- Нет, - отвечал он. - Земное небо - бездонная синь, а по небосклону путешествует одряхлевшее красное солнце. Когда наступает ночь, появляются звезды - я научу тебя различать узоры, в которые они складываются. Эмбелион прекрасен, зато на Земле привольно и горизонты теряются в неведомой дали. Как только Пандельюм дозволит, мы с тобой вернемся на Землю.
Т’сейн полюбила купаться в речке, и Туржан иной раз приходил на берег, чтобы поплескаться с ней, или бросал в воду камни, погруженный в грезы. Он предостерег ее против Т’сейс, и она обещала, что будет осторожна.
Но однажды, когда Туржан был занят приготовлениями к отъезду, она гуляла по лугам и забрела далеко, не помня ни о чем, кроме игры цвета в небесах, величия высоких расплывчатых деревьев и переменчивых цветков под ногами. Она взирала на мир с изумлением, какое ведомо тем, кто лишь недавно вышел из чанов. В задумчивости миновала Т’сейн несколько невысоких холмов и углубилась в темный лес, где наткнулась на студеный ручей. Она напилась воды и неторопливо двинулась вдоль берега, пока не набрела на скромную хижину.
Дверь была приоткрыта, и Т’сейн заглянула внутрь хижины, чтобы посмотреть, кто в ней живет. Но хижина была пуста, а вся ее обстановка состояла из аккуратного соломенного тюфячка, стола, на котором стояла корзина орехов, и полки со скудной деревянной и оловянной утварью.
Т’сейн уже собралась было двинуться своей дорогой, но в этот миг до нее донесся зловещий стук копыт, приближающийся неумолимо, точно судьба. Т’сейн застыла на пороге, вспомнив, о чем предупреждал ее Туржан. Но Т’сейс уже спешилась и надвигалась на нее с обнаженным мечом. Она занесла руку для удара, но тут глаза их встретились, и Т’сейс застыла в изумлении.
Картина эта поражала воображение: красавицы сестры, похожие друг на друга как две капли воды, в одинаковых белых бриджах, с одинаковыми жгучими глазами и растрепанными волосами, одинаково стройные и бледнокожие, только лицо одной выражало ненависть к каждому атому вселенной, а другой - бьющую через край радость бытия.
- Это еще что такое, дрянь? - обрела дар речи Т’сейс. - Ты во всем схожа со мной, однако же ты - не я. Или благословенное безумие наконец-то снизошло на меня и затуманило картину мира?
Т’сейн покачала головой.
- Меня зовут Т’сейн. Ты моя сестра, Т’сейс, мы с тобой близнецы. И потому я должна любить тебя, а ты - меня.
- Любить? Мне неведома любовь! Я убью тебя и тем самым избавлю мир еще от одной напасти. - Она вновь занесла меч.
- Нет! - вскрикнула Т’сейн голосом, полным муки. - Зачем ты обижаешь меня? Я не сделала ничего дурного!
- Дурно само твое существование, и ты оскорбляешь меня, своим обликом глумливо напоминая мне о моем собственном безобразии.
- Безобразии? - рассмеялась Т’сейн. - Нет. Я прекрасна, потому что так говорит Туржан. Значит, и ты прекрасна тоже.
Лицо Т’сейс было точно изваяно из мрамора.
- Ты насмехаешься надо мной.
- И в мыслях не было. Ты и вправду очень красивая.
Т’сейс опустила меч. На лице ее отразилась задумчивость.
- Красота! Что есть красота? Может, я слепа или взгляд мой застит злой дух? Скажи мне, как узнать, что красиво, а что нет?
- Не знаю, - отвечала Т’сейн. - По мне, так все очень просто. Разве игра красок на небесах не красива?
Т’сейс в изумлении вскинула глаза.
- Эти слепящие сполохи? Они или грозные, или безрадостные, и вообще мерзкие.
- Взгляни, какие нежные эти цветы, какие они прелестные и беззащитные.
- Они паразиты, у них зловонный запах.
Т’сейн была озадачена.
- Я не знаю, как объяснить красоту. Тебя, похоже, ничто не радует. Неужели ничто не доставляет тебе удовольствия?
- Только убийства и разрушения. Значит, они должны быть прекрасны.
Т’сейн нахмурилась.
- Я назвала бы их злом.
- Ты так думаешь?
- Я в этом уверена.
Т’сейс немного поразмыслила.
- Откуда мне знать, что делать, а чего нет? Прежде я не ведала сомнений, а теперь ты говоришь мне, что я творю зло!
Т’сейн пожала плечами.
- Я живу на свете всего ничего, и меня нельзя назвать мудрой. И все же я знаю, что каждый имеет право на жизнь. Туржан объяснил бы тебе куда лучше.
- Кто такой этот Туржан? - осведомилась Т’сейс.
- Он очень хороший, - отвечала Т’сейн, - и я люблю его всей душой. Скоро мы с ним отправимся на Землю, где у неба нет ни конца ни края и цвет у него - темно-синий.
- Земля… Если бы я отправилась на Землю, я тоже смогла бы обрести там красоту и любовь?
