- Он сдается, Плор Килливаш! Он начинает подниматься!
- Легче, теперь… легче…
- Будет здорово, если эта штуковина наполнена амулетами и драгоценностями мореплавателей! А может быть, в ней книга с историей Великого Мира, написанная на вечных пластинках из золота?
Плор Килливаш хихикнул:
- А почему бы не сам мореплаватель, погруженный в продолжительный сон и поджидающий, пока его разбудят, чтобы он сам рассказал нам о себе? А?
Половины разделялись. Увесистая верхняя часть поднялась на расстояние шириной в палец, потом еще на столько же, потом еще. Когда сломалось последнее внутреннее покрытие, словно взрыв каскадом хлынула морская вода.
На какое-то мгновение Плор Килливаш ощутил такое же трепетное волнение, какое он ощущал пять или шесть лет назад, когда был новичком и когда казалось, что они совершали удивительные вторжения в тайны прошлого. Не так уж много оставалось от Великого Мира - прошло семь тысяч столетий после его гибели: наползавшие и сходившие с поверхности земли ледники великолепно справились со своей задачей.
- Ты что-нибудь видишь? - спросила Чапитин Сталд, пытаясь заглянуть через край открывшегося контейнера.
- Он полон амулетов и драгоценностей. А целая компания фантастических механизмов сохранилась замечательно.
- О, прекрати!
Он вздохнул:
- Хорошо. Смотри.
Он помог ей, и они вместе заглянули внутрь.
Там находилось девять похожих на кожаные полупрозрачных пурпурных шаров, каждый размером с человеческую голову, приклеенных к стенам контейнера упругими лентами каучуковой коры. Внутри шаров угадывались неясные образы. Своего рода органы, казавшиеся сморщенными и сгнившими. Из контейнера ужасно пахло гнилью. И ничего другого. Ничего, кроме слоя белого мокрого песка на стенах и немного темной воды на дне.
- Боюсь, что это не сокровища мореплавателей, - сказал Плор Килливаш.
- Нет.
- Рыбак утверждает, что видел на дне залива, где он выловил эту штуковину, торчавшие из песка сломанные каменные колонны разрушенного города. Должно быть, в тот день он принял слишком много вина за ужином.
Чапитин Сталд посмотрела в открытый контейнер и содрогнулась:
- Что это? Какие-нибудь яйца?
Плор Килливаш пожал плечами:
- Вполне вероятно, что вся эта штуковина - одно огромное яйцо, и я не хотел бы столкнуться с созданием, его отложившим. Полагаю, что находящиеся в ней шары - маленькие эмбрионы морского чудовища. Мертвые эмбрионы. Лучше я удостоверюсь в этом и вытащу их оттуда. Они могут испариться.
Позади них раздался какой-то звук. Из коридора заглядывал Айоу Санграйс. Его блестящие красные глаза бенга удивленно сверкали. Айоу Санграйс был лукавым и игривым молодым человеком с легким нравом. Даже плотно облегающий колпак из темно-голубого металла с тремя нелепыми, дико торчащими спиралями из лакированного тростника - шлем племени, который он носил - казался игривым.
- Ого! Как я посмотрю, ты уже открыл ее!
- Да, и это необыкновенная сокровищница, как я и предполагал, - сурово отозвался Плор Килливаш. - Кучка маленьких сгнивших невысиженных морских монстров. Еще одна великая победа для дерзких исследователей прошлого. Ты пришел позлорадствовать?
- Чего ради? - спросил Айоу Санграйс. В его голосе прозвучала поддельная невинность. - Нет, я пришел сообщить тебе о своей великой победе.
- Ах да. Ты наконец-то закончил перевод своей летописи бенгов, и она полна заклинаний и очарований, с помощью которых вода превращается в вино или вино в воду - смотря чего тебе захочется в данный момент. Так?
- Попридержи свой сарказм для себя. Это оказалось совсем не летописыо бенгов, а хроникой какого-то племени, составлявшего одну девятую тех, кого бенги поглотили много лет назад. И это полный каталог коллекции священных камней племени. Как понимаешь, сами камни исчезли десять тысяч лет назад.
- На Земле есть чему порадоваться, - хихикнула Чапитин Сталд. - Распутывание загадок с помощью опытных работников в Доме Знаний привычными и громадными шагами продвигается все дальше и дальше.
В Базилике в тот день была очередь Хазефена Муери дежурить возле трона под большим центральным куполом - задача, которую он попеременно делил с принцами Фа-Кимниболом и Пьют Кжаем. Он устало слушал ходатайства двух горластых торговцев зерном, пытавшихся получить возмещение убытков с третьего, который, возможно, обманул их, а может и нет, когда ему сообщили о странном посетителе, появившемся в городе.
Известие принес не кто иной, как капитан городской стражи Кьюробейн Бэнки - человек с крепкой фигурой и щеголеватый, который, как правило, поражал великолепным сияющим золотым шлемом, размером в половину головы, украшенный зелеными рогами и перьями. В этот день он тоже был в своем шлеме. Хазефен Муери нашел его одновременно и удивительным и вызывающим раздражение.
