- Никто не может считать себя в полной безопасности, и тебе это известно не хуже, чем мне. Но я сделал все, что мог. Теперь, когда посты стражи усилены на всех выходах из дворца и обходы совершаются в разное время, без точно установленного распорядка, злоумышленникам куда труднее будет подобраться к принцессе Таммузе, чем прежде. Думаю, ты можешь вздохнуть спокойно, господин.
Эмир Дауд и впрямь вздохнул, вновь принявшись задумчиво поглаживать бороду. В ней изрядно прибавилось седины после переживаний последних месяцев…
* * *
Именно так они познакомились, а позже свели дружбу со здоровяком-северянином. Принцесса Таммуза, возлюбленная супруга эмира Дауда, ради которой он отказался от всех своих наложниц, распустил гарем и полностью очистил женскую половину дворца, - ибо таково было условие юной красавицы, согласившейся выйти за него замуж, - была похищена неизвестными злодеями спустя всего полгода после свадьбы.
Никто не знал, как это произошло. Никто не слышал ни шума, ни крика, словно похитители действовали колдовством. Лишь в опочивальне принцессы, когда поутру служанки явились будить госпожу, обнаружились следы борьбы: перевернутые табуреты, разорванные покрывала… и капли крови на пушистом белоснежном ковре иранистанской работы.
Встревоженный и не помнящий себя от волнения, эмир приказал снарядить погоню. Но похитители не оставили никаких следов. Стражники Северных Ворот утверждали, будто видели отряд всадников, во весь опор вылетевших из города на рассвете, - но никто не мог сказать в точности, куда затем направились злодеи.
На помощь эмиру пришел отряд гвардейцев правителя Турана, случайно оказавшийся в этих местах. Сотня отборных воинов под командованием Амаля Джебала возвращалась в аграпурские казармы, изрядно потрепанная после частых стычек с козгарами.
Амаль Джебал приходился родичем давнему знакомцу эмира Дауда, с которым они в свое время вместе служили королю Ездигерду, прежде чем Дауд удалился в родные места, чтобы принять власть из рук умирающего отца… Во имя этой старой дружбы и родства он обратился за помощью, - и получил ее.
Несмотря на усталость, туранские гвардейцы приняли самое действенное участие в поисках похищенной принцессы. Рассыпавшись по степи, их следопыты вскорости обнаружили место, где мог пройти конный отряд, увезший супругу эмира, - и все устремились в погоню.
Два дня они скакали без продыха, на ходу меняя лошадей; даже дремали и ели тоже в седле, чтобы не терять времени понапрасну.
На рассвете третьего дня настигли они похитителей, - и завязался кровавый бой.
К небольшому отряду, вывезшему принцессу Таммузу из ворот Эссаира, успело присоединиться с тех пор целое небольшое войско. Амаль Джебал утверждал, что это именно те козгары, за которыми его сотня гонялась по всей степи… Что ж, туранским гвардейцам выдалась славная возможность отомстить давним заклятым врагам. Жаль только, что у них так и не удалось выведать, кто же стоял за похищением принцессы, - ибо в пылу схватки туранцы уничтожили похитителей всех, до единого.
Особенно отличился в бою один из воинов отряда, - могучий, рослый северянин с синими, как сапфиры, глазами и волосами цвета южной ночи. Огромный двуручный меч в руках его плясал, легкий как перышко, разя врагов наповал и неся погибель в каждом своем движении. Он с легкостью уходил из-под ударов козгарских сабель, - и с каждым рывком, с каждым касанием клинка у него становилось на одного врага меньше…
Словно зачарованный, эмир Дауд наблюдал за этой пляской смерти, в которой ему чудилось нечто дикое, первозданное, пришедшее из тех времен, когда танец еще заменял людям все иные искусства, а зачастую даже и человеческую речь… Времена простые и дикие, прекрасные в своей незамутненной ясности, когда лишь кровь разделяла врага и друга, - и кровь же скрепляла узы братства… Глядя, как уверенный в себе и непоколебимый, точно скала, северянин расправляется с противниками, эмир ощущал, словно это он сам стоит сейчас на поле боя, сжимая в налившихся давно забытой силой руках пляшущий огненный клинок…
И он почти ощутил действительную боль, когда в плечо северянина внезапно впилась прилетевшая из гущи битвы стрела. Сдавленно охнув, эмир обратился к кому-то из своей свиты, краем глаза пытаясь уследить за отчаянно отбивавшимся воином, в ожидании, что тот вот-вот рухнет от потери крови.
- Этому человеку нужно помочь. Взгляни, как храбро он бьется. Он один положил едва ли не половину отряда козгаров!
Но киммерийцу словно бы и не требовалась их помощь. Несмотря на рану, он продолжал сражаться, круша все направо и налево и уверенно пробираясь к закрытой повозке, вокруг которой сопротивление похитителей было особенно яростным.
Подобно вихрю, он ворвался наконец в ощетинившееся саблями кольцо врагов. Воодушевленные его примером, туранцы и эссаирцы с воинственными воплями навалились на козгаров. Кровь хлестала во все стороны из отрубленных конечностей. Выли и хрипели умирающие, звенела сталь, и свистели в воздухе стрелы… Эмир, наблюдавший с вершины холма за беспощадным побоищем, не мог заставить себя отвести глаза.
