8. Новости - слоновости
В квартире японца-китайца я первым делом оккупировала ванную. Переоделась в домашнее - не хотелось оставаться в том, в чём я валялась на полу в гостинице, да и вообще, смена места жительства, как мне кажется, предполагает смену одежды. Я влезла в свежие джинсы, выбрала огромную белую майку "GAP" и завязала волосы в два инфантильных хвоста.
Когда я сняла с себя свитер и лифчик, в зеркале моему взору предстал красновато-васильковый синяк вокруг левого соска, оставленный пальцами Костантино. "Лучшее снотворное - руки любимого мужчины…", - вспомнила я его слащавый голос.
- Мразь, - произнесла я вслух, - скотина вонючая…
Фантомы недавно испытанного страха и унижения без стука вломились ко мне в голову. Зубы сами собой стиснулись, а кулаки сжались. На глазах навернулись слёзы.
- Сволочь, как разукрасил… - уже почти плача прогнусавила я.
Чтобы взять себя в руки я срочно представила Константина Натановича Говенько, скрюченного после удара в пах, потом его же голого в постели, а потом и процесс принудительного заливания в его ротовую полость "Русского эталона". Аутотренинг своё дело сделал - злость отхлынула. Я сделала пару-тройку глубоких вдохов-выдохов и успокоилась окончательно. Надела майку прямо на голое тело, предварительно намазав синяк троксевазином (у меня он всегда с собой - варикоз, знаете ли).
Пока я переодевалась, японец-китаец хозяйничал на кухне. Я слышала, как он что-то куда-то наливал, гремел посудой и хлопал дверцей холодильника. Затем послышался стук кухонного ножа по доске, загудела микроволновка, а после из-за двери стали доноситься совершенно неидентифицируемые звуки (пышь-пышь-пы-ы-ышшшшь-дык-дык-дык). Когда печка призывно тренькнула, моё любопытство победило.
Я влетела на кухню в полной уверенности увидеть что-то феерическое; воображение нарисовало разновсяческие японские вкусности (суши, сашими, яки соба и пр.), но на столе меня ждал жестокий облом - три ущербно маленькие круглые булочки на расписном блюде и блестящий, похожий на летающую тарелку, металлический чайник. "Вот так всегда, - подумала я, подавив смешок, - много шума, и ничего".
Японец-китаец, который успел раздеться до рубашки, брюк и домашних тапочек, жестом пригласил меня к столу. В ответ я совершенно неожиданно для себя сделала что-то похожее на книксен.
Когда я уселась за маленький, совсем не кухонный, а, скорее, кафешный столик, то поняла, что дико проголодалась. Очень быстро смолотила круглые булки и выдула две большие чашки зелёного чая. Японец-китаец напротив, ничего не ел, только периодически прихлёбывал чай.
Понимание того, что я совершенно не знаю человека, с которым сижу за одним столом, пришло только после того как желудок более или менее заполнился, а, может, это зелёный чай благотворно подействовал на мою память. Японца-китайца, кстати (судя по тому, как он спокойно цедил из синей пиалушки чаёк), то, что мы не знакомы, совершенно не смущало.
"Как всегда всё приходится делать самой", - подумала я и стала судорожно кумекать, с чего бы начать.
Несмотря на то, что в пределах данной конкретной кухни уровень сложности вечной женской задачи: "Как познакомиться с мужчиной" был сведён к минимуму, её решение вызвало у меня трудности. Я потратила минут десять, придумывая первую фразу, и в результате не родила ничего лучше, чем:
- Извините, а кто вы? - спросила я.
Японец-китаец оторвался от пиалушки.
- Вы имеете в виду мою национальность?
- И это тоже. Вы - японец или китаец?
- Ни тот, ни другой. Я - айн, или как изволил выразиться ваш великий писатель Антон Чехов в своём произведении "Остров Сахалин": "айно". - Японец-китаец посмотрел мне прямо в глаза, видимо в ожидании какой-то реакции. Не дождавшись никакой, продолжил: - Точнее, айном был мой дед по матери. Бабка, его жена, была русская из даурских казаков, а по отцу - все корейцы. Несмотря на всё это, я считаю себя айном. Я - один из немногих, кто знает айнский язык.
Японец-китаец сделал паузу.
- Если вы не в курсе, Саша, айны - это такой народ, который раньше жил у вас на Сахалине и на Курилах - продолжил он. - Сейчас остатки моего народа живут на Хоккайдо. Нас осталось очень мало, не больше двадцати тысяч человек. Большинство из нас скрывает свою национальность, потому что в Японии мы всегда были "эбису" - варварами. Японцы - очень жестокий народ.
После слов о японской жестокости мне вспомнился Сергей Лазо, а затем, вполне предсказуемо мысли мои перескочили на Джордано Бруно, и я немедленно рассказала японцу-китайцу о моём вчерашнем разговоре с головой. Тот внимательно слушал и через каждое моё слово кивал.
- Только мне кажется, что это всё враки. Не понимаю, какая связь между Джордано Бруно, и, извините… - Я мотнула головой в сторону моего чемодана, который японец-китаец оставил в прихожей.
