Нарушители долго шарили взглядами по темному, мрачному пространству артиллерийского склада.
Потом друзья огляделись в последний раз, ища посторонних и не найдя таковых, направились к одинокой фигуре второго лейтенанта, который приготовил место у светильника.
Лох постелил на пол чистую картонку, выставил на нее пластиковый стакан и завернутый в металлизированную пленку заветрившийся, измусоленный сухарь.
Все это, по факту содержания водорода в молекулярной структуре, относилось к детонирующему материалу, и не должно было находиться на территории склада. За одно это можно было огрести по полной программе. А уж за смесь воды и спирта полагался трибунал.
Лейтенант Разлогов сильно рисковал, впустив посторонних на склад. Но расслабляющее действие "пакадуровки" окончательно преодолело служебное рвение Вована.
Очень скоро, Лох потерял всякую осторожность, окосев от пойла. Он тупо глядел на импровизированный столик, что-то бубня про друзей, которые не дадут пропасть в трудную минуту.
Конечников, который лишь делал вид, что пьет, выбрал удобный момент, поднялся и пошел в темноту, сказав собутыльникам, что хочет отлить.
- Крок, ты только на ракеты не ссы… Лучше куда-нибудь в уголок, - напутствовал его Разлогов.
- Ну что я, без ума, - ответил первый лейтенант. - Нахрена я западло вам делать буду.
Он знал, что Стрелкин способен загрузить Лоха болтовней так, что тот не отобразит, сколько отсутствовал Конечников. Когда командир операторов-наводчиков "принимал на грудь" ему это не было в тягость, даже нравилось.
Ночное зрение Федора позволяло обходиться без фонаря. Он перемахнул через бруствер эмиттера и оказался в зоне складирования противокорабельных ракет.
Первый лейтенант нашел нужную ячейку хранения. Для верности посмотрел номер в бумагах. Потом достал баллончик с краской, на мгновение замер и принялся выводить буквы на угольно-черном борту…
Закончив, Конечников пришел обратно к месту пьянки. Васька повернулся к нему и неожиданно трезво подмигнул. Первый лейтенант кивнул головой в ответ.
На лице Стрельникова появилась умиротворенная улыбка. Теперь он мог трепаться в свое удовольствие до конца времен, а точнее пока есть "горючка" в штофе. Конечников, зная, что Стрелкина теперь не вытащить даже орбитальным буксиром, смирился с этим и ушел в себя.
Но вскоре бутыль опустела, и офицеры-нарушители, покинув впавшего в меланхолию Лоха, убрались восвояси.
Известие о предстоящей операции до сих пор не дошло до низов. На малом крейсере размеренно протекала обычная жизнь.
Корабль готовился ко сну. Матросы опускали жесткие, неудобные койки, раскладывали на них промятые матрасы, тонкие, колючие одеяла и серое, неприятно пахнущее белье.
Боевые отсеки корабля становились большой, тесной спальней для личного состава.
Старослужащие, надеясь спастись от надвигающейся ночи, оккупировали курилку и туалет. По кругу двинулись "косяки", раздались взрывы хохота. На всем корабле завоняло палеными тряпками.
Новички, сохранившие остатки деревенской наивности, с чувством читали молитвы, призывая Богородицу сохранить их от злых человек и погибели в лихом бою.
Стрелкин, отстал от Федора, давая своему товарищу поиграть в командира. Конечников вызвал дежурного, первого лейтенанта Ильина и прошелся с ним по отсекам.
Конечников проверил каждый угол корабля, внимательно глядя на подчиненных. Все эти люди скоро будут мертвы. Все эти люди будут надеяться на него, первого лейтенанта Федора Конечникова, которому не повезло оказаться сейчас исполняющим обязанности командира. Перед смертью, горя и задыхаясь на боевых постах, они станут ругать и проклинать его. И не им не объяснишь, что в этой ситуации от него, первого лейтенанта ничего не зависело.
Дневальный прокричал команду "Отбой". В помещениях выключился верхний свет, загорелись несколько синих ламп, обозначающих проход. Стали слышны далекие голоса в курилке.
Первый лейтенант распорядился прекратить хождения и смех. Ильин, взяв на подмогу дневальных свободной смены, отправился на усмирение возмутителей спокойствия. Короткое, на повышенных тонах разбирательство, закончилось парой оплеух, отчетливо слышимых в тишине. Тихо бормоча ругательства, мигом протрезвевшие матросы, легли на свои тесные, неудобные ложа, наедине с собой, своими мыслями и темнотой.
Во мраке, который создавал иллюзию одиночества, эти люди, закрученные в бараний рог скорыми на расправу командирами, стиснутые чудовищной теснотой, занятые внутренними разборками у кого больше прав, ненадолго снова стали собой, вспомнили, что они чьи-то мужья и любимые, сыновья и внуки.
Конечникову показалось, что он физически ощущает, как перед закрытыми глазами засыпающих людей встают картинки мест, где они были свободны и счастливы и которые, может быть, не увидят никогда.
