3
Раньше всех вставала Зина. Тихо, стараясь не шуметь, она ходила по лагерю, приносила воду из небольшой протоки, вытекающей из распадка, кипятила чай, готовила завтрак. Он не отличался разнообразием — каша. Гречневая или овсяная.
Потом поднимался Василий. Если это случалось с похмелья, он просыпался раньше Зины и возился с движком, хмурый и неразговорчивый.
Зина любила эти часы, когда прохлада волнами струилась из тайги, а воздух наполнялся гомоном птиц и стрекотанием кузнечиков.
Убедившись, что Клинычев спит, она бесшумно выскользнула из вагончика. Из кузова доносилось негромкое позвякивание железок: Пузырев хлопотал над своей механикой.
Зина взяла ведра, навесила на коромысло. Вася, заметив девушку, спрыгнул на землю и подошел к ней, виновато отворачивая в сторону помятую, затекшую физиономию.
— Подмогнуть?
— Давай, — вздохнула лаборантка, пропуская его вперед.
Они пошли по тропинке, цепляясь одеждой за кусты колючей жимолости.
Василий сопел. Ему не терпелось разузнать, что вчера произошло. Он что-то припоминал, но с большим трудом.
Пузырев смотрел на речушку. Протока была чистая, прозрачная, каждый камень на дне играл удивительной расцветкой. А всего ручей был метра два шириной и глубиной чуть выше голени.
Зина сняла ведра и стала наливать воду деревянным черпаком. Василий жевал стебелек травы.
— Сколько намедни принес бригадир? — как бы невзначай поинтересовался шофер, принимая ведро студеной воды.
— Пять. Да Клинычев семь.
— Неплохо, — одобрил Вася.
— Леню гадюка укусила. Степан Иванович двенадцать километров его на себе нес.
Вася прикусил губу. Случилось то, чего он совсем не ожидал. И тут предательская память подсунула ему более явные, неприятные воспоминания.
Зина механически черпала ковшом воду. Вася поднял камешек и со злостью запустил в стайку мальков, пугливо жавшихся ко дну маленькой песчаной заводи.
— Шибко серчал бригадир? — спросил он глухо.
— Еще как!
Вернулись в лагерь молча. Зина захлопотала над завтраком. А Василий открыл капот машины и нырнул с головой в мотор, выставив наружу лоснящийся от машинного масла зад.
Потом встал Азаров и первым делом зашел на женскую половину. Клинычев спал, тяжело дыша во сне.
Степан спустился из вагончика и остановился возле грузовика. Вася всем телом чувствовал его присутствие, но боялся повернуть голову. Он напрягся, когда услышал за собой голос бригадира:
— Машина в порядке?
Волей-неволей пришлось разговаривать. Вася спрыгнул на землю и сосредоточенно стал вытирать ветошью испачканные автолом руки, не поднимая на бригадира глаз.
— Как всегда.
Степан повернулся и ушел. Вася тяжело вздохнул, захлопнул капот и присел на буфер: разговор, самый серьезный, значит, впереди… Худо.
По-настоящему оживала база только тогда, когда поднимался Вениамин Чижак.
Громко заверещала «Спидола», Зина получила очередной комплимент, загремел умывальник, и над поляной раздалось фырканье, уханье, гиканье. Веня был здоровым, жизнерадостным парнем.
Зина гремела плошками, кружками, ложками. Вышел из вагончика Горохов — долговязый, взъерошенный и молчаливый. Он присел на лесенке и закурил традиционную утреннюю цигарку, сосредоточенно смакуя переход от ночных грез к будничной действительности.
Бригадир уже успел осмотреть ящики со змеями, проверить записи в журнале.
— К вечеру вернусь, будем брать яд, — сказал он Горохову. — А то позавчерашние еще не доены.
Христофор молча кивал. Из вагончика послышался голос Клинычева. Степан поднялся к нему. Леня лежал осунувшийся, с запекшимися губами.
— Пить хочется.
Бригадир налил из чайника вчерашнего чая и, придерживая ему голову, дал напиться.
— Болит?
— Нет. Нога словно деревянная. Во рту сохнет. И тело — как будто били.
— Ничего, ничего. В больницу сейчас поедем…
— Поедем, Степа.
Завтракали на скорую руку. Вася едва притронулся к еде и бегом бросился к машине. Деловито обошел ее, ударил носком сапога по всем скатам, погремел капотом, дверцами, пролез под задним мостом, короче — производил впечатление страшно предусмотрительного человека.
После завтрака поставили в кузов раскладушку, опустили и плотно пристегнули брезент. Веня расположился наверху, рядом с больным, а бригадир сел в кабину.
— Поаккуратней, — бросил он Васе.
— Мимо болота? — преданно глянул ему в глаза шофер.
Азаров пожал плечами: решай, мол, сам.
Вася сдвинул видавшую виды кепку на затылок и нажал на стартер.
— Довезу, как хрустальную вазу.
— Рюмку… — хмуро произнес Степан.
Вася осекся и тихо тронул машину по лесной просеке.
4
До райцентра добирались около часа. Талышинск только просыпался. На окраине им встретилось стадо разномастных коров, подгоняемых пареньком с маленьким транзистором на груди.
В приемном покое Клинычева осмотрел пожилой врач. Две санитарки, узнав, что ребята змееловы, смотрели на них во все глаза. Веня им незаметно подмигнул. Девушки залились краской.
Обследовав ногу Клинычева и выслушав сердце, врач деловито записал все в карточку и в заключение сказал:
— Возьмем денька на два-три. Проследим за сердцем, общим состоянием… — Заметив напряженный взгляд больного, он успокоил: — Ничего опасного я не вижу, но для профилактики полежать надо. Организм получил небольшую дозу токсичного вещества… Есть можно все, побольше жидкого. Лучше всего — минеральной воды. Можно чай, соки, лимонад. — Последние слова врач адресовал Азарову.