- Я же сказал вам, сэр, ждать в холле, - подчеркнуто резко проговорил он, давая понять, что мое состояние - это мое личное дело и его не касается.
Чуть кивнув, я вернулся в холл. Дональд, уставясь в пустоту, сидел на ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, в спальни. Я опустился на пол рядом с ним и свесил голову между колен.
- Я… н… нашел… ее, - выдохнул Дональд.
Что можно сказать? И для меня это было ужасно, а он жил с ней и любил ее. Я сглотнул. Слабость прошла, осталось только чувство тошноты, я поднял голову и оперся спиной на стену. Как бы мне хотелось помочь ему, но я не знал, что надо сделать.
- Она… никогда… дома… в пятницу, - бормотал он.
- Знаю.
- В… шесть. В… в… шесть вечера. Она приезжала. Всегда.
- Принести тебе бренди?
- Она не должна была… не должна была быть дома.
Оттолкнувшись от пола, я встал и пошел в столовую.
И только там все значение голой гостиной пробилось в сознание. В столовой тоже были голые стены, пустые полки, на полу валялись перевернутые ящики комодов и буфета. Ни серебряных безделушек. Ни серебряных ложек и вилок. Ни коллекции антикварного китайского фарфора. Только стопка скатертей и салфеток и разбитые бокалы и рюмки.
Дом моего кузена был ограблен. А Реджина… Реджина вернулась домой, хотя никогда в пятницу рано не приезжала…
Я подошел к разграбленному буфету, и меня захлестнула волна бешенства и желания разнести вдребезги головы жадных, жестоких, злобных негодяев, которые разрушают жизнь совершенно незнакомым людям. Сострадание - это для святых. Меня переполняли чувства ненависти, ярости и мести.
Два целых бокала нашлись, но исчезли все бутылки с вином и бренди. Со злостью я толкнул дверь, она закачалась, как маятник, прошел в кухню и наполнил водой электрический кофейник.
Грабители не оставили в покое и кухню. Все полки и шкафы были опустошены и перевернуты вверх дном. Интересно, какие ценности они надеялись найти в кухне? Мне попались на глаза два пакетика чая, и, порывшись в шкафчике со специями, я с идиотским торжеством обнаружил бутылку бренди, которое Реджина использовала для готовки. Мерзавцы хоть это не заметили.
Дональд по-прежнему неподвижно сидел на ступеньках, я всунул ему в руку чашку крепкого сладкого чая и заставил выпить. Он механически глотал, не чувствуя вкуса.
- Она никогда не бывала днем… в пятницу, - без конца повторял он.
- Верно, - подтвердил я и подумал: интересно, сколько человек знали, что по пятницам дома никого нет.
Мы медленно допили чай, я взял у него пустую чашку и поставил на пол рядом со своей. Потом сел на пол рядом с ним, как и прежде. Из холла тоже все ценное исчезло. Маленький чиппендейловский столик, кабинетное кожаное кресло, часы XIX века в форме экипажа…
- Боже мой, Чарльз, - произнес Дональд.
Я посмотрел ему в лицо: в глазах слезы и невыносимая боль. Ничем, ничем я не мог помочь ему.
Безумие затянулось за полночь. Полиция, наверно, делала все возможное, люди вели себя деликатно и не без сострадания. Но у меня сложилось впечатление, что они видели свою задачу в том, чтобы схватить преступников, а не в том, чтобы утешать пострадавших. И кроме того, после десятка вопросов появилось чувство, что у них есть и некоторое сомнение. Ведь известно много случаев, когда владельцы домов сами организуют ограбление своего хорошо застрахованного имущества. Хотя, по-моему, подозревать в этой трагедии ловко устроенное мошенничество не было никаких оснований.
Но Дональд вроде бы ничего не замечал. Он отвечал на их вопросы автоматически, слабым голосом, иногда после долгой паузы.
Да, пропавшие вещи были застрахованы.
Да, они были застрахованы очень давно, много лет назад.
Да, он, как обычно, весь день был в своем офисе.