- Старый Свет, старый дом, старая жизнь… мы больше не могли так жить, Эва. Нас знают. Пусть не тебя, не меня и не Белу - нас… всех нас… узнает любой ребенок, ибо любому даже самому маленькому ребенку известны наши приметы. А здесь - здесь нас не знают. В нас даже не верят. И мы должны сделать все, чтобы так оно оставалось и впредь - значит, мы должны навсегда распроститься с прошлым.
- То есть тебя Америка не разочаровала.
Он покачал массивной головой.
- Америка - лучше место во всех отношениях. Здесь нет даже сказок, которые намекали бы на нашу сущность. Политическая ситуация в стране стабильная. Условия жизни, возможности… Нет, мамочка, я всем здесь доволен… кроме… - Он положил на стол свои огромные руки с чисто выбритыми ладонями на стол и сжал их в кулаки. - Кроме разве как в эти дни месяца, когда Луна полностью открывает нам свое лицо…
- Да, - тихо сказала миссис Ковач. - Да.
- Но говядина, дорогая, все-таки не так уж плоха на вкус и во всяком случае куда лучше, чем серебряные пули.
Миссис Ковач бросила в рот остаток ломтика, прожевала, проглотила. Казалось, она внимательно следит за мясом, изучая его вкус и прочие свойства на всем его пути к желудку.
- Нет, - медленно проговорила она. - Когда привыкаешь, она не так плоха. Но…
- Даже не думай об этом, Эва.
- Мы даже не можем сами поймать корову, - грустно продолжала она. - Приходится покупать, а…
- Я знаю.
Миссис Ковач опять посмотрела через гостиную на Джонни, и ее большие карие глаза стали еще немного больше.
- Эва! - уже суровее сказал мистер Ковач. - Эва, не смей и думать…
- Нет-нет, - ответила она и облизнула кровь с кончиков пальцев (волоски на которых стали чуточку длиннее и гуще, а ногти - чуточку острее). - Конечно же нет, imadot Ференц. Просто когда я вспоминаю…
- Надо забыть.
- И они здесь такие здоровые, крепкие…
- Мы больше никогда не должны изменяться, Эва. Никогда.
- А Бела?
Ференц Ковач вздрогнул.
- Он еще слишком мал - слишком мал, чтобы знать… придется пока просто сделать так, чтобы он был с нами всякий раз, когда придет время изменяться, - и тогда нам не о чем больше будет беспокоиться в нашем новом доме, на нашей новой родине.
А Бела в это время показывал Джонни свою комнату: старая кровать со столбиками, старинное кленовое бюро и резной сундук, набитый потрясающими игрушками - Джонни таких еще не видел. Вскоре мальчики вышли в гостиную, и Бела объявил:
- Мама, мы идем играть.
- Хорошо, Бела. Но помни - ты должен быть дома до семи вечера!
- Да, мама.
- Ты ведь знаешь, какие это дни.
- Да, мама, - Бела неловко покосился на Джонни. - Я приду вовремя.
- Ты должен, - сказал мистер Ковач. - Ты знаешь, почему. - Он повернулся к Джонни. - Надеюсь, вы не задержите его. Видите ли… он не вполне здоров… поэтому крайне важно, чтобы он вернулся домой до вечера.
- О, - сказал Джонни, - я буду осторожно… то есть, я хочу сказать… я не буду… - и смущенно отвел глаза, думая о том, что собирался сделать в пещере.
Когда он поднял взгляд, мистер Ковач все еще смотрел на него - прямо ему в глаза, - и Джонни показалось, что он смотрит сквозь его глаза прямо ему в мозг.
- Думаю, - проговорил мистер Ковач, - что вам действительно следует быть осторожным в этом отношении.
Родители Белы вышли на крыльцо. У края кукурузного поля Бела и Джонни обернулись помахать им, и Джонни только тут заметил, что у обоих брови такие же, как у Белы: густые темные полоски через весь лоб и переносье.
Вход в пещеры был снаружи всего лишь темной щелью в камне на склоне холма. Они, прыгая с уступа на уступ, взобрались к этой щели. Сверху припекало солнце, но из черного провала тянуло прохладой.
Джонни хотел уже лезть внутрь, но Бела задержал его.
- Джонни…
- А?
- Не забудь… я должен быть дома до семи.
Джонни расставил ноги, упер руки в бедра.
- Да гос-споди! Да! В сотый раз уже слышу! Да что с тобой такое стрясется, если ты опоздаешь? Тебе что, лекарство надо пить какое-нибудь?
Бела потряс головой.
- Я не могу сказать. Но… ты не заблудишься?
- Нет, конечно! - заверил Джонни, скрестив за спиной пальцы.
- Ты же слышал, что сказали мои родители… Я должен быть дома до того, как взойдет луна.
- Луна!.. При чем тут какая-то луна?!
Бела только нервно взглянул в сторону пещеры.
Джонни не стал его переспрашивать, только засопел.
- Луна, это надо ж придумать! - и решил, что ладно, Бог с ней, с луной. О чем только не беспокоятся эти ненормальные иностранцы. Особенно венгры.
