– Хорошо, мы заберём их в убежище. Транспорт ещё не подъехал, он будет с минуты на минуту. Мне надо зайти в универмаг, купить кое-что, – женщина держала в руках измятый лист линованной тетради, исписанный с обеих сторон, – Я быстро, туда и обратно. Малыш, ты пока тут подожди и никому не открывай, слышишь?
Чарли кивнул.
Она открыла дверь, и в дом ворвался шум растревоженного города – гудки сирен, стрельба и крики. Потом дверь закрылась, и дома снова стало тихо.
Когда мама ушла, мальчик подумал, а если там война, и его папа – военный, то вдруг его убьют? И он больше никогда его не увидит. В догадке была половина правды, а о второй половине Чарли узнал через несколько дней: его мама не вернулась из магазина, а транспорт так и не приехал.
Из окна он видел, как в доме напротив неизвестные люди выбили стёкла, взломали дверь и вытащили на улицу несколько сумок. На следующий день разграбленный дом подожгли. Огонь гудел и разбрасывал рыжие краски по углам – туда, куда проникал свет из окон. Пламя доедало обреченное здание целую ночь, и мальчик в ужасе прятался в тени, боялся, как бы огонь не дотянулся к нему через улицу.
Что будет, если в дом проникнут чужие? Они, конечно, отберут его игрушки, а всё остальное сожгут. Но ему повезло – снаружи их дом имел потрёпанный вид, фасад давно нуждался в капремонте, и бандиты его и не тронули. Мальчик ждал день, потом ночь, день за днём. Старался не шуметь, и даже свет по ночам не включал. Иногда, прежде чем уснуть, плакал и шёпотом звал маму, вспоминал, какой она была до войны – доброй и чуткой, надеялся, а вдруг она вернётся, станет прежней.
Пока не кончилась еда, мальчик сидел взаперти. Разогревал продукты в микроволновке, а когда в дом перестали подавать электричество, приучился есть холодную пищу.
Он не знал, сколько времени длилось его безопасное заточение. Однажды голод пересилил страх перед бандитами, и малыш попробовал выйти из дома, но дверь оказалась запертой на ключ. Тогда Чарли покопался в россыпи деталей детского конструктора, нашёл там инструменты и развинтил с их помощью замок. Подумал и положил отвертку в карман, вдруг пригодится?
Малыш осторожно приоткрыл входную дверь и посмотрел по сторонам. Вся улица была забросана каким-то бесформенным мусором, во многих домах на месте окон чернели провалы в обрамлении неровных, запылённых зубьев. И дом напротив, и ещё полдюжины домов стояли обугленными, дырявыми, словно скелеты. Людей не было, казалось, город вытеснил всё живое глубокой, загадочной тишиной. И людям надоело гулять по неубранным улицам, они куда-то ушли, а может, ушли на войну, подумал Чарли и отправился на поиски еды.
Он не успел дойти до магазина – лица коснулся странный, лёгкий холод, как будто капал дождь, но это касание было особенным, мягким. Чарли присмотрелся к тротуару, взглянул на серое, хмурое небо и поднял руки ладонями вверх: оттуда падал редкий, невесомый снег. Мальчик удивился – он слышал от мамы, что сейчас ноябрь, и скоро лето, тогда почему летит снег? А если снег, то надо одеться по-зимнему, сообразил Чарли и вернулся домой. Но тёплые ботинки, купленные мамой год назад, оказались малы. Надо искать не только еду, но и ботинки, решил Чарли, надел тёплую куртку, взял детский рюкзачок и положил туда любимые игрушки. Он не хотел оставлять дверь дома нараспашку, но с вынутым замком она никак не закрывалась. Тогда мальчик подобрал на мостовой увесистый камень и прижал им дверь. Дом будет закрыт, пока он не вернётся, решил малыш и зашагал по городу прочь.
Сидней обезлюдел несколько недель назад, и кое-где разбросанный по улицам мусор источал нестерпимые резкие запахи. Такие неприятные места облюбовали вороны и бродячие собаки. Они суетились поодиночке или стаями, растаскивали, рвали тёмные пакеты, ворохи грязной ткани. И с подозрением смотрели на Чарли. Некоторые мусорные кучи походили на тела людей, но дальше детский разум эту мысль не развивал. Малыш не представлял, что значит смерть, и как она выглядит.
Чарли долго искал супермаркет. Он впервые гулял по городу без мамы и быстро заблудился. Длинный магазин сети SPAR оказался завален какой-то рухлядью у входа и вдоль стен, в огромных окнах не осталось целых стёкол. Здесь тошнотворный запах был особенно силён, а стены выглядели избитыми, поцарапанными, точно украшенные крапинками летнего дождя. Во тьме за пустотами окон стояли обнаженные витрины. В такое страшное, пустое место Чарли войти не решился и продолжил поиски.
Наконец, он отыскал небольшую лавку со скромной вывеской. Дверь была заколочена досками, а окна, кроме одного, остались целы. Чарли собрался влезть внутрь через разбитое окно, но не успел, из магазина его громко окликнули.
– Вали отсюда, малявка!
