- Вот это - звездные кристаллы, - сказал Глиннес. - У них нет никакого другого названия, их как раз такими, с уже как бы отшлифованными гранями и всем остальным, находят среди шлака, покрывающего поверхность потухших звезд. Ничто не может их поцарапать, даже алмаз, и к тому же у них совершенно необычные оптические свойства.
- О, они такие тяжелые!
- А вот это старинная ваза, никто толком не знает, сколько ей лет. Надпись на днище, говорят, выполнена на языке эрдов.
- Восхитительная вещица!
- Ну а это не имеет такой уж особой ценности, просто привлекло мое внимание своей необычностью - щипцы для орехов в виде морды фантастического зверя. По правде говоря, я откопал их в одной из лавчонок среди всякого старья.
- Но с каким искусством выполнена эта вещица. Она, ты считаешь, для раскалывания орехов?
- Да. Закладываешь орех между вот этими челюстями и прижимаешь сзади… А вот это для Глэя и Ширы - ножи, выкованные из протеума. Режущие кромки представляют из себя единую цепочку из взаимосвязанных молекул - совершенно неразрушаемый сплав. Таким ножом можно сколько угодно ударять о сталь, и он никогда не затупится.
- Глэй будет в восторге, - чуть сдержаннее, чем раньше, произнесла Марча. - И Шира тоже будет очень доволен.
Глиннес скептически фыркнул, а Марча не без душевной борьбы проигнорировала этот выпад сына.
- Большое тебе спасибо за подарки. Они, по-моему, просто замечательные. - Она взглянула на открытую на веранду дверь, из которой просматривался причал. - А вот и Глэй.
Глиннес вышел из дома и стал дожидаться брата на веранде. Глэй, поднимаясь по дорожке, вдруг остановился, но особого удивления не высказал. Затем снова зашагал, но уже медленнее. Глиннес спустился по ступенькам, и братья принялись радостно хлопать друг друга по плечам.
На Глэе, как сразу же заметил Глиннес, был не обычный парай триллов, а серые брюки и темный пиджак.
- Добро пожаловать домой, - произнес Глэй. - Я встретил Харрада-младшего. Он сказал мне, что ты уже здесь.
- Я очень доволен тем, что вернулся домой, - сказал Глиннес. - Тебе и маме было, наверное, очень неуютно здесь. Но теперь, когда я здесь, мы быстро сумеем сделать дом таким, каким он всегда был раньше.
- Да, - как-то неопределенно покачав головой, произнес Глэй. - Жизнь как бы приостановилась. Но теперь все определенно меняется, я надеюсь, к лучшему.
Глиннесу показалось, что он не очень-то понимает, о чем говорит Глэй.
- Нам очень многое нужно обсудить. Но самое главное - я очень рад тебя видеть. Ты теперь выглядишь таким повзрослевшим, таким умудренным жизнью и, как это повернее сказать, таким уверенным в себе.
Глэй рассмеялся.
- Когда я оглядываюсь назад, я вижу, что всегда слишком много размышлял и пытался разгадать слишком уж большое количество загадок. Все это я давно уже забросил. Я, так сказать, разрубил гордиев узел.
- Каким же образом?
Глэй умоляюще закатил глаза.
- Все это слишком сложно, чтобы объяснить так сразу… Ты тоже прекрасно выглядишь. Служба в Гвардии пошла тебе на пользу. Когда ты должен туда вернуться?
- В Гвардию? Никогда. Я взял расчет, поскольку я теперь, кажется, сквайр Рабендари.
- Да, - бесцветно заметил Глэй. - У тебя преимущество в целый час передо мною.
- Пройдем в дом, - предложил Глиннес. - Я привез тебе подарок. И кое-что для Ширы. Сам ты что думаешь - он мертв?
Глэй печально кивнул.
- Другого объяснения не существует.
- И я так считаю. А вот мама уверена в том, что он "в гостях у друзей".
- В течение двух месяцев? Такое исключено.
Они вошли в дом, и Глиннес вынул нож, который он приобрел в Лаборатории новых технологий в Бореаль-Сити на планете Мараньан.
- Будь поосторожнее с лезвием. Можно порезаться даже при малейшем прикосновении к нему. Но им можно перерубить толстый стальной стержень без всякого вреда для него самого.
Глэй осторожно взял нож и с опаской провел взглядом вдоль невидимой кромки.
- Мне как-то даже страшно смотреть на него.
- Да, этот нож почти что волшебный. Второй нож, поскольку Ширы нет в живых, я оставлю у себя.
- У нас нет полной уверенности в том, что Шира умер, - отозвалась Марча из дальнего конца комнаты.
Оба брата оставили это заявление матери без ответа. Глэй положил свой нож на каменную доску.
- Нам не мешало бы разобраться в отношении острова Эмбл, - произнес, усевшись поудобнее, Глиннес.
Глэй прислонился к стене и исподлобья взглянул на Глиннеса.