- Возможно, потому что у тебя есть разум, чтобы постичь красоту, и красота, чтобы завоевать любовь.
- Тогда я не стану больше убивать, какое бы уродство мне ни виделось. Я попрошу Пандельюма отправить меня на Землю.
Т’сейн шагнула к Т’сейс, обвила ее руками и поцеловала.
- Ты - моя сестра, и я буду любить тебя.
Лицо Т’сейс заледенело. Рви, рази, кусай, велел ей разум, но в крови ее, в каждой клеточке ее тела вдруг всколыхнулась какая-то волна, затопившая ее неожиданным удовольствием. Она улыбнулась.
- Тогда… тогда я тоже люблю тебя, сестра моя. Я больше не буду никого убивать, и я найду на Земле красоту - или умру.
Т’сейс вскочила на своего коня и отправилась на Землю, на поиски любви и красоты.
Т’сейн стояла на пороге, глядя, как ее сестра исчезает в небесном разноцветье. За спиной у нее раздался крик, и появился Туржан.
- Т’сейн! Эта безумная ведьма не причинила тебе зла? - Он не стал дожидаться ответа. - Довольно! Я убью ее заклинанием, чтобы она не могла больше творить бесчинства.
Он отвернулся, чтобы произнести грозное огненное заклятие, но Т’сейн прикрыла его рот ладошкой.
- Нет, Туржан, не делай этого. Она поклялась не убивать больше. Теперь она отправляется на Землю, на поиски того, чего не может обрести на Эмбелионе.
Туржан и Т’сейн смотрели, как Т’сейс растаяла за переливчатым лугом.
- Туржан, - промолвила Т’сейн.
- О чем ты хочешь просить меня?
- Когда мы вернемся на Землю, ты найдешь мне такого же вороного коня, как у Т’сейс?
- Непременно, - пообещал Туржан со смехом, и они двинулись обратно к дому Пандельюма.
Глава 2
КУДЕСНИК МАЗИРИАН
Погруженный в раздумья, кудесник Мазириан прогуливался по саду. Деревья, источающие дурманящий аромат, шатром нависали над тропинкой, цветы раболепно склонялись перед ним. В дюйме над землей тусклыми агатами отмечали следы его обутых в черные шлепанцы ног глазки мандрагоры. Вот такой был у Мазириана сад - три террасы, заросшие диковинными и невиданными растениями. Одни переливались изменчивыми красками, другие были усыпаны пульсирующими, точно морские анемоны, цветками: пурпурными, зелеными, сиреневыми, розовыми, желтыми. Взгляду представали деревья, похожие на зонты из перьев, деревья с прозрачными стволами, пронизанными красными и желтыми прожилками, деревья с листвой, подобной металлической фольге, где каждый листик сделан из своего металла - из меди, из серебра, из голубого тантала, из бронзы, из зеленого иридия.
Тут над восковыми зелеными листами пузырились нежнейшие соцветия, там куст покрывали тысячи похожих на свирели цветков, и их негромкие трели сливались в песнь древней Земли, рубиново-красного солнца, воды, сочащейся сквозь жирную черную землю, медлительных ветров. А за рокуалевой изгородью таинственно высилась стена деревьев. В этот предзакатный час ни один человек не мог похвастаться знанием всех долин, прогалин, лощин и низин, уединенных лесных полян, подернутых веселой солнечной рябью, укромных троп, ложбин, рек, ручейков, рощ и лесов.
Мазириан в хмурой задумчивости мерил сад шагами. Поступь его была медленной, руки сцеплены за спиной. Одно существо вызывало у него замешательство, сомнение и неукротимое желание - восхитительная женщина, которая жила в лесу. Она появлялась в саду смеясь, с глазами точно золотые кристаллы и всегда настороже, верхом на вороном коне. Не раз Мазириан пытался поймать ее, но конь неизменно уносил свою хозяйку от хитроумно расставленных силков, уловок и ухищрений.
Отчаянный вопль огласил сад, прервав размышления. Мазириан поспешил на крик и обнаружил крота, грызущего стебель одного гибрида растения с животным. Кудесник прикончил вредителя, и вопли превратились в приглушенное кряхтение. Мазириан погладил мохнатый лист, и красный рот зашипел от удовольствия.
- К-к-к-к-к-к-к, - произнесло растение.
Мазириан наклонился, поднес грызуна к алому рту. Губы причмокнули, и маленькое тельце скользнуло в подземный желудочный мешок. Растение булькнуло, потом икнуло - Мазириан довольно взирал на него.
Солнце висело над самым горизонтом, такое тусклое и красное, что можно было разглядеть звезды. Но теперь Мазириан чувствовал на себе чей-то взгляд. Должно быть, снова женщина из леса, она уже смущала его так прежде. Он приостановился, определяя, откуда смотрят. С губ его сорвалось заклятие остолбенения, за спиной окаменело растение-животное и спланировал на землю зеленый мотылек. Кудесник стремительно обернулся. А вот и она, на самой опушке, так близко, как никогда прежде. И не шелохнулась, когда он приблизился к ней.