Не кажется ли тебе странным, что они решились потратиться на этот дорогой сезон в Лондоне?
— Согласен с тобой, — мрачно отозвался Джеймс. — Ты должен разузнать все, что кроется за этим.
Острый ум, ловкость и необычайные способности Вон-тела быстро добывать нужные сведения были хорошо известны только двум людям — Джеймсу и красавице Лиам, которой он полностью доверял. После смерти Фрэнсиса Сент-Джайлса Вонтел общался только с Джеймсом и китаянкой Лиам.
Первый акт представления закончился под громкий топот и радостные возгласы публики. Джеймс откинулся на спинку кресла.
— Итак, девушка стала средством, которое помогло Годвинам завладеть поместьем, на которое они не имели никаких прав.
— Вполне возможно.
— Не кажется ли тебе, что она — их самое ценное достояние?
— Похоже, они очень дорожат своей дочерью, — согласился Вонтел.
Джеймс задумчиво погладил лацкан своего красиво сшитого черного сюртука.
— Верно, она очень дорога им. Пошли, этот вечер может оказаться полезным для меня.
Во время антракта зажглись огромные хрустальные люстры. Джеймс вместе со следовавшим за ним по пятам Вон-телом торопливо покинул ложу.
— Самое время сделать первый шаг по направлению к моей цели. Я ничего не намерен оставлять Годвинам.
Селина продолжала хлопать, пока сцена не опустела.
— Какая жалость, что родители не видели этого чудесного представления, — произнесла она, повернувшись к своей компаньонке Летти Фишер. — Я должна поблагодарить их за все, что они делают для меня.
— Конечно.
Селина, даже не глядя на Летти, почувствовала, что та скрыла насмешливую улыбку.
— Ты, вероятно, считаешь мое поведение недостойным, Летти?
— Я нахожу тебя восхитительной и благодарю Бога, что им не удалось… не удалось сломить твой дух, — сказала Летти, заметно растягивая гласные, как это делали в Дорсете.
Селина смутилась.
— Но разве это не означает, что я хорошо притворяюсь? — Они с Летти договорились не называть в своих разговорах родителей Селины по именам.
— Тебе удалось выжить, дитя мое, и это уже подвиг. Летти была няней Селины, ее единственной воспитательницей, пока родители не наняли для девочки горничную, когда ей исполнилось четырнадцать лет.
Селина принялась разглядывать молодых людей, расхаживавших возле сцены.
— Почему они стремятся выглядеть так глупо?
— Ты говоришь про денди? — переспросила Летти.
— Да, посмотри, как они выступают. И как только не задохнутся в таких высоких и тугих галстуках? — Девушка вздохнула. — Неужели в Лондоне нет достойных мужчин, которые еще не женаты?
Летти хмыкнула.
— Сомневаюсь, что найдется мужчина, который соответствовал бы твоим завышенным требованиям.
— Неужели желание выйти замуж за хорошего и доброго человека, желание выйти замуж по любви и в самом деле невыполнимо? — Селина открыла зеленый веер, отделанный красивым кружевом, который ей посчастливилось недорого приобрести вместе с платьем. — О, Летти, если бы этот ненавистный Бертрам Лечвит понял очевидное.
— И что же он должен понять?
— Что я слишком высокая, некрасивая и скучная — тогда бы он сразу изменил свое решение и отступился.
— Если ты попытаешься заставить его поверить в эту чепуху, то очень скоро окажешься миссис Лечвит.
Голос Летти прозвучал очень грустно. Ее беспокоило, что родители Селины решили выдать девушку замуж за толстого пожилого торговца. Этот Лечвит был чуть старше ее отца и имел холостого сына, которому было далеко за двадцать. Персиваль, еще более отвратительный, чем сам Бертрам Лечвит, продолжал жить со своим отцом и, похоже, сопровождал его повсюду.
— Но ведь должен же быть какой-то выход, — прошептала Селина. — Должен. Дэвид рассказывал мне, что чувствует человек, когда встречает того, кто предназначен ему судьбой.