Разумеется, в том, что Кьюробейн Бэнки носил шлем, не было ничего дурного. В эти дни шлемы носило большинство горожан, лак или иначе отмечая свое происхождение от древнего, ходившего в шлемах племени бенгов. А Кьюробейн Бэнки являлся чистокровным бенгом. Но Хазефену Муери - который тоже был бенгом по отцовской линии, а его мать происходила от кошмаров, - казалось, что капитан стражи в этом отношении заходил слишком далеко.
Он не был особенно педантом. Наверное, эту черту он унаследовал от матери - мягкой и добродушно веселой женщины. На него не производили впечатление люди, подобные караульному, которые шумно проходили по жизни с важным, напыщенным видом, прокладывая дорогу благодаря своим размерам и хвастовству. Сам он был худощавый, с узкой талией и покатыми плечами, покрытый густым и черным мехом, местами поразительно белым и гладким, как у женщины. Но его хрупкость была обманчивой: он являлся человеком проворным и подвижным, со скрытой силой в теле, и в душе тоже.
- Накаба благоволит тебе, - важно объявил Кьюробейн Бэнки, почтительно склонив голову при приближении к трону. Сверх принятых норм он проделал рядовые знаки Джиссо-Покровителю и Доинно-Разру-шителю. Эта пара кошмарских богов: они всегда полезны, когда имеешь дело с метисами.
Хазефен Муери, считавший, что на все эти благословения и жестикуляции уходит слишком много времени, ответил небрежным знаком Джиссо и сказал:
- Что такое, Кьюробейн Бэнки! Мне уже хватило возни с этими рассерженными торгашами, и больше я не хочу сегодня встречаться с надоедливыми людьми.
- Прошу прощения, ваша тронная милость. Прямо у городских стен был взят неизвестный.
- Неизвестный? Что за неизвестный?
- Я тоже хотел бы это знать, - отозвался Кьюробейн Бэнки, так пожав плечами, что его огромный шлем чуть не грохнулся на землю. - Это очень странный неизвестный. Юноша лет шестнадцати-семнадцати, тощий как щенка. Такое впечатление, что он всю жизнь голодал. Он приехал с севера на самой огромной твари, какую вы когда-либо видели. Какие-то фермеры заметили, как он с грохотом проносился по их полям, как раз возле долины Эмакис.
- Ты говоришь, только что?
- Два дня назад, где-то так. Точнее, два с половиной.
- И он ехал верхом на твари?
- Твари, размером с полтора дома, - сказал Кьюробейн Бэнки, широко разведя руки. - Но подождите. Есть один нюанс. Вокруг шеи твари было повязано знамя джиков, а в уши вшита их эмблема. И мальчик, сидевший на ней, издает звуки, характерные для джика. - Кьюробейн Бэнки поднес к горлу обе руки и издал сухие, удушливо-дребезжащие звуки. - Кхкхкх. Джджджжжж. Ггггггггджджджджк. Ну, вы знаете, какие неприятные звуки они издают. Мы допрашиваем его с того времени, как его привели фермеры, но от него трудно чего-нибудь добиться. Время от времени он говорит слова, понятные нам. "Мир, - говорит он. - Любовь. Королева".
Хазефен Муери нахмурился:
- А какой на нем кушак? Он соответствует какому-нибудь известному племени?
- На нем нет кушака. Или шлема. Так же как и чего-нибудь, указывающего на его принадлежность к городу Джиссо. Конечно, он мог прибыть из какого-нибудь восточного города, но я сильно в этом сомневаюсь. Сэр, полагаю, совершенно очевидно, кто это.
- И кто же?
- Беженец джиков.
- Беженец, - задумчиво проговорил Хазефен Муери. - Сбежавший пленный? Ты это подразумеваешь?
- Сэр, в этом можно убедиться! В нем все от джика. И не только произносимые им звуки. На нем браслет, который, похоже, сделан из отполированного джикского панциря - ярко-желтый с черной полосой, - и нагрудный знак из того же вещества. Все, что на нем есть, - куски джикского панциря. Ваша милость, кем же еще он может быть, как не беженцем?
Хазефен Муери сузил янтарные - что свидетельствовало о смешанном происхождении - и острые глазки.
Временами бродячие отряды джиков наталкивались на какого-нибудь ребенка, который находился в месте, куда ему не следовало ходить, и удирали вместе с ним. Родители больше всего боялись, что их ребенка утащат джики. Таких детей больше не видели, но иногда кто-нибудь из них умудрялся бежать и вернуться через несколько дней, недель и даже месяцев. Вернувшиеся казались глубоко потрясенными и изменившимися каким-то неописуемым образом, словно все время, проведенное в плену, они созерцали нечто ужасное. Никто из них не сказал ни слова о своем пребывании среди человеконасекомых. А спрашивать считалось жестоким.
Хазефену Муери была отвратительна сама мысль о джиках. Жить среди них - он считал самым большим несчастьем, которое можно было вообразить.