- Почему-то считается, что Джордано Бруно казнили за распространение учения Коперника, - сказал японец-китаец после ещё одной паузы, - но труды Коперника попали в так называемый индекс запрещённых книг спустя шестнадцать лет после смерти Джордано.
- За что же его тогда?
- В этом-то и вопрос… - Японец-китаец откашлялся в кулак. - В его обвинении было восемь пунктов, но что это за восемь пунктов, не знает никто. Об одном только можно утверждать с уверенностью - один из этих пунктов лежит сейчас в вашем чемодане.
Внезапно по моей спине пробежал холодок, словно налетел сквозняк старого ночного кошмара; меня основательно передёрнуло. Японец-китаец бросил на меня короткий взгляд.
- Может, вы хотите выпить? - спросил он. - У меня есть сливовое вино. Будете?
Удивляться тому, что он опять прочитал мои мысли, сил не было. Я просто кивнула.
Японец-китаец резко поднялся и направился к широкому холодильнику цвета "холодный металлик". Несколько секунд я наблюдала его широкую, обтянутую белой рубашкой спину. "А мужик-то здоровый", - подумала я.
Японец-китаец вернулся к столу с высокой бутылкой с широким горлышком и двумя пузатыми стаканами.
- Здесь тяжело найти настоящее сливовое вино, но я знаю один магазинчик…
Он аккуратно разлил жёлто-зелёную жидкость по стаканам, поставил бутылку на центр стола, потом, немного подумав, сместил её чуть вправо. Сел, поднял свой бокал, посмотрел на меня.
- Как говорится, ваше здоровье, Саша.
- И вам не болеть. - Я сделала небольшой глоток. Вино оказалось холодным и сладким. Я сделала ещё один, побольше.
- Ну как? - осторожно поинтересовался японец-китаец.
- С пивом потянет, - ответила я и прикончила стакан.
Лицо японца-китайца изобразило смесь озабоченности и удивления.
- С пивом? Саша, вы хотите пива?
Я усмехнулась.
- Нет, это выражение такое, шуточное, означает одобрение. Отличное вино, спасибо.
Японец-китаец извинился, встал, достал из кармана пиджака небольшой блокнот с карандашом, который был пристёгнут к блокноту шнурком, вернулся к столу, сел и начал записывать.
- Так, "потянет с пивом" - ироническое выражение одобрения, - проговорил он. - Всё правильно?
Я кивнула. Японец-китаец закрыл блокнот и виновато улыбнулся.
- Знаете, Саша, я очень давно не был в России, многих словечек не знаю. Приходится записывать.
Я одобрительно закивала, мол, молодец, парень, век живи - век учись, а саму толкнула мысль, что вышеуказанная задача решена только на половину. Я собралась с духом и подняла свой, снова наполненный японцем-китайцем бокал.
- Давайте выпьем за знакомство, - сказала я, - мы ведь с вами так и не познакомились.
- Да, неудобно получилось, - японец-китаец привстал, - меня зовут Масахиро Сасаки. Это моё японское имя. Своё настоящее имя, то, которое мне дали при рождении, я вам назвать не могу, по крайней мере, сейчас. Прошу вас, не обижайтесь.
- Да ладно, в каждой избушке свои игрушки, - махнула рукой я.
- А это выражение мне известно, - обрадовался японец-китаец, или, как его, Масахиро. - Оно очень точно выражает толерантность русского народа.
"Да уж, насмешил", - подумала я.
- Что-то я заболтался… будем знакомы, Саша! - Японец-китаец поднял свой бокал.
- Будем знакомы, Масахиро! - и наши бокалы сошлись со звуком, по алкогольной классификации известным как "камушки".
Я хлебнула вина и подумала, что настоящее имя моего сотрапезника (скорее, собутыльника, конечно) мне совсем не нравится. Будь он Харуки или, скажем, Такеши, это ещё куда ни шло, но Масахиро Сасаки - явный перебор. Не звучит. Сделав ещё один глоток, я твёрдо решила, что этот человек для меня навсегда останется японцем-китайцем.
Я внимательно посмотрела в его тёмные глаза, на что он отреагировал немного странно:
- А теперь, когда половина бутылки у нас позади, настало время для главного блюда, - торжественно сообщил он и направился к холодильнику.
"Главное блюдо? - подумала я, - так вот, над чем ты тогда гремел…"
На столе появилась большая квадратная тарелка с зеленью, под которым просматривался приличный кусок мяса.
- Это терияки, - пояснил японец-китаец, - угощайтесь. Вот палочки. Извините, у меня нет вилок, зато есть нож.
Бог мой, с каким наслаждением я накинулась на еду! И не беда, что палочками, палочками тоже сойдёт! Аппетит мой к тому моменту позволял сожрать среднее по размерам стадо бегемотов, как минимум. Японец - китаец же снова к еде не притронулся, а только потягивал вино.
"Может, он отравить меня хочет? - мелькнула у меня в голове мысль, но следующий же кусочек терияки отправил её к праотцам: - Ну уж дудки, такой вкуснятиной не травят".