— Бек? Бек?
— Мне надо отдохнуть, Кэл. Я должна сесть. И так хочется пить. И у меня судороги.
— Схватки?
— Наверное. Господи, а если у меня будет выкидыш на этом гребаном поле?
— Просто присядь там, где ты сейчас, — ответил он. — Они пройдут.
— Спасибо, док. Я… — тишина, потом ее крики. — Отвали от меня! Убирайся! НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ!
Кэл, слишком уставший, чтобы бежать, тем не менее, побежал.
Даже в шоке и ужасе, Бекки знала, кто этот безумец, когда он раздвинул траву и появился перед ней. В туристическом прикиде: докерсы, заляпанные землей спортивные туфли «Басс». Но выдавала его, прежде всего, футболка. Пусть запачканная грязью и с большим засохшим темно-бордовым пятном, безусловно, крови, но Бекки разглядела шар из похожей на спагетти нити и знала, что написано над ним: «САМЫЙ БОЛЬШОЙ В МИРЕ МОТОК ШПАГАТА, КОКЕР-СИТИ, ШТАТ КАНЗАС». Разве точно такая футболка, аккуратно сложенная, не лежала в ее чемодане?
Папаша мальчишки, В замазанной землей и травой плоти.
— Отвали от меня! — она вскочила на ноги, руками охватила живот. — Убирайся! НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ!
Папаша ухмыльнулся. Заросшие щетиной щеки. Алые губы.
— Успокойся. Хочешь выбраться отсюда? Это легко.
Бекки вытаращилась на него, разинув рот. Кэл кричал, но в тот момент крики пролетали мимо ее ушей.
— Если бы ты хотел выбраться, то не торчал бы здесь, — пробормотала она.
Он хохотнул.
— Правильная идея. Неверный вывод. Я просто собираюсь найти моего мальчика. Жену уже нашел. Хочешь встретиться с ней?
Она промолчала.
— Ладно, как знаешь, — и он отвернулся от нее. Двинулся в траву. Скоро раствориться в ней, как растворился ее брат, и Бекки почувствовала укол паники. Он, конечно, безумен, чтобы это понять, достаточно заглянуть ему в глаза и послушать его речь, но он человек.
Он остановился и обернулся, улыбаясь.
— Забыл представиться. Моя вина. Имя, фамилия — Росс Гумбольт. Занятие — продажа недвижимости. Поукипзи, штат Нью-Йорк. Жена Натали. Маленький мальчик Тобин. Славный парнишка. Умный. Ты Бекки. Брат — Кэл. Последний шанс, Бекки. Пойдем со мной или умрешь. — Взгляд упал на живот. — Младенец тоже.
«Не доверяй ему».
Она не доверяла, но все равно последовала за ним. Как она надеялась, на безопасном расстоянии.
— Ты понятия не имеешь, куда идешь.
— Бекки? Бекки? — Кэл. Издалека. Откуда-то из Северной Дакоты. Может, из Манитобы. Она понимала, что должна ответить ему, но горло словно засыпало песком.
— Сначала я заблудился в траве, как и вы двое. Теперь нет. Поцеловал камень, — он повернулся к ней, оглядел ее лукавыми, безумными глазами. — Еще и обнял его. У-ф-ф-ф. Тогда это и увидел. Всех этих зеленых пляшущих человечков. Все увидел. Ясно как день. Обратно на дорогу? Без проблем! Точка, точка, запятая, вот и линия кривая. Моя жена там. Тебе надо с ней встретиться. Она душка. Смешивает лучший мартини в Америке. Парень один, его звали Максвини, который пролил джин на свой кх-кх! И не будь дураком, добавил вермута. Остальное, думаю, ты знаешь, — и он ей подмигнул.
В старшей школе Бекки прошла курс самообороны для молодых женщин. Теперь пыталась вспомнить движения и не могла. Единственное, что вспоминалось…
На самом дне правого кармана шортов лежало кольцо с ключами. Самый длинный и толстый подходил к замку парадной двери дома, в котором выросли она и Кэл. Бекки отделила его от остальных и зажала указательным и средним пальцами правой руки.
— Вот она! — радостно объявил Росс Гумбольт, обеими руками раздвигая высокую траву, словно исследователь в каком-то старом фильме. — Поздоровайся, Натали. Эта молодая женщина собирается кого-то родить.
Она видела кровь на траве выше его рук и хотела бы остановиться, но ноги несли ее вперед, и он даже чуть отступил в сторону, как в одном из тех старых фильмов, где галантный мужчина всегда говорит: «Только после тебя, куколка», — и они входят в шикарный ночной клуб, где играет джаз-банд, только Бекки увидела перед собой не шикарный клуб, а участок примятой травы, на котором лежала Натали Гумбольт, если так ее звали: тело изогнуто, глаза выпущены, платье задрано верх, открывая большие красные пятна на бедрах, и Бекки почувствовала, что знает, отчего у Росса Гумбольта из Поукипзи такие алые губы. Одна рука Натали, вырванная из плеча, валялась в десяти футах — и трава уже начала распрямляться, — с такими же красными пятнами, красными и влажными, потому что… потому что…
«Потому что умерла она недавно, — подумала Бекки. — Мы слышали ее крик. Мы слышали ее смерть».
