Вот оно! Ольга Степановна в растерянности смотрела на то, что ей бросилось в глаза сначала неосознанно, а теперь выпирало во всем своем… бесстыдстве. Да, другого слова она просто не могла подобрать. Боже мой, ну что ж за бесстыдство такое!
– Илона, – громко позвала она. Никто не отозвался. Тогда Ольга Степановна набрала воздуху побольше и крикнула: – Илона!
– Господи, ну зачем же так кричать? – недовольно протянула девушка, появившись в коридоре из гостиной. – Что случилось такое? Пожар, что ли?
– Илона, подойди сюда, пожалуйста, – сдерживая волнение, попросила Ольга Степановна, стараясь не раздражаться при виде новой мини-юбки. – Ты вот это видишь?
– Что?
– Пожалуйста, не изображай из себя слепую. Ты ВОТ ЭТО видишь на зеркале?
Девушка придвинулась поближе, сосредоточенно изучая то, на что показывала женщина. Ольге Степановне ударила в нос волна аромата каких-то странных, тяжелых духов, и она поморщилась.
– Ну и что такого? – протянула Илона. – Немного пыли, вот и все.
– Немного пыли? – Ольга Сергеевна даже опешила от такого нахальства. – Что значит «немного пыли»?! Да зеркало сверху все в пыли! Ты же убиралась сегодня в холле, как же ты могла такое оставить?!
– Вы так говорите, Ольга Степановна, будто катастрофа случилась. Я-то думала, вы за чем серьезным меня позвали… Подумаешь, тряпкой разок пройтись!
– Илона, ты понимаешь, кем ты работаешь в этом доме? – не выдержала Ольга Степановна. – И что это вообще за дом? К Евгении Генриховне приходят гости, и грязь непростительна, совершенно непростительна. В конце концов, ты просто халтурно убираешься! Неужели нельзя тщательно все протереть?
– Ой, да не драматизируйте вы! – пожала плечами Илона. – Каждый раз крик из-за ерунды поднимаете.
– Еще одна такая ерунда, и я доведу до сведения Евгении Генриховны мое мнение о твоей работе.
– Пожалуйста, ябедничайте. Что-то я не очень замечала, чтобы Евгения Генриховна сильно прислушивалась к вашему мнению.
Ольга Степановна даже покраснела от оскорбления. Она уже собиралась ответить, как входная дверь распахнулась и в дом ввалился Мальчик Жора.
– Ольга Степановна, я вас уже десять минут жду! – взмолился он. – О, Илонка, привет! Так мы поедем или нет?
– Поедем, Жора, поедем. Возьми, пожалуйста, большую корзину для фруктов, чтобы не помялись в пакетах.
Ольга Степановна быстро вышла из дома, тряся на ходу седыми кудряшками. Секретарь достал корзину, подмигнул Илоне и заторопился за темно-синим пальто, уже мелькавшим среди деревьев.
Отведя с утра Тимошу в садик, Наташа решила прогуляться и вышла наружу, накинув подаренный Эдиком теплый финский пуховичок. Когда-то она очень хотела шубу, но быстро убедилась, что в Санкт– Петербурге, или в Питере, как фамильярно называли город в семье, в шубе зимой далеко не уйдешь – злой ветер легко проникал под нее, выдувая слабенькое тепло, промораживая до костей. «Вам, рязанским, – смеялся Эдик, – к нашему климату еще привыкать и привыкать». Вот уж правда.
Сейчас ветер стих, и можно было спокойно погулять между старых деревьев, за которыми никто не ухаживал. Английский стиль, решила Наташа, по всей видимости, на сад не распространялся – ни ухоженных дорожек, ни геометрической планировки, ни множества клумб. «Не сезон», – подумал Штирлиц и забросил лыжи в кусты», – вспомнила она известный анекдот. – Какие клумбы, если январь на дворе? Может быть, летом приглашают садовника».
Наташа обогнула особняк и наткнулась на старика в деревенском тулупе, копающегося в снегу. Его появление так совпало с ее мыслями о садовнике, что Наташа не удивилась бы, увидев в руках дядьки лейку. Но лейки не было. Старик что-то искал в снегу, не замечая ее. Наташа постояла на месте, думая, стоит ли ей подходить.
Сергей Кириллович, с которым ее даже не познакомили, когда они с Тимошей переехали в дом, обитал в глубине сада, и когда Наташа увидела его в первый раз, то чуть не испугалась. Был он невысокого роста, худой, с лицом, покрытым редкой, но длиной седой щетиной, которая клочьями торчала в разные стороны. Потом она спросила у мужа, кого встретила в саду, и он, поморщившись, объяснил: в малом доме живет Сергей Кириллович, которого Евгения Генриховна приютила много лет назад, человек своеобразный, но безвредный. Вот и все.
Сейчас своеобразный, но безвредный человек ковырялся в снегу.
– Здравствуйте, Сергей Кириллович, – громко сказала Наташа. – Вы что-то потеряли? Давайте я помогу!
