Уникум, не уникум, но Витя сказал правду. У себя в школе я добился права вести три совершенно разных предмета, наплевав на глухое недовольство коллег. Учебная нагрузка, как мы понимаем, это деньги. Поскольку я не гнался за деньгами, ничто не нарушало моего Равновесия, ни чья-то зависть, ни бесконечные интриги. "Не следует увлекаться противопоставлениями, чтобы не нарушить психику", – писал великий Во Го. Вот именно. Прежде всего меня интересовало объединение... Объединение столь отдаленных друг от друга дисциплин, как гимнастика, литература и физика – вплоть до полного их слияния. Этому и была посвящена моя конкурсная программа, благополучно не замеченная дорвавшимися до кормушки приматами. На уроках физкультуры, например, детишки у меня наматывали круги по спортзалу под сказки Толкиена, гениально прочитанные одним известным актером. Ставилась кассета, включался магнитофон – и вперед. Отжимания выглядят так: вдох – это нечетная строка из "Евгения Онегина", выдох – четная. Вдох-выдох, вдох-выдох – и роман в стихах освоен. Расчет траектории баскетбольного мяча, летящего в корзину – с проверкой на практике. Изучение закона Гука на примере подкидной доски. Сочинение на тему: "Нарушение 2-го начала термодинамики в творчестве М.А. Булгакова"... и тому подобные конфигурации. Кому-то все это покажется карикатурой, ярким образцом патопедагогики, на что я замечу, что никто – НИКТО! – из родителей не выразил протеста. Удивительные чувства испытываешь, когда на твоих глазах из идиота начинает формироваться человек с развитым мышлением и устойчивым внутренним миром – совершенный человек... Совершенство – вот она, цель моей работы.
Правду сказал Витя, истинную правду! Равных мне нет, сколько не ищи.
Когда речь зашла о педагогике, ты, Щюрик, и воспользовался моментом, поделился своей проблемой. Как бы по инерции. "Боюсь, – говоришь, – за ребенка. Целыми днями, – говоришь, – места себе не нахожу".
Дескать, он у тебя маленький еще, и часто остается один дома. Долбишь человечку, долбишь, что нельзя посторонним дверь открывать – без толку! Даже когда вы с Идкой дома – все равно бежит впереди вас. Вы ему фильмы страшные подсовывал, триллеры всякие про маньяков – нет, не понимает. Идка говорит – задержка психического развития. Лишен чувства опасности. Вроде бы даже болезнь такая есть – отсутствие чувства опасности... Мало того, дверной замок за собой никогда не закрывает! С этим – просто беда. Приятели к нему бегают, сам он с улицы приходит – и все, дверь брошена. Забыл закрыть, видите ли. Бывает, не проследишь, и квартира полдня открытой может простоять...
Такая печальная история. Дошло до того, распалился ты, что однажды в собственной прихожей вы с женой обнаруживаете какого-то детину! Здоровенный, в тулупе, с квадратной челюстью. Подергал, видать, за ручку: было открыто, он и вошел. Увидел вас – и нет его. Простите, мол, ошибся. Тебя потом час трясло. А если б взрослых дома не было? Что бы этот бродяга с ребенком сделал?.. Хорошо бы пугнуть мальца, подмигнул ты нам с Неживым. По-настоящему пугнуть, чтоб навсегда запомнил. Ну как, педагоги? Наука не против подобных методов?
– Проси вот этого парня, – сказал Витя, хлопнув меня по спине. – Лучше его – не найти. Зверь, монстр, фанатик... Был я как-то в его келье, – принялся Кожух с восторгом рассказывать своей молчаливой подружке. – Абсолютно голые стены, ноль мебели, раскладушка в углу и нунчаки на подоконнике. Настоящий боевой монах-отшельник. От подробностей его холостяцкой жизни у тебя бы волосы дыбом встали, причем, по всему телу...
– Ну что, ДимАс? – тихо спросил ты меня. – Поможешь?
Монах-отшельник... Удачная шутка. Не знаю, не знаю. Прежде всего я – профессионал, и уже потом – монстр с нунчаками на подоконнике... Почему бы нет, весело подумал я. "Пугнуть мальца". В гостях у четы Барских я ни разу не был, так что ребенок никогда раньше меня не видел.
А еще вот о чем мне тогда подумалось. Каким же ты, Щюрик, стал трусливым и мнительным, если готов опуститься до столь сомнительных воспитательных "методов". В детские годы, помнится, ты был решительно другим. Один наш с тобой опыт с подводной ракетой чего стоил...
– Жди меня завтра, – шепотом пообещал я.
2. Коан о бестолковых учениках, лишившихся ушей
Прежде чем начать урок, я достаю из кармана пиджака записную книжку. Зачитываю вслух цитату:
"Бездействие, как состояние, есть процесс служения Карме посредством минимального вмешательства в Реальность. Так, может, лучше умереть сразу, покончив жизнь самоубийством? Но самоубийство – так же есть действие..."
– Что ты по этому поводу думаешь, Барский? – спрашиваю.
– Бред, – откликается он сейчас же.
– Вот и я думаю, что самоубийство в нашем с тобой случае – не выход...