— Здесь недавно побывала семья, — говорил Росс Гумбольт дружелюбным, доверительным тоном, а его выпачканные зеленью пальцы сомкнулись на шее Бекки. Он икнул. — Люди могут сильно проголодаться. Здесь никаких закусочных не найти. Нету их. Можно пить воду, которая выступает из земли, но она грязная и чертовски теплая, правда, через какое-то время тебе это без разницы, а мы здесь уже долгие дни. Сейчас-то я сыт. Наелся до отвала. — Его красные от крови губы опустились к ее уху, щетина щекотала кожу, когда он прошептал: — Хочешь увидеть камень? Хочешь лежать на нем обнаженной и чувствовать меня в себе под вращающимися звездами, тогда как трава будет петь наши имена? Поэтично, правда?
Она попыталась набрать полную грудь воздуха, чтобы закричать, но ничего не спустилось по гортани. И в легких вдруг образовалась жуткая пустота.
Он вдавливал ей в шею большие пальцами, круша мышцы, сухожилия, мягкие ткани. Росс Гумбольт улыбался. Губы пятнала кровь, язык был желтовато-зеленым. Дыхание пахло кровью и только что выкошенной лужайкой.
— Траве есть, что тебе сказать. Надо только научиться слушать. И надо научиться произносить «Высокая трава», сладенькая. Камень знает. И ты поймешь, увидев камень. За два дня я узнал от камня больше, чем за двадцать лет учебы.
Он наклонял ее назад, позвоночник выгибался. Она гнулась, как высокая травинка на ветру. Его зеленое дыхание вновь овевало ее лицо.
— Двадцать лет учебы, и меня отправили работать, — он рассмеялся. — Тот самый старый добрый камень, да? Дилан. Дитя Иеговы. Бард Хиббинга, ты же знаешь. И вот что я тебе скажу. Посреди этого поля и стоит тот самый старый добрый камень, но он еще и жаждущий. Он стоял здесь еще до того как индейцы охотились в Осадж-Куэстас, еще до того, как ледник добрался сюда в последнем ледниковом периоде, и, девочка моя, он такой чертовски жаждущий.
Она хотела врезать коленом ему по яйцам, но это требовало слишком больших усилий. Смогла лишь поднять ногу на несколько дюймов и мягко опустить на землю, как лошадь, готовая к тому, чтобы ее выпустили из стойла.
Созвездия черных и серебряных искр замельтешили на периферии ее поля зрения. «Вращающиеся звезды», — подумала она. Это так зачаровывало — наблюдать, как рождаются и умирают новые вселенные, появляются и исчезают. И она понимала, что тоже скоро исчезнет. Но не видела в этом ничего ужасного. Ничего срочного предпринимать не требовалось.
Кэл выкрикивал ее имя из далекого далека. Не из Манитобы, как ранее, а из шахты в Манитобе. Рука Бекки сжалась на кольце с ключами в кармане шортов. Зубчики некоторых впивались в ладонь. Кусали.
— Кровь — это хорошо, слезы лучше, — говорил Росс. — Для такого жаждущего старого доброго камня. Когда я буду трахать тебя на нем, он получит и то, и другое. Правда, надо поторопиться. Не хочу этого делать при ребенке. — Из его рта воняло.
Она вытащила руку из кармана, с концом ключа от входной двери, торчащим между указательным и средним пальцами, и ударила кулаком по лицу Росса Гумбольта. С тем, чтобы отпихнуть его рот, не хотела, чтобы он дышал на нее, не хотела ощущать его зеленое зловоние. В руке силы она не чувствовала, удар получился ленивым, чуть ли не дружеским, но ключ угодил под левый глаз, а потом пропахал по щеке извилистую кровавую борозду.
Росс дернулся, откинул голову. Хватка рук ослабла, большие пальцы уже не так сильно вдавливались в шею. Мгновением позже, все вернулось на круги своя, но она успела втянуть в легкие воздух. Искры — вращающиеся звезды, — которые взрывались и пропадали на периферии ее зрения, исчезли. В голове прояснилось. Словно ей в лицо плеснули ледяной водой. И в следующий удар она вложила всю свою силу, вогнала ключ Россу в глаз, почувствовала, как костяшки пальцев ударились о скулу и лоб. Ключ пробил роговицу и вонзился в глазное яблоко.
Он не закричал. Издал звук, напоминающий собачий лай, словно что-то буркнул, сильно дернул Бекки вбок, пытаясь свалить с ног. Его предплечья обгорели и шелушились. Вблизи она видела, что и нос шелушится, сильно, а переносица чуть ли не пузырится от ожога. Он скорчил гримасу, показав зубы, в пятнах розового и зеленого.