- Ну как знаешь, - разочарованно сказала Кисса. - Тогда я сама. Я как раз обнаружила, что совершенно не переношу аромата духов Annick Goutal's Eau d'Hadrien. Похоже, это очень глубокий комплекс. Думаю попробовать утопиться в ванне, наполненной этими духами. Правда, флакончик стоит полторы тысячи, а мне нужна целая ванна. Может быть, взять целевой кредит в банке? Тем более, отдавать вряд ли придётся… Да, кстати, не забудь заплатить за консультацию.
Уисли с облегчением вздохнула - она знала, что оплата услуг есть знак доверия - и ответственно протянула ей кредитную карточку.
Выходя из дома Киссы, она машинально подняла глаза наверх - и увидела угрожающе нависший над головой конец какого-то кронштейна. На всякий случай она прибавила ходу - и вовремя: за спиной что-то глухо стукнуло в асфальт.
Напуганная женщина быстро обернулась, вытаскивая пистолет.
Ей почудилась какая-то вспышка света, радужное сияние, но это продолжалось меньше мгновения, и, скорее всего, просто почудилось.
Зато валяющийся на мостовой обломок металлической трубы был дьявольски убедителен.
ГЛАВА 10
Отец-мать Люси умирала уже третий раз на дню, быстро и скучно.
Клиническая смерть уже стала для неё привычной, как утренняя телепрограмма или резь в мочеиспускательном канале после катетеризации. Как правило, смерть продолжалась недолго, минуты две - пока подбежавшие реаниматологи не вытаскивали его обратно и он не начинала дышать самостоятельно.
В минуты смерти отец Люси обычно видела сияющий вдали ослепительный свет и ангелов. Каждый раз он подлетала к ангелам всё ближе, и каждый раз не успевала: ангелы закрывали проход, и несчастная душа падала назад, в тесную клетку изуродованного тела. Но он знала, что когда-нибудь успеет проскочить. Больше того, он знала, что успела бы проскочить, если бы летела быстрее. На самом деле ему не давало умереть чувство ответственности перед сыном и любовь к дочери. Он иногда воспоминала, что его дочь и сын - один и тот же человек. Но он не хотела об этом думать. Это было слишком сложно для его измученной души, разрушаемой болью и одиночеством - худшим из лекарств, которыми нас пичкает жизнь.
На этот раз смерть продолжалась долго - минуты три, если не больше. Он успела увидеть свет, влиться в его поток и подобраться к бесплотному воинству так близко, как никогда прежде.
Он впервые разглядела лики ангелов, исполненные любви и ответственности, и ему впервые за все эти годы мучений по-настоящему захотелось остаться здесь, в обители света.
И свершилось чудо - ангелица, величественная, как Декларация Независимости, выступила из сияния её навстречу.
- Подожди, - сказала ангелица. - Ещё не время. Сначала скажи им о девочке. Девочку надо найти.
- Какую девочку? - спросила отец-мать Люси Уисли.
- Лос-Ужос, - сказал другой ангел, прекрасный, как Билль о Правах. - Лос-Ужос. Агагу хватило всего одной ночи, а бедствия неисчислимы. Теперь иди. Это ненадолго. Обещаю, ты скоро вернёшься, и тебе будет хорошо.
И мать-отец детектива Уисли упала - спиной вперёд, - в тёмную пропасть, ведущую назад, в переплетение трубок и боль измученного тела. Но на этот раз он не сожалела об этом. Ведь у него было ответственное задание: передать слова ангела своему сыну, Люси.
Ибо найти девочку могла только она, его сын, лучший детектив Нью-Йорка.
Отец-мать открыла глаза, готовая увидеть над собой заботливые лица реаниматологов. Однако на сей раз реаниматологов не было. Ибо лицо человека, склонившегося над ним, ничем не напоминало лицо реаниматолога.
- Ну что, - спросил неизвестный, одетый в зелёное - живой?
Несчастная больной кивнул. Трубки и провода заколыхались.
- Живой, значит. А зачем? - продолжил непонятный человек.
Мать-отец Уисли прищурилась, пытаясь рассмотреть говорящего получше.
- Я задал вопрос, - повторил человек. - Ты жив. А зачем? В этом есть какой-нибудь смысл? Если ты будешь играть в молчанку, - добавил он, - я, пожалуй, перережу вон ту трубочку. А если и дальше будешь молчать, выдерну вон тот проводок. И так дальше, пока не сдохнешь. Так что соображай быстрее.
- Я должна… должен… должно… - прохрипела отец-мать.
- Сколько? - поинтересовался человек в зелёном, пережимая пальцами трубочку от какого-то прибора. - И кому?
- Сказать… - ответила отец-мать, чувствуя, что её телу не хватает чего-то важного.
Пальцы разжались.
- Должен сказать? Ну так говори.
- Надо… найти девочку… - отец-мать почувствовала, что вот-вот умрёт снова, и попыталась зацепиться краешком гаснущего сознания за жизнь.
- Девочку, говоришь? С девочками много возни, - задумчиво протянул зелёный. - Вот сейчас мне как раз пришлось повозиться с одной девочкой.
