.. спокойно... спокойно..." Он думал, что говорит про себя, и очень
удивился, если б узнал, что произносит эти слова вслух. Впрочем, вокруг никого
не было, и можно просто стоять у стены, закрыв глаза, следить, как яркими
медузами плавают пятна под веками, и снова и снова твердить одно и то же:
"Спокойно... спокойно... спокойно..." Но страх не отпускал. Он стал более
осмысленным, четким. То, что еще вчера вечером казалось лишь опасностью, хотя и
весьма близкой, теперь подступило вплотную. И сделать уже ничего нельзя. Вернее,
делать что-либо уже поздно...
Этим утром Орловский проснулся рано и первым делом вспомнил, что нужно
немедленно позвонить Терапевту. Ближайший телефон - автомат был в двух
кварталах. Юрий быстро оделся, хлебнул воды из старого чайника и выскочил наружу
во дворик, где стоял маленький флигелек, вот уже два года служивший ему жильем.
Надо было спешить, Терапевт ждал его звонка еще прошлым вечером, но тогда...
Тогда он не мог позвонить, как не мог позвонить ночью. Орловский машинально, по
давней привычке поправил галстук и уже шагнул вперед, но внезапно вздрогнул и
застыл на месте.
Эти двое стояли на улице, у самого выезда из дворика. Стояли, лениво
привалившись к стене, словно им было не жалко дорогих, совершенно одинаковых
костюмов, сидевших на них как-то криво и нелепо. То, что эти двое не имели
никакого отношения ни к соседям, ни к случайным прохожим, стало ясно в первую же
секунду. Они не смотрели в его сторону, даже не повернули головы, но Юрий понял
все - и тут же накатил страх. Он опоздал. Уходить поздно, и звонить Терапевту
уже незачем.
Страх швырнул его назад, в полумрак передней, но здесь он не выдержал и минуты:
представилось, как эти неторопливо входят в дверь, первый лениво роется в
кармане, чтобы ткнуть ему в лицо бордовую корочку удостоверения, а второй...
Юрий подождал несколько секунд, сжал зубы и вышел во двор. Те, в одинаковых
костюмах, стояли на прежнем месте, не двигаясь, и каким-то краешком сознания
Орловский сообразил, что это еще не арест. Просто случилось то, о чем ему уже
рассказывали: перед тем, как прийти, к нему приставили пару "топтунов". Когда-то
он даже удивился: такая слежка была слишком явной, чтобы жертва куда-либо
привела своих преследователей. Но тот, с кем Юрий беседовал, пояснил, что
подобная практика куда результативней: преследуемый теряется, начинает метаться
- и часто приводит "топтунов" туда, куда бы никогда не пошел в здравом рассудке.
Но даже если этого не случится, день-другой слежки настолько выводит человека из
равновесия, что после ареста часто не требуется никакого давления жертва охотно
рассказывает все сама, чтобы избавиться от висящего над нею кошмара.
Юрий понимал это, но страх был сильнее. Конечно, правильнее всего остаться дома,
еще раз осмотреть все, что он не успел сжечь вчера вечером, и, раз уж ничего не
удастся избежать, сложить самые необходимые вещи, которые понадобятся там. Но
Юрий вдруг представил, как он сидит в своей пустой маленькой комнатушке, а эти
двое час за часом маячат у ворот, потом их сменяют другие, такие же одинаковые,
в дорогих костюмах... Нет, этого выдержать он не мог. Страх вновь захлестнул
сознание и бросил его прочь, в никуда, по улицам и переулкам Столицы...
Двое у ворот пропустили его, а затем неторопливо пошли следом. Они шли медленно,
но умудрялись не отставать даже тогда, когда нервы окончательно сдавали и
Орловский переходил на быстрый шаг, еле сдерживаясь, чтобы не побежать. Скрыться
он не пытался, да и никакого плана у него не было просто шел вперед, то
оживленными улицами, то полупустынными переулками, постоянно оглядываясь и
заранее зная, кого он увидит сзади.