Тяжелое, грустное время наступило после отбоя… Словно распрямились стиснутые за день оболочки, делая воздух отсеков крейсера вязким, липким как кисель. Общий минорный настрой, разлитый в душной атмосфере, заставил первого лейтенанта переживать давно прошедшие дни, старую боль и радость. Этот момент, наполненный грустными, напряженными, горькими мыслями в темноте Конечников и раньше не любил до дрожи. А сегодня это было просто мучительно.
Особенно обидно было для Федора осознавать, что именно детское желание летать на космическом корабле и увидеть обратную сторону звезд, обернулось бесцельным, стертым существованием, предельно сжатым, неудобным бытом, долгими, монотонными вахтами и скорой смертью в оправдание тупости отцов-командиров.
В темноте и покое память стала возвращать лица близких: дед, Алена, брат, тех, - кто любил его, и кого он, Федор, оставил, пойдя за кораблем в небе.
В такие моменты, он испытывал огромную потребность куда-нибудь выйти, хотя бы на вонючую палубу ангара… Или в холодную пустоту за дверью шлюза.
И сейчас Конечников решил убраться из отсеков, где можно перемещаться лишь боком, касаясь выставленных рук и ног, вдыхая вонь вспотевших тел, слушая всхрапывания, присвистывания и сонное бормотание.
Обычно он забивался в свою каюту с ее относительным комфортом отделенного от общей спальни помещения, кондиционированным воздухом, а главное с целыми шестью квадратными метрами на четверых. Но сегодня Конечникову выпала редкая возможность побыть одному. Федор не пошел слушать храп соседа по каюте, командира первой батареи лейтенанта Миронова.
Конечников по пути заглянул в рубку, проверяя, на месте ли дежурный расчет, что было вовсе нелишним, поскольку в предчувствии боевой операции народ расслаблялся спиртным.
Проверив наличие личного состава, вернулся дежурный офицер.
Ильин, его тезка, был зампотехом, вторым заместителем командира корабля. Сейчас, догадываясь, что затевается очень серьезное дело, он испытывал облегчение по поводу того, что майор Тихонов доверил командование кораблем в свое отсутствие не ему.
- Что было- то? Зачем вас так срочно с места сорвали? - спросил Ильин, имея в виду собрание командного состава.
- "Умрем за Бога, князя-императора и родное Отечество", Федька - ответил Конечников. - Сборная эскадра гиперпространственных кораблей пойдет рейдом к Гало. Нам дан приказ - любой ценой разрушить верфи на ее орбите. Командиром, как всегда, назначен полковник Гагарин.
- Мать твою… - выругался Ильин. - Сдается мне, тезка, что всем нам крупно не повезло. Те, кого не расстреляют эланские линкоры, с чувством глубокого удовлетворения смогут врезаться в их бронированные корпуса. Жили грешно, и умрем смешно. Напечатают про нас в "Имперском сплетнике" трогательную, проникновенную статейку, зарегистрируют в списках потерь и уберут в архив личные дела.
- Прямо как в банк… В активы Тупил Дубилыча гребаного. Скольких еще положит не за хрен собачий, - нервно усмехнулся Конечников.
- Почему людям не объявил? - вдруг поинтересовался Ильин, заранее складывая на лице гримасу осуждения.
- Пусть поспят сегодня спокойно. Погрузка зарядов будет идти пару дней. Успеют написать прощальные письма и поворочаться ночью без сна.
- Может ты и прав, - ответил зампотех. - Ты командир, тебе решать.
- А раз я командир, то у меня к твоим техникам задание будет.
- Какое? - насторожился Ильин.
- Помнишь, мы лет пять назад хотели попробовать? - зашел издалека Федор.
- Лапин по секрету дал знать, - сказал Ильин, - что Никитка Симонов снова суд чести готовит.
- Кого в этот раз?
- Тебя…
- И за что?
- За публичное оскорбление государя.
- Еб его мать, стукача долбанного, - вырвалось у Конечникова.
- Не кричи, люди спят, - осадил его Ильин.
- Оптимист он, однако… Ну да бог с ним. А пять лет назад мы с тобой…
- Крок, допрыгаешься ты до суда офицерской чести, - перебил его Ильин. - Тебя тогда предупредили. А за это точно не помилуют…
- Федор, просто узнать очень хочется. Сейчас или никогда. Или здесь, или нигде.
Ильин хотел возразить, но вдруг осознал подтекст этих простых слов.
- И что, теперь получается можно? - задумчиво произнес он.
- Последнее желание смертника, - сказал Конечников. - А разве ты сам не хочешь узнать, как работает программа интерпретатора команд? Твоя, между прочим. Я помню, с каким удовольствием ты ее писал.
- Одно дело абстрактное творчество, другое дело его применение, - ответил Ильин. - Крок, ты вправду решишься на глазах у всех…
- По обстановке, - прервал его Конечников. - Давай так. Я дал тебе команду смонтировать дополнительный мануальный интерфейс на капитанском посту, а объяснил это тем, что операторам-наводчикам корабля потребуется моя помощь.