.. Вот, например, в Зливе, близ Глубокой, несколько лет
тому назад жил один лесник с этакой безобразной фамилией -- Пиндюр. Застрелили
его браконьеры, и осталась после него вдова с двумя детьми. Через год она вышла
замуж опять за лесника, Пепика Шалловица из Мыловар, ну и того тоже как-то раз
прихлопнули. Вышла она в третий раз опять за лесника и говорит: "Бог троицу
любит. Если уж теперь не повезет, не знаю, что и делать". Понятно, и этого
застрелили, а у нее уже от этих лесников круглым счетом было шестеро детей.
Пошла она в канцелярию самого князя, в Глубокую, и плакалась там, какое с этими
лесниками приняла мучение. Тогда ей порекомендовали выйти за Яреша, сторожа с
Ражицкой запруды. И -- что бы вы думали? -- его тоже утопили во время рыбной
ловли! И от него она тоже прижила двух детей. Потом она вышла замуж за коновала
из Воднян, а тот как-то ночью стукнул ее топором и добровольно сам о себе
заявил. Когда его потом при окружном суде в Писеке вешали, он укусил священника
за нос и заявил, что вообще ни о чем не сожалеет, да сказал еще что-то очень
скверное про государя императора.
-- А вы не знаете, что он про него сказал? -- голосом, полным надежды,
спросил Бретшнейдер.
-- Этого я вам сказать не могу, этого еще никто не осмелился повторить. Но,
говорят, его слова были такие ужасные, что один судейский чиновник, который
присутствовал там, с ума спятил, и его еще до сих пор держат в изоляции, чтобы
ничего не вышло наружу. Это не было обычное оскорбление государя императора,
какие спьяна делаются.
-- А какие оскорбления государю императору делаются спьяна? -- спросил
Бретшнейдер.
-- Прошу вас, господа, перемените тему,-- вмешался трактирщик Паливец.-- Я,
знаете, этого не люблю. Сбрехнут какую-нибудь ерунду, а потом человеку
неприятности.
-- Какие оскорбления наносятся государю императору спьяна? -- переспросил
Швейк.-- Всякие. Напейтесь, велите сыграть вам австрийский гимн, и сами увидите,
сколько наговорите. Столько насочините о государе императоре, что, если бы лишь
половина была правда, хватило бы ему позору на всю жизнь. А он, старик, по
правде сказать, этого не заслужил. Примите во внимание: сына Рудольфа он потерял
во цвете лет, полного сил, жену Елизавету у него проткнули напильником, потом не
стало его брата Яна Орта, а брата -- мексиканского императора-- в какой-то
крепости поставили к стенке. А теперь на старости лет у него дядю подстрелили.
Нужно железные нервы иметь. И после всего этого какой-нибудь забулдыга вспомнит
о нем и начнет поносить. Если теперь что-нибудь разразится, пойду добровольцем и
буду служить государю императору до последней капли крови! -- Швейк основательно
хлебнул пива и продолжал: -- Вы думаете, что государь император все это так
оставит? Плохо вы его знаете. Война с турками непременно должна быть. "Убили
моего дядю, так вот вам по морде!" Война будет, это как пить дать. Сербия и
Россия в этой войне нам помогут. Будет драка!
В момент своего пророчества Швейк был прекрасен. Его добродушное лицо
вдохновенно сияло, как полная луна. Все у него выходило просто и ясно.
-- Может статься,-- продолжал он рисовать будущее Австрии,-- что на нас в
случае войны с Турцией нападут немцы. Ведь немцы с турками заодно. Это такие
мерзавцы, других таких в мире не сыщешь. Но мы можем заключить союз с Францией,
которая с семьдесят первого года точит зубы на Германию, и все пойдет как по
маслу. Война будет, больше я вам не скажу ничего.
Бретшнейдер встал и торжественно произнес:
-- Больше вам говорить и не надо.