Старик обернулся и, игнорируя приветствие, проворчал:
– Да так, обронил кое-что, а найти не могу. Ты попусту со мной языком-то не чеши. Да и помогать мне нечего, а то хозяйка твоя рассердится.
– Евгения Генриховна? Почему?
– Потому что по ее хотению я сам тут все должен делать. Ясно? – Он усмехнулся беззубым ртом. – И никто мне не помощник. Все, хватит балаболить, мне дела делать нужно.
Наташа поняла, что ей деликатно предлагают удалиться, попрощалась и пошла обратно. Странный старик. Очень странный. Нужно будет спросить вечером Эдика, почему ему нельзя помогать.
После обеда Ольга Степановна сидела одна в кухне, но тут появилась жена Эдика, и она оживилась, начала хлопотать у плиты, радуясь, что можно отвлечься на разговор.
– А домик-то маленький уже после достроили окончательно, лет через пять, – рассказывала она, ссыпая в кипящий бульон мелко порезанные овощи. – Я уж и не вспомню, зачем он понадобился… По-моему, жил там кто-то из знакомых.
– То есть его не для Сергея Кирилловича строили? – осторожно спросила Наташа.
– Да нет, бог с вами, Наталья Ивановна, он всего лет шесть как у Евгении Генриховны прижился.
– А откуда он вообще взялся?
Ольга Степановна помешала суп, закрыла крышкой и поднесла к носу пучок укропа.
– Укроп хороший, свежий. А то иной раз такую траву купишь, что просто удивление: куда весь аромат делся? Вроде и не старый, а не пахнет почти. Может быть, обрабатывают его чем-то? – Она задумалась, потом вспомнила: – А, так вы про нашего Сергея Кирилловича спрашивали… Не знаю я, сказать честно, откуда он появился. Меня тогда как раз Евгения Генриховна отдохнуть отпускала. Приехала, а домик уже занят. Спрашиваю у нее, а она только смеется и говорит, мол, родственник. Шутит, конечно. Какой он ей родственник! Я так полагаю, что старик – отец кого-то из одноклассниц ее бывших. Евгения Генриховна ведь добрая душа, всем помогает.
Наташу несколько удивили ее слова о новой для нее черте характера свекрови, но спорить она не стала.
– А где вы отдыхали, Ольга Степановна? И, пожалуйста, называйте меня просто Наташей!
Женщина мечтательно улыбнулась.
– Ой, Наташа, отдыхала я – вы не поверите! – в Греции. Целый месяц там прожила. Красота неописуемая: море синее, небо синее, а между небом и морем церкви белые-белые… – Она смущенно рассмеялась. – Я, наверное, глупо рассказываю, да?
– Что вы, что вы, мне очень интересно! Я за границей никогда не была, только на Украине.
– Да… И море чистое: нырнешь – и дно под собой видишь, а на нем ежи морские и всякие рыбки разноцветные. Я в спокойном месте отдыхала, там ни дискотек никаких не было, ни баров шумных. Днем на набережную выходишь – тихо, только море и сосны шумят…
Воспоминания Ольги Степановны прервало шипение супа, выплеснувшегося из-под крышки на горячую плиту.
– Ах, ты ж боже мой! – Она проворно схватила прихватку и подняла крышку, другой рукой убавляя огонь. – Вот, Наташа, что болтовня со мной делает – все забываю! Отвлеклась – и на тебе, плиту залила. Хорошо, Женечка не видела – вот бы она посмеялась…
– А вы давно у Евгении Генриховны работаете? – спросила Наташа, отметив про себя «Женечку».
– Почти тринадцать лет.
– Ничего себе! Так долго!
– Да, много уже времени прошло. Евгения Генриховна меня, можно сказать, спасла. Да вы знаете, наверное. Вам ведь Эдик рассказывал?
– Нет, не рассказывал, – покачала головой удивленная Наташа. – Как это – спасла?
– Да вот так. Сестра у меня была, на два года младше, училась в одном классе с Евгенией Генриховной. Дружить они не скажу, чтобы дружили, но дома у нас Женечка появлялась иногда, вместе с другими девочками. И родителей наших она знала, и бабушку… Ну да не в том дело. Я после института инженером работала, а как перестройка-то началась, нас и посокращали. Двести человек на улице оказались: иди куда хочешь, делай что хочешь. А у сестры моей, страшно сказать, рак нашли, и умерла она, за один год сгорела. Пыталась работу найти, да никому я не нужна была со своим дипломом. А ведь нужно было еще родителей кормить – на их-то пенсию особо не разъешься!
– И как же вы устроились?
– Уборщицей, Наташенька, уборщицей я пошла работать. Сначала, знаешь, стыдно было. С высшим образованием, и полы мыть… А потом радовалась, когда меня в магазин взяли. – Ольга Степановна рассмеялась, вспоминая. – Крутиться весь день приходилось, зато перепадало кое-что из продуктов, а тогда как раз время голодное было. Помнишь, как в очередях за молоком и кефиром стояли, номера писали на руке?
