточнил отец Хэнди.
- Да, тех, что мочатся одним сахаром! - хохотнул Маккомас.
В его круглых глазах на мгновение заплясали чертики. Обычно же эти глаза источали опасность; блудливые и переменчивые, постоянно не то чтобы налитые кровью, а красноватые - наподобие металла в месте короткого замыкания. Подобный как бы расхристанный взгляд и вечно не более чем до половины застегнутая ширинка были характерными особенностями маккомасовского облика.
- Стало быть, ваш богомаз, - скрипучим баском продолжил Маккомас, - отправляется в Лос-Анджелес. На своих двух… колесах. Надеюсь, маршрут под горку?
На этот раз он расхохотался всерьез, так что обрызгал слюной пол-стола. Сидящая в уголке комнаты Или подняла глаза от вязания и глянула на Маккомаса с таким откровенным презрением, что отец Хэнди даже заерзал на стуле от неловкости и нарочито углубился в изучение засаленной дорожной карты.
- Карлтон Люфтойфель, - ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес отец Хэнди, - был председателем Комиссии по разработке новых видов энергии с 1982 года и вплоть до начала войны. На самом же деле они трудились над созданием ГРБ.
Он замолчал, рассеянно водя пальцем по карте.
Да, Карлтон Люфтойфель был отцом ГРБ - глобальной рассредоточенной бомбы, которая предназначалась не для взрыва в определенном месте Земли, а для тотального заражения одного из слоев атмосферы.
Согласно тогдашним воззрениям военных теоретиков - до Третьей мировой войны, у этой бомбы были громадные преимущества. Ее нельзя было уничтожить подобно тому, как ракеты сбивали антиракетами, когда даже самые быстрые бомбардировщики (а к 1982 году бомбардировщики летали с фантастическими скоростями) истребляли при помощи, смешно сказать, бипланов. Да-да, тихоходных бипланов с летчиком-камикадзе.
Эти чудо-бипланы появились в 1978 году. Серийное название - "Заслон-III". Что-то вроде громадного рукотворного пеликана, в брюхе которого немыслимое количество топлива. Аппарат петлял и кружил низко-низко над землей на протяжении многих месяцев, а пилот жил в его кабине так же естественно, как наши пращуры на деревьях.