Мне нужна была сила, и я прикоснулся к ней. Мне нужно было хоть на миг вернуться в свой мир, и мудрые слова открыли дверь.
– Между прочим, – добавляю с гордостью, – это была цитата не из кого-нибудь, а из Во Го.
– Из какого Вого.? – с ужасом спрашивает Щюрик.
– Не знаешь? Позор. Лучший российский автор в формате дзен, так что рекомендую. Жаль, публиковался только в Сети, да еще под псевдонимом.
– Ты спятил, ДимАс, – корчится он.
Я бы улыбнулся, если б смог выплюнуть зловонную трухлявую затычку, распирающую гортань. Кроме цитат в моей записной книжке хранится много чего полезного. Нестерпимо хочется проститься с внешней частью Реальности, пока есть еще время... а есть ли время?.. я хватаюсь за пульс – бусинки сердечных сокращений сыплются по ступенькам, обгоняя одна другую, вне ритмов и медицинских законов... листы записной книжки лениво перебирают воздух, как плавники висящей в воде рыбины... фамилии, телефоны, адреса – всё то, что никогда мне уже не понадобится... я бы заплакал, если б в сосудах моих осталась хоть капля влаги...
Мальчишка продолжает методично бить чем-то в дверь ванной, и тогда я встаю.
– Не смей трогать ребенка! – воет Щюрик мне вслед.
Догадливый ты мой.
Нет, я не за ним. В прихожей, среди лыж и ватников, я приметил комплект удочек. Хозяин, оказывается, не дурак порыбачить. Однако леска там слабовата – для моих целей не годится. Поэтому, не выходя из комнаты, я останавливаюсь возле дверного проема. Здесь мастеровитый хозяин устроил вместо двери остроумное украшение: свисающие до пола гирлянды из пивных пробок. Пробки нанизаны на толстенную леску, вернее сказать, на плетеный поликарбоновый шнур (ширина – около трех миллиметров в диаметре; выдержит любой вес). Обрываю всю эту конструкцию к чертовой матери и ссыпаю пробки в угол. Потом делаю из шнура удавку и возвращаюсь к своей добыче.
У господина Барского завязаны и передние, и задние конечности, поэтому ставить его тушу на ноги приходится мне. Он пытается устроить возню, но одной зуботычины достаточно, чтобы процесс завершился. Петлю я набрасываю ему на шею, а другой конец шнура, встав ногами на разобранный диван, перекидываю через крюк, на котором висит люстра. Устанавливаю пленника точно под этой люстрой, после чего натягиваю и закрепляю шнур на крюке.
– Не дергайся, – предупреждаю я друга детства. – Потеряешь Равновесие, и ты – висельник.
– Зачем ты это делаешь, Клочков? – спрашивает он, на мгновение заглянув мне в глаза. – По-моему, спектакль с перебором.
Все-таки к его лицу невозможно привыкнуть...
– Зато пьеса хороша, – отвечаю я. – "Живой труп" называется.
– В каком смысле? – силится он понять. – Это что-то из классики? – тужится он вспомнить.
– Классика не умирает, в отличие от людей.
Я обрываю эту болтовню и иду наконец вызволять Барского-младшего из темницы. Пришло время. Поднимаю вешалку, освобождая проход...
Оказывается, он колотил в дверь не тазом! Здоровенный дюралевый бак для грязного белья проносится мимо меня – еле успеваю увернуться. Как мальчишка справлялся с этакой махиной? Да он воин! Я ловлю взбесившегося зверька на пороге, поднимаю в воздух и бережно встряхиваю. Что-то в нем смещается, что-то укладывается на место, и наступает взаимопонимание.
Бак для грязного белья пуст, как великая русская мечта. Бак – это просто находка, это даже более кстати, чем пивные пробки на шнуре. Беру трофей свободной рукой, возвращаюсь в комнату и сгружаю всё на ковер. Пацан тут же вскакивает.
– Обрати внимание на папу, – придерживаю я его. – Если ты вдруг решишь не слушаться старших, папа разволнуется и сделает себе очень больно. Ты когда-нибудь резал пальцы леской? А я резал, даже такой толстой.
– Леонид, все это понарошку! – с героическим весельем всхлипывает Щюрик. – Как игра в чеченцев!
Ага, значит моего подопечного зовут Леня? Приятно познакомиться.
– Твое дело – стоять, – строго напоминаю я отцу. – Помни о леске, гроза чеченцев. Memento leska.
Я снова сажусь в кресло. "Мушки" в глазах, сверло в груди. Что-то страшное, необратимое происходит с моим организмом, но я блокирую все эти отчаянные предупреждения. Время есть, не может не быть... нарушится Равновесие, мир перевернется... но эта чертова псина во дворе меня просто достала! Достала!
– Ты – Леня, – приветливо говорю я мальчику. – Так? В третьем классе учишься? (Он кивает.) Видишь, я угадал. Хорошо учишься? (Он крутит головой – нет.) Ничего страшного, Леня. Я отметок не ставлю, так что двоек не бойся. А называть меня можешь дядей Димой. Или дядей ДимАсом, как больше нравится. По отчеству не нужно, мои ученики обращаются ко мне без отчества. Все понял?