Темнота просветлела детским силуэтом, навстречу Чарли вышел незнакомый высокий мальчик. В руке обитателя продуктовой лавки Чарли заметил длинную кривую палку. Следом за первым силуэтом показался второй, потом третий. От неожиданности Чарли сбился со счёта. Он тут же вспомнил мамины слова: "Когда же ты научишься считать", и окончательно растерялся.
– Бей его, ребза, – сказал один из мальчишек.
Чарли увидел, как силуэты расплываются, двоятся. Ему было страшно и стыдно, но разве он мог сдержать слёзы? Откуда-то в сознании всплыла подсказка – только не бежать. Малыш отступил на шаг. Он продолжал смотреть перед собой, но видел мало – слёзы размывали мир перед глазами.
– А я его знаю, – сказал один из ребят, – Этот урод живёт отсюда в двух кварталах. Ну его, а вдруг заразный?
– Заразный, – кто-то подхватил озорное слово, и оно всем понравилось, – Заразный! Иди отсюда прочь, урод заразный!
Чарли понял, что бить его не будут, и это чудесное открытее вернуло ему силы. Он вытер слёзы и подумал над обидным словом. Когда-то мама говорила – не у всех на лице родимые пятна, но это бывает, что люди рождаются рябыми. На левой скуле и почти до подбородка кожа Чарли от рождения была неестественно красного цвета. Он об этом редко вспоминал, ведь в доме по стенам не висели зеркала. Одно маленькое папа брал для бритья и прятал высоко на полку в ванной, а мама смотрелась в коробочку с пудрой.
Мальчишки долго с удовольствием кричали вслед, но Чарли добрёл до угла ближайшего дома, свернул и перестал слышать крики.
Опасность быть побитым палкой миновала, и Чарли испугался, что он теперь совсем один, и это – надолго. Никто его не накормит, не уложит спать и не почитает на ночь сказку. Пока он оставался в доме и ждал, что вот-вот придёт мама, весь мир подчинялся привычным законам. Новая, страшная правда ошеломила мальчишку. Он сел на тротуар и снова заревел в полный голос. Так Чарли просидел довольно долго – пока не выплакал все слёзы и не замёрз. Потом он встал и снова посмотрел на небо – оно было неровно серым, мучнистым, оттуда непрерывно падал редкий снег, и мальчик заметил – снегопад становится сильнее. "Снег идёт, и я пойду", – решил Чарли.
На окраине город был плотно завален брошенными автомобилями, а кое-где чернели вереницы страшных столкновений. Там Чарли видел обугленные, изувеченные останки транспорта. Беспорядочного запустения мальчик испугался, сильней, чем безлюдной тишины, и он уже хотел вернуться обратно в город, как вдруг заметил опрокинутый фургон с эмблемой продуктовой сети и бутылкой лимонада на цветной картинке. Чарли тут же понял – он давно хочет пить, обрадовался и подбежал поближе, осторожно подошёл вплотную, потянул на себя ручку тяжёлой двери.
Из темноты раздался недовольный рык. Значит, и здесь кто-то есть, огорчился мальчик. И было бы разумно уйти, отступить, но Чарли надоело убегать и очень хотелось пить. Он подобрал отбитый кусок тротуара и резко распахнул дверь фургона.
Худая собака бессильно била лапой консервную банку. Она оскалилась на гостя и зарычала. Но ей было страшно не меньше, чем Чарли – собака приседала на задние лапы, рычание сменила на громкий скулёж.
– Уходи, – крикнул Чарли и поднял руку с камнем.
Собака зарычала вновь и для острастки оглушительно тявкнула.
Тогда мальчик бросил камень, не попал, зато задел неровную стопку шершавых пакетов. Они с шумом посыпались внутрь фургона, прямо на собаку. Та удивлённо взвизгнула, поджала куцый хвост и дала дёру.
Чарли воспрянул духом и забрался в отвоёванный фургон. Среди разбросанных мешков с какой-то химией для дома, разгрызенных пакетов кетчупа и в беспорядке рассыпанных консервов он отыскал минералку. Малыш утолил жажду и сунул в рюкзак одну бутылку про запас. Но он не знал, как быть с консервами – на то, чтобы открыть за кольцо, сил не хватало. Чарли опять едва не расплакался, но вспомнил об отвёртке, и вскоре победил неподатливую жесть.
Когда на город легли быстрые сумерки, Чарли не знал, сможет ли добраться до дома и решил остаться в трейлере. Ночь дышала напряжённой, неровной тишиной, изредка её прерывали шорохи и стуки, порождённые ветром, а иногда вдалеке мальчик слышал лай собак и резкие звуки, должно быть, выстрелы. И темнота и одиночество давили так, что от страха малыш едва не терял сознание, но усталость победила, и Чарли заснул. Он провалился в долгое немое забытье и только под утро ему стали сниться отрывочные, яркие картины. В них город ожил после безлюдной спячки, зазвучал голоса, сигналы машин, и Чарли больше не был одинок.
Но краткий сон прервался – дверь трейлера отчётливо скрипнула.
Чарли проснулся.
Вовне случайного убежища тихо падал редкий снег, молочный глазом в серой пелене светило блёклое солнце. Покинутый, обескровленный город Сидней так и остался безлюдным. Никому кроме свободного, сильного ветра не было дела до двери опрокинутого трейлера.
В то утро Чарли окончательно понял – он один, и к прошлому возврата не предвидится. Место привычной жизни только в памяти и снах.