- Тут уж ничего не добавить, ни убавить - я продал остров Льготу Касагэйву.
- Эта сделка не только неразумна, она незаконна. Я намерен аннулировать договор о продаже.
- В самом деле? И каким же образом ты этого добьешься?
- Мы вернем деньги и велим Касагэйву убраться. Все крайне просто.
- Если ты располагаешь двенадцатью тысячами озолов.
- Я - нет, но вот ты располагаешь.
Глэй медленно покачал головой.
- Их больше нет у меня.
- Тогда где же деньги?
- Я отдал их.
- Кому?
- Некоему Джуниусу Фарфану. Я отдал их, он взял. Я не могу забрать их у него назад.
- По-моему, нам следовало бы встретиться с Джуниусом Фарфаном - и сделать это немедленно.
Глэй снова покачал головой.
- Пожалуйста, не ворчи на меня за судьбу этих денег. Твоя доля остается у тебя - ты теперь сквайр Рабендари. А остров Эмбл позволь мне считать своей долей.
- Ни о каких долях даже и речи быть не может. Так же, как и о том, что кому принадлежит, - возразил Глиннес. - Рабендари принадлежит нам обоим в равной степени. Это наша родина.
- Если следовать формальной букве закона, то это действительно так, - сказал Глэй. - Но я предпочитаю рассматривать данный вопрос иначе. Как я уже тебе говорил, все сейчас меняется самым коренным образом.
Глиннес откинулся к спинке стула, не в силах выразить словами охватившее его негодование.
- Давай оставим все так, как есть, - устало произнес Глэй. - Я взял себе Эмбл, ты - Рабендари. Разве это, в конце концов, не справедливо? Я уезжаю отсюда и оставляю тебя полновластным хозяином Рабендари.
Глиннес попытался было громко воспротестовать, но слова застряли у него в горле.
- Выбор за тобой, - единственное, что ему удалось вымолвить. - Надеюсь, ты еще передумаешь.
Глэй в ответ только загадочно улыбнулся, что было истолковано Глиннесом, как желание вообще уклониться от ответа.
- Есть у меня еще один вопрос, - сказал Глиннес. - Относительно расположившихся на нашей земле треван.
- Это Дроссеты, люди, с которыми я странствовал по Тралльону. Ты возражаешь против их присутствия?
- Это твои друзья. Если ты сам так решительно настроен переселиться в другое место, то почему бы тебе не взять с собой и своих друзей?
- Я еще не знаю, куда я отправлюсь, - ответил Глэй. - Если ты хочешь, чтобы они ушли, то возьми и скажи им об этом. Ведь ты - сквайр Рабендари, а не я.
Марча снова вмешалась в разговор братьев.
- Никакой он еще не сквайр, пока окончательно не выяснится до конца судьба Ширы!
- Ширы нет в живых, - сказал Глэй.
- Все равно Глиннес не имеет права, вернувшись домой, сразу же создавать воображаемые трудности. Готова поклясться, он такой же упрямый, как Шира, и такой же черствый, как его отец.
- Разве я создал трудности? - возмутился Глиннес. - Это вы сами натворили здесь черт знает что, а мне теперь надо раздобыть где-то двенадцать тысяч озолов, чтобы спасти Эмбл, затем прогнать отсюда эту шайку треван, пока они не созвали сюда все свое племя. Хорошо, что я еще вовремя вернулся домой, пока у нас есть все-таки свой дом.
Глэй с каменным выражением лица налил себе кружку яблочного вина, всем своим видом показывая, что все это ему до чертиков успело наскучить… С поля за домом донесся стонущий, скрипучий звук, затем чудовищный грохот. Глиннес тотчас же вышел на заднее крыльцо глянуть, что же произошло, затем вернулся и бросил Глэю прямо в лицо:
- Твои друзья только что срубили одно из самых старых наших ореховых деревьев.
- Одно из твоих деревьев, - слегка улыбнувшись, уточнил Глэй.
- Не угодно ли тебе сказать им, чтобы оставили нас в покое?
- Они не обратят на меня никакого внимания. Я задолжал им множество различных любезностей, оказанных ими.
- У них есть имена?
- Глава - Ванг Дроссет. Его спутница - Тинго. Сыновей зовут Эшмор и Харвинг. Дочь - Дьюссана. Старуха - Иммифальда.
Глиннес извлек из багажа оставленный ему за добросовестную службу пистолет и сунул в карман. Глэй наблюдал за этим, скривив губы в язвительной усмешке, затем шепнул что-то Марче.
Глиннес быстрым шагом пересек луг. Приятный, не слепящий свет послеполуденного солнца, казалось, прояснял цветовую гамму ближнего плана и создавал впечатление, будто дали сами по себе издают мерцающий блеск. Множество самых различных чувств переполняло сердце Глиннеса: печаль, тоска по добрым старым временам, гнев на Глэя, который ему никак не удавалось смягчить.