- Надо найти девочку, - отец-мать Люси с трудом выталкивала из себя слова, - Агагу хватило всего одной ночи… Лос-Ужос…
- Что-что? Э-э, парень, ты, похоже, лезешь в чужие дела, - озабоченно сказал зелёный. - Давай-ка обратно, - он взялся за пучок проводов и трубок.
- Одной ночи, а бедствия были неисчисли… - угасая, пробормотала отец-мать.
Умирая в очередной - и наконец-то в последний - раз, он успела подумать, что не оправдал доверия, и врата света отныне закрыты для него. Потому что его последние слова услышал не его сын-дочь, а преступник.
Но на сей раз никаких ангелов, преграждающих путь, не было. Был лишь чистый свет горнего милосердия - радужный поток, мост в новую жизнь. Он поняла, что прощена, и ринулась в животворный источник бесконечного обновления.
…В палате тревожно запищал кардиограф. Его стрелка замерла в крайнем положении, показывая отсутствие сердечной активности.
- Ну, сейчас набегут, - недовольно сказал человек в зелёном и двинулся к двери.
На мгновение он задержался, увидев на полу маленький блестящий ключ. Он остановился, как бы прислушиваясь к какому-то внутреннему голосу.
- Чего? - сказал он куда-то в пустоту.
Раздался невнятный звук: будто что-то пробурчало в животе.
- Ну, - сказал человек в зелёном, - если тебе это зачем-то надо…
Потом наклонился и осторожно, двумя пальцами, подобрал вещицу и завернул в медицинскую салфетку.
ГЛАВА 11
- Деточка, - вздохнул Иеремия Амадей Каин Буллшитман, начальник отдела, жуя сигару и рассматривая портрет Джорджа Вашингтона. - Это дело не для тебя.
Люси промолчала. Она всё ещё не могла привыкнуть к мысли, что её папы-мамы больше нет. Холод одиночества - худшего из лекарств, которым нас пичкает жизнь - ещё не просквозил её душу. Но она чувствовала, как изнутри подступает огромная боль невосполнимой утраты, боль, которая угрожает затопить остров здравого рассудка, поглотить питающую её душу родники любви и ответственности.
- Я хочу вести это дело, - сказала она, чтобы хоть что-то сказать. Но, сказав, она почувствовала, что сказала нужные слова. Да, она должна расследовать убийство своего отца-матери. Найти убийцу и поступить с ним по закону. Может быть, даже отправить в тюрьму, если он вдруг окажется достаточно вменяемым.
- Девочка, - сказал Носорог, - я всё понимаю. Но это противоречит инструкции. Ты заинтересованное лицо. Ты не можешь вести дело, в котором лично заинтересована.
Уисли упрямо наклонила голову, сжимая кулачки. Она не нарушала инструкций - когда речь не шла о жизни и смерти. Но сейчас речь шла именно о жизни и смерти.
- Мою папу убили, - повторила она. - Я хочу найти этого ублюдка и надрать ему задницу. Кстати, - вспомнила она о том, что происходило с ней в последнее время, - похоже, меня пытаются убрать с дороги.
- Как? - спросил Буллшитман, продолжая жевать сигару. Он не курил, с тех самых пор, как его двоюродный брат умер в семьдесят два года от рака лёгких, потому что в тринадцатилетнем возрасте однажды затянулся чужой сигаретой. Но и отказаться от табака совсем он не смог: сказывалась многолетняя привычка.
- На меня трижды падали тяжёлые предметы. Кирпич, камень, какая-то железка… - начала перечислять Люси, уже понимая, что говорит это напрасно.
- Падали предметы? Откуда? - Буллшитман откусил прожёванный кусок сигары и съел его, закусив извлечённой из верхнего ящика стола ментоловой папироской.
- Не знаю. Наверное, сверху, - пожала плечами Люси.
- И кого же ты подозреваешь? Ангелов? - тем же тоном поинтересовался Буллшитман.
- Не знаю, - честно ответила Уисли. - Но я уверена, что существует какая-то связь.
- Любой на моём месте сказал бы, что ты неадекватна и страдаешь галлюцинациями. Но я в тебя верю, ты справишься. Если будешь держаться подальше от этого расследования, - заключил начальник отдела. - Я поручу это дело другому.
- Хорошо, - сказала Люси. - Но я хочу знать, что сказала моя отец… мой мать… сказала моё родитель перед смертью. Я знаю, в палате все разговоры записываются на плёнку. Я хочу прослушать запись.
- Нет, - отрезал Носорог, откусывая добрый кусок от плитки трубочного табака. - Эта запись, - он достал из ящика стола кассету, - является уликой. Ты не имеешь права знакомиться с её содержанием, это может помешать следствию. Пойду покурю… - он вспомнил, что не курит, и нахмурился. - Пойду отолью, - поправился он. - Подожди меня тут.
Наградой ему стал благодарный взгляд Люси.
Дождавшись, пока Буллшитман выйдет, она вставила кассету в диктофон и услышала голос.
Он был ей знаком. То был голос человека, который звонил ей по телефону.