Он все равно все об этом выяснит.
- Джонни… может быть, мне лучше не ходить туда? Пока. Сходим потом…
Джонни с насмешкой спросил:
- Боишься?
- Не того, о чем ты думаешь, - глаза Белы вспыхнули. - Ты не поймешь.
- Ну ладно, пойдем… я обещаю, - он опять скрестил пальцы, - я не заблужусь.
Он повернулся и полез в щель. Бела помедлил секунду и последовал за ним.
Вообще-то, подумал Джонни, пробираясь на четвереньках по проходу, и пальцы скрещивать незачем было. Я ведь не заблужусь по-настоящему, просто притворюсь, что заблудился.
А может, он и притворяться не станет - если Бела правда болен. Это совсем другое дело. Может, болезнь Белы многое объясняет, даже поведение старины Бастера. Собаки иногда странно ведут себя с больными людьми.
Впрочем, он не был уверен, что все дело в болезни. Что-то тут не так. Если Бела действительно болен, зачем разводить вокруг этого такие секреты? Или это какая-нибудь чертовски плохая болезнь? Но если так - почему Беле позволяют играть на улице и, может, заражать других людей? А мистер Ковач еще говорил, что Бела "подвижный". Что-то непохоже это на больного. И уж точно Бела не выглядит больным.
Джонни решил подождать и действовать по обстоятельствам.
Пол хода ушел вниз, сам ход повернул под прямым углом - и они оказались в пещере. Джонни включил фонарик. Бела ахнул.
Со всех сторон были занавеси, каскады и фонтаны из камня - серого, розового, голубого, зеленого, лавандового. Эти украшения начинались у входа и тянулись дальше вдоль шестидесятифутового[6] склона, спускавшегося к полу пещеры, а там исчезали в чернильно-черной тени, которая казалась чем-то твердым.
Джонни поводил лучом фонарика, чтобы Бела рассмотрел все, что было интересного у входа. Затем он показал лучом на склон.
- Пошли туда, вниз.
Через пастельные складки камня они пробрались к началу склона. Здесь их шаги сразу стали отдаваться гулким эхом; воздух был сухой и прохладный.
Темнота, казалось, старается раздавить яркий, твердый луч фонарика - но он носился как молния и ножом рассекал темноту, выхватывая чудеса формы и цвета.
- Смотри, - показал Джонни, - вон те волны на склоне - как ступеньки, видишь? Мы можем спуститься по ним. Ну, как тебе?
- Тут прекрасно, - прошептал Бела.
Они начали спуск. Джонни все время светил под ноги, выбирая путь по знакомым складкам камня и их цвету. Наконец они добрались до дна, и Джонни показал:
- Вон туда.
Шагая по неровному полу пещеры, Бела озабоченно спросил:
- Ты знаешь, который сейчас час, Джонни?
- Около четырех… У тебя еще куча времени.
Скоро перед мальчиками открылись такие потрясающе красивые места, что Бела совсем забыл о времени.
Они проходили мимо фонтанов, каскадов, завес, колонн из камня, мимо удивительных каменных музеев; все светилось такими чистыми и мягкими цветами, каких не найти на поверхности земли. Мальчики проходили мимо рядов зеленых, синих, ярко-оранжевых сталагмитов, навстречу которым с потолка спускались не менее красивые сталактиты; когда они смыкались, получались арки или лес колонн. Над ними нависали складчатые стены - точно застыл в одно мгновение поток голубой, розовой и пурпурной лавы.
Они проходили озера с иссиня-черной водой - такие гладкие и неподвижные, что хотелось коснуться воды и убедиться, что это не стекло.
Они поднимались по колоссальным склонам цветного камня - точно букашки среди великанских елочных игрушек; а когда они достигали верха, Джонни выбирал какой-нибудь темный проход, который приводил мальчиков в королевские палаты из пурпура и слоновой кости, а из них витая алая лестница вела на коралловый балкон с зеленой и розовой отделкой, а с него новые коридоры звали к новым чудесам и тайнам.
Они пробирались по краю провалов - таких глубоких, что брошенная в них монетка или камешек исчезали без единого звука, даже отзвук эха падения не говорил об их глубине.
Один раз Джонни выключил фонарик и велел Беле стоять тихо - и мальчики замерли во мраке, вслушиваясь в тишину, которую не с чем сравнить, в ту абсолютную тишину, какая возможна лишь под землей.
Так тихо, что слышно тревожное биение сердца.
Наконец, когда Джонни решил, что уже около шести, он сказал Беле:
- Пожалуй, пора возвращаться. Если тебе надо домой к семи. Сюда.
Он провел Белу к самому выходу, и там притворился, что потерял дорогу.
Это было нетрудно: Бела был в пещерах впервые и, наверно, не узнал бы место, где они вошли, даже если бы Джонни осветил фонариком склон, который вел к проходу наружу.
Джонни так и не решил еще, хочет ли он притворяться, что заблудился, дольше нескольких минут. Может, довольно будет только слегка напугать Белу, а потом вывести его из пещеры, чтобы он успел домой к семи. В конце концов если он правда болен…