Но вот уже киммериец пробился сквозь кольцо козгаров к самой повозке, окошки которой были наглухо задернуты занавесками. Рывком распахнув дверцу, он заглянул внутрь. Со спины на него тут же напали двое похитителей, и эмир невольно закричал:
- Берегись! - Как если бы этот крик мог долететь до северянина и чем-то помочь отважному воину…
Но тот и не нуждался в предупреждениях. Стремительно развернувшись, он наискось размашисто полоснул мечом, - и оба его противника рухнули, обливаясь кровью. На помощь киммерийцу уже спешили другие бойцы из его отряда… Когда он, наконец, вынырнул из повозки, взвалив на мощное плечо пленницу, замотанную в шелковые покрывала, - туранцы уже расчистили для него дорогу. Сжимая в свободной руке огромный меч, киммериец поспешил вытащить принцессу из гущи схватки.
- Скорее! - Эмир во весь опор бросил лошадь по склону холма. Свита последовала за ним. - Мы должны помочь ему!
Передав похищенную принцессу на руки благодарному супругу, киммериец, несмотря на кровь, обильно пятнавшую его доспехи, без единого слова развернулся, готовый вновь окунуться в кипящий котел битвы, - но это уже не требовалось.
Шум боя постепенно стихал. Эссаирцы и гвардейцы Илдиза приканчивали последних козгаров, отчаянно пытавшихся сопротивляться. Очень скоро в долине не осталось в живых никого из похитителей. Тучи воронья и стервятников поднялись в воздух, привлеченные теплым пряным запахом крови.
Соединенный отряд медленно двинулся прочь. Лишь полтора десятка эссаирцев, по приказу эмира, задержались на месте сражения, дабы предать своих погибших земле. О козгарах, разумеется, никто не собирался проявлять подобной заботы…
Некоторое время туранским гвардейцам и отряду эмира было еще по пути, но вот наконец настал миг, когда дороги их должны были разойтись: дорога эссаирцев лежала на запад, к границе с Хорайей, где простирались владения эмира; туранцы же возвращались в Аграпур.
Сердечным было прощание пожилого правителя с сотником Амалем.
- Теперь мне будет чем порадовать владыку! - радовался молодой полководец. - Проклятые козгары долго не решатся тревожить наши границы… Жаль лишь, что потери оказались так велики. Я потерял немало хороших бойцов, а путь до Аграпура еще не близкий. Боюсь, в дороге от ран умрет немало славных парней…
Эмир взволнованно окинул взглядом поредевший отряд Амаля. Ему вспомнился гигант-киммериец, так отважно сражавшийся за спасение его супруги, но Дауд был настолько счастлив, что принцесса вернулась к нему целой и невредимой, что на время даже позабыл о ее спасителе… А ведь киммериец был ранен! Что если и его жизни угрожает опасность? Он никогда не простит себе подобного небрежения…
- До Эссаира осталось менее дня пути, - обратился он к туранскому сотнику. - Отправь всех раненых со мной, Амаль. Мои лекари позаботятся о них. А потом твои парни вернутся и продолжат службу. Это самое меньшее, что я могу сделать для тебя в благодарность за вашу помощь…
Туранец согласно кивнул. Самому просить за своих парней ему бы не позволила гордость, но от подобного предложения он никак не мог отказаться.
- Когда я прибуду в Аграпур, то доложу, что им предоставлен отпуск по болезни, - заявил он. - Они смогут вернуться, как только встанут на ноги… И даже их жалованье за это время сохранится в неприкосновенности.
Он тут же развернулся, чтобы дать своим людям необходимые указания.
Вскоре два отряда разошлись в разные стороны. Кавалькада эмира Дауда двигалась теперь совсем медленно, ибо продвижение всадников сдерживали два с лишним десятка раненых воинов, большинство из которых с трудом держались в седле, а то и вовсе двигались на носилках, закрепленных меж двух едущих бок о бок лошадей.
Лишь гигант-северянин, - к тому времени эмир Дауд уже узнал, что его имя Конан, - сперва отказывался последовать вместе с остальными ранеными, ссылаясь на то, что вполне способен продолжить путь до Аграпура. Но сотник, лично осмотрев воспалившуюся рану, покачал головой.
- Ни к чему геройствовать, мой друг. Нам в пути не будет угрожать никакая опасность, и твой крепкий меч не понадобится для защиты от козгаров. Но вот для тебя лишние пять дней пути могут стать роковыми. Все свои целебные травы наш лекарь успел израсходовать и теперь ничем не сможет помочь тебе, а во дворце Дауда вас ждут опытные целители… Мы будем рады видеть тебя вновь в Аграпуре, когда ты оправишься от ранения.
Заметив, что северянин по-прежнему колеблется, ибо, похоже, душе этого прирожденного воителя нестерпимо было выказывать слабость даже в самых малых ее проявлениях, - эмир Дауд добавил: