- Я ясно вижу. - Голос князя вдруг стал глухим, глаза затуманились. - Вижу… Вы посягнете на то, за что нынче готовы отдать самое жизнь вашу…
Он откинулся в коляске.
- Сильвестр, скорее… пиши, - прохрипел князь. - Пиши-и-и…
- Что, что такое? - забеспокоился Корсаков, видя, как лицо князя покрывается смертельной бледностью.
- Вот мать честная! - хорунжий Головко слетел с коня, подскочил к коляске. - Никак, отходит князь.
Секретарь остановил его и присел рядом с Николаем Михайловичем, приготовив блокнот и карандаш.
- Тише, господа. С их сиятельством это случается, - склонившись к старику, он попытался разобрать едва слышный шепот.
Слова, как пена у загнанного коня, капали с серых губ князя:
- …милостью Государя-императора…памятуя о доблести, проявленной… полковника лейб-гвардии Корсакова…смертную казнь…и приговорить к гражданской казни с лишением дворянства, чинов и наград, прав собственности… разжалованию в рядовые… прохождением в Сибирском корпусе.
- Что он говорит? - Корсаков свесился с коня, опершись о дверцу коляски.
- Тихо, - зашипел Сильвестр, однако князь уже замолчал, тяжело дыша.
Секретарь достал из дорожного кофра флягу с водой, вылил на ладонь и брызнул князю в лицо.
Козловский вздрогнул, веки затрепетали. Сильвестр поднес к его губам флягу, князь сделал несколько глотков воды.
- Все записал? - с трудом спросил он.
- Все, ваше сиятельство, - подтвердил секретарь.
- Хорошо. Давайте-ка, братцы, передохнем немного, - попросил князь, переведя взгляд на Корсакова и Головко.
Корнет и Сильвестр помогли ему выйти из коляски, отвели на несколько шагов от дороги. Князь отстранил руку Корсакова и присел прямо в мокрую от росы траву.
Хорунжий привстал на стременах, обшарил взглядом окрестности и лишь после этого объявил:
- Привал!
От земли поднимался туман, ночь уходила на запад, уже в полнеба горела зарница, воздух посвежел и звенел от птичьего гомона.
Казаки, спешившись, доставали из седельных сумок нехитрую снедь: хлеб, луковицы, вяленое мясо.
- Ты, дружок, неси сюда, что там у нас есть из провизии, - все еще слабым голосом обратился к секретарю Николай Михайлович.
Сильвестр сноровисто расстелил на траве скатерть, вытащил из коляски вместительный кофр и принялся выгружать из него припасы.
Первым делом на скатерти возник хрустальный графин в окружении серебряных стопок. Следом появились закуски: копченая осетрина, балык из стерляди, копченый окорок и нежнейшая буженина, маринованные маслята, паштет из гусиной печени, паюсная икра. На широкое блюдо Сильвестр разложил крупно порезанные помидоры и огурцы, пучки зеленого лука, на отдельной салфетке поместился порезанный ломтями каравай. Завершив картину полуведерным кувшином кваса, секретарь отступил, залюбовавшись собственной работой.
- Прошу к столу, господа, - пригласил князь. - Окажите честь. И казачков зовите, пусть угостятся, чем Бог послал. На привале я без чинов привык обходиться.
Сильвестр разлил водку, офицеры и князь чокнулись за победу русского оружия. Казаки степенно махнули по стопке, под ободряющие советы Козловского набрали со скатерти закуски и отошли в сторонку.
Когда утолили первый голод, князь предложил выпить за погибель супостата.
- Помяните мои слова, господа, не пережить французу зимы. Погибель ему грозит не столь от православных воинов, сколь от негостеприимства погод российского Отечества.
Хорунжий Головко хитро взглянул на князя.
- Вы, ваше сиятельство, будто наперед все знаете.
- Эх, господин хорунжий. - Князь, не спеша, выпил водку. - Все, что с нами случится, уже записано на листах в Книге жизни, и ветер Времени, играя, переворачивает ее страницы. И что с того, что кто-то умеет читать письмена в той книге? И он - лишь прилежный школяр, едва овладевший грамотой. Ибо, есть Тот, кто начертал сии знаки!
- Красиво сказано, - одобрил Головко. - Это, ежели по-нашему сказать, человек предполагает, а Бог располагает.
- Можно и так, - кивнул князь. - Но как ни говори, а получается, что от судьбы не уйдешь.
- Вы и свою судьбу знаете, ваше сиятельство? - спросил слегка захмелевший корнет.
Давайте, господа, без титулов. Зовут меня Николаем Михайловичем, прошу так и обращаться.
Он промокнул губы салфеткой, скосив глаза в сторону, помолчал немного.
- Да, Алексей Васильевич, к сожалению, я знаю свою судьбу. В скором времени ждет меня смерть от камня, - спокойно произнес князь.
Хорунжий, словно поперхнулся, крякнул в кулак.
- А вот Сильвестр, - князь указал на секретаря. - Хоть человек сугубо статский и жутко боится всякого оружия, погибнет от летящего металла. Как - сие мне не ведомо. Но от летящего металла. И никому сего изменить не дано.
