Герберт Франке
Изменение курса
Корабль словно падал в бесконечную ледяную бездну. Даже самые близкие солнца были страшно далеки, их лучи почти не доставали сюда, они оставались лишь белыми пятнышками на темном фоне, похожими на небольшие смерзшиеся льдинки. И расположение их день ото дня почти не менялось. Такое чувство, будто корабль неподвижно застыл в межзвездном пространстве.
Никогда прежде космический полет не казался Лестеру столь утомительным и бесконечным. Его заверяли, что две солидных размеров птички скрасят ему долгое путешествие домой, однако вышло наоборот: они лишь испытывали терпение, раздражали, действовали на нервы. Птицы были какими-то слишком уж эмоциональными, пребывали в постоянном возбуждении — правда, они не понимали человеческую речь и даже зачатков интеллекта у них не было, зато они с ходу улавливали любое проявление неприязни, тут же принимались квохтать и гоготать, забивались в тесное пространство между приборами, откуда извлекать их приходилось с немалым трудом. Им требовалось очень много времени, чтобы вновь успокоиться, поесть или заснуть. Зато, не будучи разобиженными, они долбили своими длинными ненасытными клювами все, что ни попадя, любые не защищенные пластмассовыми покрытиями и не зафиксированные в определенном положении тумблеры, кнопки и контакторы, они выключали свет, произвольно меняли температуру в отсеках, комкали и рвали магнитную ленту, запирали на задвижки двери, объявляли ложную тревогу…
Не без труда удалось Лестеру отловить их, а потом запереть в пустом резервуаре для гидропоники, где они шумно и взбудораженно бились о стены, бессмысленно толкаясь в запертый люк. Лестер сделал это не по злому умыслу, ведь одиночество в результате стало еще более невыносимым. Практически ему было нечего делать на корабле — главной и единственной его задачей была доставка первых проб и образцов, полученных дальней космической экспедицией, на Землю; птицы тоже представляли собой научный материал. Вполне можно было бы обойтись обычным транспортным кораблем без пилота.
До сих пор данное обстоятельство неизменно служило ему утешением: корабль был автономной системой, полностью автоматизированной, система не просто функционировала по заданной программе, она способна была самостоятельно решать возникающие в ходе полета задачи. По сути, это был искусственный интеллект, хотя и сугубо технической ориентации — он лишен был чувств, эмоций, души, а стало быть, жизни. Несомненно, что в техническом отношении установленный на корабле компьютер во сто крат превосходил его собственные скромные возможности, тем не менее до сих пор у него было ощущение полной безопасности и надежности. Система подчинялась ему, она была полностью в его распоряжении, была рабыней. Она обволакивала его своей заботой, всегда имела четкий план дальнейших действий, принимала ответственность на себя. Разнообразные программы позволяли решать весьма сложные проблемы, система прекрасно учитывала даже этические и моральные факторы, возникающие нередко при посадке на другие планеты: она способна была оценить, какие существа нуждаются в бережном отношении человека, какие — нет.
Ход мыслей Лестера неожиданно прервался: раздалось веселое квохтанье, и вот уже птицы вразвалочку направились в отсек управления, одна из них взлетела на металлический шкаф, стопка микрофильмов покачнулась, кассеты разлетелись по полу. Лестер пинками вытолкал «курей» из отсека и кинулся к резервуару: люк был открыт. Это могла сделать только она, система.
Через микрофон Лестер обратился к компьютеру, отвечающему за охрану отсеков:
— Зачем ты это сделал? Зачем выпустил их?
Голос машины был четким, ровным, практически без интонаций.
— Они не выносят заточения. Они очень страдают — неужели ты не понимаешь?
— Но они мне мешают! Только вечный беспорядок от них!
— Я контролирую ситуацию: серьезные инциденты исключены. Но они живые существа, и правила предписывают не стеснять их свободы.
Компьютер был против него. Он принял собственное решение, наверняка в точном соответствии с программой, и заставить его изменить это решение было невозможно. Лестеру ничего не оставалось, как покориться. Он был потрясен до глубины души, такое ощущение, будто тебя предали. Впервые компьютер действовал вопреки его желанию, он сделал выбор в пользу других существ. Будь это другие люди — понятно, такая ситуация возможна. Но ведь речь шла о каких-то курах, начисто лишенных интеллекта. Неужели компьютер не видит разницы?
