— чтобы прожить так, как должно, — надо иметь сомногимилюдьминеладыиборьбу, а при таком положении нет ни покоя, нисчастия.Стоитливводитьсебя в такую борьбу для того, чтобы захватить чего-нибудь приятного немножкопобольше, чем есть у других. Все это ведь наоченькороткоевремябыстроминующей жизни. Нет, это не стоит. Без сравнения лучше жить, борясь с собою,— надо себя исправлять, освобождая себя от таких страстей, которые влекуткразладу с милосердием и человеколюбием… Мелита сталавспоминатьоднуизподруг своего детства,белокуруюЭрминию,котораябылавсехизящнееикрасивее среди сверстниц,авыбраласебесамуюсуровуюдолю:онатакнастроила свой дух дошедшим до них «галилейским учением», что заботы о своемличном счастии показались ей совсем недостойныминикакоготруда,ионаотказалась от замужества и пошла служить больным в одной общине в Лиде.
Нравственный облик этой Эрминии и серьезный путь ею для себяизбраннойжизни теперь беспрестанно приходили на мысли печальной Мелите и мирили еесжизнью. Она соображала тот и другой путь, которым возможно идти, и находила,что на всех этих путях нужно вести битвы за все и со всеми и чтоспокоенитих тот только путь, на который люди не лезут толпою и гденикогоненадоронять с ног,чтобысамомузавладетьчьей-нибудьдолеютакназываемыхрадостей жизни… Это он-то и есть путь «галилейского пророка» ипутьтех,кто верит в истинность его учения… Вот что Мелита ипредпочлабывсему,что имеет. Это путь отречения от личных радостей—путьжизни,преданнойблагу других…
И когда Мелита, обойдя мысленно все, чтоейпредставлялосьвжизни,доходила опять до того, что избралавспоминаемаяеюподруга,онавсегдачувствовала в себе наитие мира и покоя, — она ничего не боялась, исмотреласмело вперед, и верила, что в этом одном настроении человекближевсегокистинной цели своего воплощения.
Если бы какие-нибудь перемены в жизни Мелиты были возможныиеслибыони зависели от ее выбора, то она бы всему предпочланебыстропреходящуюлюбовь с избранником сердца, а она сейчас бы встала и пошла быискатьсвоюподругу Эрминию и стала бы с нею делитьееслужениенемощнымстарикамипокинутым детям в той же Лиде или в другой местности мира,гделюдитакжевсе бьются друг с другом из-за личного счастья и оставляют без внимания тех,которые ослабели и искалечились а этой ужасной борьбе.
Где бы было возможно принести себявтакуюжертву,чтобыоблегчитьлюдское горе и положить начало новому направлению жизни, Мелита сейчас же бывстала и ушла туда… И тогдаснейнеразлучнобылабытасовершеннаярадость, которую онаитеперьужеощущала,нокоторойвнынешнемееположении мешала неодолимая боязнь, что вдруг подвернется такойилидругойслучай, и удалит ее от избранного верного настроения, иначнетпереполнятьдушу ее тревогою, страхом и подозрениями…
О, эти подозрения! Мелита знала им цену: когда еще живбылГифас,еймимо воли случилось услыхать один разговор их с Алкеем обостровке,гдеуних есть им одним только известная пещера и в ней хранятся их сокровища и ихпреступные тайны… С этих пор Мелита всегда подозревала, что они нетолькотоварищи по торговле, но что они оба — грабители и убийцы… И это сделалосьисточником вечного страха и терзаний Мелиты, — она с этихпорподозревала,что и все другие люди в поселке думают о Гифасе и оеемужеАлкеекакоразбойниках, а смерть Гифаса и общий приговор взятьвделоПруденцияещеболее утвердили Мелиту в подозрении, что всем ужеизвестенпреступныйроджизни Алкея и что все к этому так равнодушны только потому, что и сами они внравственной жизни недалеко отошли от Алкея с Гифасом… И теперь,конечно,этим же недостойным путем будет проходить свою жизньневинныйПруденций…Ведь Алкей, конечно, ведет себя и при нем так же,каквелприГифасе,иПруденций, без сомнения, знает уже, что у нихгде-товгруппеприбрежныхскал есть островок с пещерой… и там какие-то сокровища и еще что-то, о чемМелита сама не имела точных понятий… Она никогданеспрашивалаобэтойтайне мужа и не говорила о своих догадках Мареме, потому чтоМелитестыднобыло признаться,чтоснаподозреваетсвоегомужавразбойничестве,аМарема… Ах, Марема, несмотря насвоюпреданностьМелите,самагораздобольше близка душою к тем, чьи поступки и страсти так ужасают Мелиту…
И оттого еще ужаснее горе Мелиты, что ей не с кем облегчить своюдушу,котораявдругначалатяжкотомиться—точноонабудточуялавблизипредстоящее новое горе. Все это надобно было скрывать,иМелитаскрывала.Чтобы думать в тиши или плакать,небоясьпустыхзамечанийотом,что«стыдно грустить», Мелита начала часто уходить на обрывистыйберегморяиподолгу сидела там, охватив руками колени и глядя в бесконечную даль, откудаона точно вызывала на сценудействияпоследнееискушение,котороеинеумедлило своим приходом.
VIII
Раз, когда Мелита сидела над облюбованным ею обрывомморскогоберега,из-за столпившихся вдалеке темных скалпоказаласьлодка,скоторойбылиубраны все паруса, кроме одного старого, на которомонаедваподвигалась.Вместо флажка наверху мачты был надет головной колпак из черного войлока.
Если бы Мелита не была слишком сильнопогруженавсвоиразмышления,уводившие ее к желанию резкого перелома в своей жизни, то она бынепременнозаметила эту лодку, и по ее печальной оснастке она поняла бы,чтонаэтомсудне случилось какое-то большое несчастие. Но Мелитавиделалодку,иее
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...