- Ваше сиятельство, - жалобным голосом протянул секретарь. - Вы же обещали не напоминать!
- Ну, прости ради Бога, дружок. Судьбы он, видите ли, боится, - с улыбкой обратился князь к офицерам.
Корсаков рассмеялся, откинулся на спину, разбросал руки, глядя в высокое голубое небо.
- Увольте, Николай Михайлович, но не верю я в гадания. - Он полной грудью набрал свежий утренний воздух. - Даже думать о смерти в такой день не хочется.
Хорунжий, отвернувшись, мелко перекрестился.
Козловский грустно улыбнулся и промолчал.
* * *
Попетляв среди несжатых полей и березовых рощ, дорога нырнула в сосновый бор. Солнце накалило золотые стволы, пахло смолой и хвоей. Копыта коней мягко ступали ковру из палой хвои, устилавшей песок дороги.
Князь вынул из кармашка брегет, щелкнул крышкой. Затейливая мелодия вывела хорунжего из полусонного состояния. Он зыркнул на брегет цыганским глазом и восхищенно цокнул зыком.
- Вот ведь какая штука мудреная. И который же час, позвольте спросить?
Почти час по полудни, голубчик, - ответил Козловский.
Хорунжий вскинул голову, сверился с солнцем и сказал:
- Верно, ваше сиятельство. Не врут ваши часики.
Князь спрятал улыбку.
- Долго ли еще, Николай Михайлович? - Отогнав от лица слепня, спросил Корсаков.
- Вон речка блестит, видите? За ней уже мои владения начинаются.
Головко дал знак Сильвестру придержать коней, тот натянул вожжи, коляска остановилась.
Хорунжий и корнет привстали на стременах, вглядываясь вперед, где за редким частоколом деревьев поблескивала речушка. Она казалась стальным клинком, брошенным в луговой траве.
По деревянному мосту через обмелевшую речушку первым проскакал дозорный. С высокого берега, на котором остался отряд, было видно, что дорога за мостом раздваивалась.
Казак, которому в Москве хорунжий презентовал соломенную шляпку, спешился у развилки, присел на корточки.
- Что там, Семен? - крикнул хорунжий.
- Разъезд, кажись! - Казак растер в ладони горсть дорожной пыли. - Чуток нас опередили.
Хорунжий, переглянувшись с Корсаковым, послал коня вперед.
- Кто проехал, Семен? - спросил он, подъехав к казаку.
- А вот, глянь, Георгий Иванович. Подковы не наши. И гвозди, вишь, как лежат.
Хорунжий хищно потянул носом воздух.
- Думаешь, француз?
- Вроде бы и далеко от француза оторвались… Однако, подковки-то не наши, Георгий Иванович.
Головко дернул щекой. Резко развернул коня, вернулся к коляске.
Князь, добродушно щурясь, достал табакерку, отправил в левую ноздрю понюшку табаку.
- Не желаете, Георгий Иванович?
- Благодарствуйте, не приучен.
- А зачем остановка, позвольте спросить?
- Похоже, впереди французский разъезд, - обращаясь к корнету, доложил хорунжий.
- Много их? - Правая ладонь Корсакова сама собой легла на рукоять сабли.
- Не больше десятка, господин корнет. След свежий, - ответил Головко.
- Куда ведет эта дорога, Николай Михайлович? - спросил Корсаков.
- Которая? - переспросил, нахмурившись, Козловский. - Эта, где француз наследил, на Павлов посад, а нам по левой - на Караваево. А вы, корнет, похоже, желаете француза догнать?
- Вы правы князь. - Корсаков снял и приторочил к седлу ментик. - Не годится врага в тылу оставлять. Хорунжий, собери казаков на развилке, проверьте оружие. И ждите меня.
- Эх, дал же Бог командира! - с горечью пробормотал Головко.
Он махнул казакам и с места посылал коня в галоп.
Под дробью копыт задрожали доски мостка; по темной воде пошла мелкая рябь, тревожа ряску и шевеля чахлые пучки осоки.
Корсаков вынул из седельных кобур пистолеты, проверил шомполом заряд.
Козловский пристальным взглядом следил за его приготовлениями.
- Мой юный друг, Бога ради извините за вопрос, но разве ваши действия не противоречат приказу охранять меня? - поинтересовался князь.
Корсаков вскинул голову.
- Но приказа бить французов еще не отменили, или я не прав?
- Браво, корнет. - Князь удовлетворенно кивнул. - Иного ответа я не ожидал.
- Вы не беспокойтесь, Николай Михайлович. Езжайте себе потихоньку. Уверен, мы скоро вас нагоним.
- Знать судьба такая, - прошептал ему в след Козловский.
Корсаков, горяча коня, вырвался к перекрестку.
- Ну, чего ждем, господа казаки? - Корсаков резко осадил коня. - За мной, рысью, марш!
Казаки с хмурыми лицами расступились, уступая ему дорогу.
- Пожелайте удачи, князь! - крикнул, оглянувшись, Корсаков, картинно поднимая коня на дыбы.
- Езжайте уж, корнет, - пробормотал Козловский, покручивая перстень на указательном пальце. - Ваша смерть еще далеко.