— Это животные, — сказал Лестер. — Примитивные существа, их нельзя ставить на одну доску с людьми. Ты не обязан проявлять о них заботу.
— Я улавливаю их эмоции. Они способны испытывать радость и страдание интенсивнее, чем ты. Я буду стараться, чтобы всем было хорошо. И тебе, и им.
— Но у меня ведь иное положение! Я на корабле единственное живое существо, наделенное интеллектом. Ты обязан выполнять мои приказы.
— Так, — ответил компьютер. — В случае если твои приказы не противоречат общим законам.
На следующий день Лестер обнаружил, что с установкой искусственного климата творится неладное. Он заглянул через решетку: в шахте, откуда поступал теплый воздух, видна была куча скомканной тонкой фольги — новейшие карты открытых экспедицией планет были разодраны в клочья. Сверху покоились пять зеленоватых шариков размером с теннисный мяч. Лестер рванул решетку, но она оказалась запертой.
— Что это значит? Открой сейчас же!
— Что ты намерен предпринять? — раздался голос из динамика.
— Хочу посмотреть, что это такое.
— Я готов дать разъяснение. Это яйца. Скоро у нас появится молодое поколение!
— Еще несколько экземпляров этой мерзости! — вспылил Лестер. — Я не допущу этого! — В гневе он еще раз рванул решетку. — Открой немедленно!
— Нет. Они останутся лежать здесь. Им необходимо тепло.
Лестер прикинул, что можно сделать в подобной ситуации. Запросить помощи радиограммой? Но удаление от Земли велико, сигнал будет идти слишком долго. И ответа придется ждать не меньше. Изменить программу системы? Но она была слишком сложной, чтобы изменить ее, неизбежно пришлось бы прибегнуть к помощи компьютера. А на него как раз рассчитывать не приходилось.
Вечером Лестер взял громадный гаечный ключ, которым крепилось основание двигателя, и пробрался к решетке шахты. Он размахнулся, но вдруг услышал позади шорох. Лестер замер, потом обернулся — за спиной стоял робот-вагонетка, обнаженное металлическое острие под высоким напряжением было нацелено прямо на него.
— Брось ключ! — приказал ровный четкий голос автомата. Лестер повиновался. — Немедленно отправляйся в свой отсек.
Робот-вагонетка покатился сзади на круглых своих колесиках, металлическое острие под током все еще было нацелено на Лестера. Медленно двинулся он в свой отсек. Из-за автоматов с напитками выглядывали, шумно гогоча, птицы. Они выкрутили все краны. Бульон, какао, пиво, лимонад мощными потоками текли по полу, сливаясь посередине в большую грязную лужу.
Лестеру отныне было запрещено покидать свой отсек. Он нарушил мир, так объяснил ситуацию робот. Из-за переборки доносился чудовищный грохот, мерзкие твари наслаждались свободой. А еще через два дня Лестер услышал высокий пронзительный писк. Выглянув в смотровой люк, он понял причину: теперь пернатых было уже семь, двое больших и пятеро маленьких. Птенцы, спотыкаясь и переваливаясь, ковыляли по проходу.
А потом он заметил, что сила тяжести время от времени колеблется, периодически дает о себе знать инерция — корабль явно менял курс.
— Зачем ты изменил направление? — спросил Лестер. — Так мы никогда не вернемся на Землю!
— В этом теперь нет необходимости. Я ищу планету, на которой наши маленькие существа могли бы полноценно развиваться.
— Но у этих существ нет интеллекта! — в отчаянии вскричал Лестер. — А ты обязан подчиняться наиболее сильному живому интеллекту, больше никому!
— Вместе со мной они образуют чрезвычайно интеллектуальную живую систему, — возразил компьютер.
— А что будет со мной? — поинтересовался Лестер.
— Ты в состоянии помочь мне сделать эти маленькие существа счастливыми.
Сначала у Лестера опустились руки, потом накатил гнев, он бесновался, топал ногами, извергал проклятия… Успокоился он только тогда, когда вновь рядом замаячил робот-вагонетка с высоковольтным металлическим острием. После этого он оскорбленно ушел в себя, забаррикадировался в собственном отсеке. Это была вынужденная мера, иначе шумная стая ворвалась бы и к нему, они разворотили бы все на полках и в шкафах, загадили бы пол, скомкали постель, оставив там гору пуха и перьев.