Выскочив из подъезда, он тут же пожалел, что не купил в сое время перчатки. Металлическая дверная ручка больно обожгла ладонь. Задержи Павел руку на ней подольше, и пришлось бы отскребать пальцы вместе с кожей.
Редкие прохожие семенили по скользким, в кои-то веки не посыпанным оранжевой дрянью, тротуарам. Дворники решили видать, что они ничуть не хуже школьников, которых в такую погоду обычно распускают по домам.
Он тоже прибавил шагу. Пронизывающий ветер забирался под воротник дорогой дубленки.
Надо бы что-то потеплее одеть. А что? Вся старая теплая одежда осталась на дче. Разве что тот тулупчик на антресоли, который они с Верой все собирались выбросить, да так и не выбросили.
Только как он будет выглядеть в этой одежке времен первой мировой?
Где-то на полпути к магазину Павлу было совершенно наплевать, как бы он выглядел, а в предбанник супермаркета, где гудела тепловая завеса, он ввалился не жив не мертв от холода.
– Ух, - Павел растирая онемевшие уши, протолкнулся сквозь толпу граждан, греющихся перед очередным рывком по улице.
В магазине, где он ожидал увидеть толпу народу, запасающуюся на 'черный день', было неожиданно пусто. Работала всего лишь одна касса, а половина торгового зала была не освещена и перегорожена пустыми тележками.
Павел кинул предусмотрительно прихваченный из дому рюкзачок в одну из ячеек и, подхватив тележку, отправился на заготовку провианта.
Обратная дорога далась ему еще тяжелее. Тем более, что он заглянул по пути в аптеку и купил мазь от обморожения.
Гром грянул, а перекрестился пока, похоже, он один. Может, это на него так повлияли параноидальные заклинания Константина Жирвинского - этого очумелого климатолога с REN ТВ?
– Отопление включили! - радостно сообщила ему с порога жена.
– Слава те господи, - Павел кинул на пол рюкзак и принялся дуть на пальцы.
Засыпали под треск отходящих от бетонных стен обоев. Пару раз издалека донеслась тревожная сирена. Толи милицейская, то ли скорой помощи.
На следующий день машин на улице стало еще меньше. Людей было тоже не много, а те кто отважился выбраться на сорока пяти градусный мороз, были одеты в во что-то невообразимое. Например по той стороне семенил мужичек в пушистой женской шубе. А Павел еще своего тулупчика стеснялся!
К вечеру батареи были уже не такими горячими как вчера, а четыре синих цветка на подавали последние признаки жизни.
В эту ночь легли спать втроем, запихнув капризничающего пашку-младшего между собой. Укрылись двумя одеялами и положили тот самый тулуп в ноги. Обогреватель возле тумбочки, похоже, грел только самого себя. Батареи скромно потрескивали у окна и тоже не спешили делиться теплом.
– Как бы не разорвало их, - забеспокоилась Вера.
– При плюсовой не разорвет.
– А ты уверен, что у нас плюсовая?
– Вода вазе из-под цветов не замерзла - значит плюсовая.
По утру, едва Вера высунула руку из-под одеяла, и в нее сразу злобным псом вцепился морозец.
Сзади заворочался и закашлялся Павел-старший.
Тепловентилятор обогревателя молчал.
Электричества не было.
Батареи были холодными.
Газа тоже больше не было.
– Пойду попробую раздобыть походную печку, работающую на бензине, - прохрипел Павел-старший, - видел такие в магазине 'Охотник'.
– Может не надо? До 'Охотника два квартала!
Ничего, дойду потихоньку.
– Телефон возьми.
Павел достал из ящика мобильный.
Телефон был мертв.
– Я быстро, - он одел тулуп, замотал лицо шарфом и, еле натянув перчатки жены, вышел из квартиры.
Нос, даже под шарфом, сразу прихватило морозной прищепкой, глаза заслезились, пальцы в тонких перчатках свело.
Ветер на этот раз не просто стремился забраться под одежду. Он просто валил с ног.
Павел развернулся и, вжав голову в плечи, пошел боком.
Хорошо сейчас еще снега не было. А вот ночью-то, видать, была сильная метель.
Скамейки в соседнем сквере, кусты и брошенные машины превратились в сугробы. Даже пятьдесят девятый трамвай находился в плену у снега, скрипящего под ногами, словно битое стекло. Только рога и торчат.
Идти очень трудно.
Рано он радовался отсутствию снега. Несущаяся с первой космической поземка швыряла колкую снежную пыль в глаза.
До перекрестка дошел на автопилоте. Впереди замаячил зеленый крест аптеки, в которой Павел вчера покупал мазь от обморожения.
Надо было рожу салом натереть, щеки сейчас отвалятся.
Аптека была закрыта. Прикрывая лицо ладонью, он подошел к стеклопластиковой двери.
Оглянулся.
Никого.
Превратившаяся из прозрачной в матовую поверхность на удивление легко уступила треноге передвижного рекламного щита, выдернутого Павлом из ближайшего сугроба.
От неожиданности он не удержался на ногах и завалился вслед за треногой в образовавшуюся брешь.
– Марадерничаем, - услышал Павел из-за спины скрипучий голос, - да ладно, ладно. Не боись. Все мы человеки. Дед с вертикалкой на одном плече и мешком на другом отпихнул его и пролез во вовнутрь.
Павел встал с коленей и, оглянувшись, последовал за ним.
– Только чур все спиртное за мной,- пробубнил старик.
Крепко стянутые уши от шапки-ушанки сжимали его подбородок, и оттого и так скрипучий голос старика, становился совсем уж смешным. Только Павлу было не до смеха. Он развязал тесемки от рюкзака, открыл клапан и принялся сгребать все подряд с заиндевевшей полки с табличкой 'средства от простуды'. За антибиотиками, анальгетиками и жаропонижающим последовали лечебные сборы трав в коробочках, гематоген, витамины и кремы. Последнее сперва показалось лишним, но ничего, дома разберется. Запихав поверх всех трофеев штук десять маленьких баночек с медом, Павел уже было собрался выйти на улицу и оставить деда копошиться между прилавков дальше, но вдруг осмелев, подошел к нему.