Нависла небольшая пауза. Владимир внимательно рассматривал Виктора. Он никак не мог поверить, что перед ним сидит демон, а не смертный человек. Когда он был живым, такой обаятельный злодей мог бы стать ему настоящим товарищем.
– Все твои мысли я слышу. Я рад, что нравлюсь тебе. Хотелось бы и дальше тебя не разочаровать. Будешь мне верен – не будешь страдать.
– А я снова вспомнил… про Хозяина. Он обещал мне награду, – смущаясь, обронил Владимир.
– Какая память! Надо же, все помнит он. Хозяин слово держит… иногда, – насмешливо изрек демон.
– Нет, я помню, он говорил довольно убедительно со мной. Не мог он лгать, он правду мне сказал.
– Правду? Ну, ты рассмешил! Ждать правды от лукавых! А разве сам ты никогда не лгал крестьянским бабам, проституткам, Глашке, Игнату, матери, скопцу, друзьям? Мне список сей продолжить? Забавник, так меня смешишь. Как можно верить бесам, коль сам был в обещаньях хуже их? Ты был еще повесой, а врал уж так, что Велиал[11] на миг притих. Ты правды захотел? Отвечу я словами гениального пиита: «Нет правды на земле. Но правды нет – и выше»[12]. Добавлю от себя лишь маленький штришок: «Её и ниже тоже НЕТ, дружок!»
Владимир удрученно опустил голову.
– Ну ладно, успокойся. Я шучу отчасти… Не будешь вредным – будет тебе счастье! Я твой наставник в этом веке тьмы. Сначала мы изучим курс учебный, а после наберешь себе очков. Коль будешь ученик прилежный – награды будут. Тут без дураков!
Костер разгорался сильнее, стало тепло. Владимир почувствовал: его клонило ко сну.
– Я вижу, ты устал с дороги. Не бойся, скоро отдохнешь. Я расскажу тебе о месте, где сотню лет ты незаметно проведешь. А, в общем, слушай: это место тоже – ад. Но ад совсем не тот, какого ты боялся. Тут нет котлов с кипящею смолой, и души в них не стонут, и черти не кладут охапки дров под них. Здесь все иное, сам потом увидишь…
Последние слова демона Владимир едва слышал. Он сильно устал, дрема незаметно овладела сознанием, голова склонилась к мягкой звериной шкуре. Ему снилась вереница образов: печальные ангелы, лицо плачущей матери, растерянный Игнат, идущий под конвоем двух солдат, бледное и прекрасное лицо Глафиры. Он увидел сельский погост. Показалось, ноги коснулись земли. Стоял солнечный сентябрьский денек. Листва на деревьях немного пожелтела. Тонкие паутинки переливались и таяли в прозрачном воздухе. Взгляд скользил по могилам. Владимир подошел ближе – свежий могильный холм, комья рыхлой земли, цветы возле креста. На кресте написаны буквы и цифры… Это – его имя и годы жизни. Сердце сжалось от тоски. Он увидел плачущую мать, сидящую возле могилы. Заглянул ей в лицо. Она сильно постарела и вся сгорбилась. От прежнего кокетства и лоска не осталась и следа. «Моя смерть превратила ее в старуху. Как жалко мне ее. Мы часто ссорились – я обижался. Она была во многом не права. Но, она – моя мама, и она до сих пор любит меня», – взор туманился от набегающих слез. Владимир подошел к матери и попытался ее обнять. Она не видела его, но показалось, почувствовала его руки и вся встрепенулась, глаза с надеждой и испугом смотрели вокруг. Он прижался к ее груди, пахнуло знакомым ароматом детства, цветочными духами и валерианой.
– Мама, мама, не плачь. Я – жив, – тихо проговорил он.
– Володя, милый, ты здесь? Отзовись! Я чувствую: ты рядом! Володя! Сынок! Володя! – кричала она со слезами.
– Володя, Вова, вставай! Нам пора! – протяжный голос матери внезапно перешел в чуть резковатый мужской баритон. Рука Виктора тормошила его за плечо, выталкивая из сновидения, в котором была его мать. – Ты слишком долго спал. А нам пора идти.
Владимир едва разлепил веки, лицо казалось мокрым от слез: «Это был не сон. Я точно видел маму».
– Какой, однако, ты чувствительный… Раньше я за тобой такого не замечал. Ладно, хватит сырость разводить. В пещере и так влажность большая. Нам надо идти. Я устал, поджидая, когда ты проснешься.
В руках у Виктора оказался большой факел. Его пламя ярко освещало все кругом. Виктор приподнял факел выше, и Владимир заметил какой-то темный блеск и шевеление. Показалось, что стены дышат и колышутся, а на него уставились тысячи пар маленьких черных, словно бусины глазок. В этих бусинах отражалось пламя костра и, казалось – эти невидимые создания смотрят очень злобно, мечтая вонзить зубы в любое свободное горло. А может, кровавая рана Владимира распаляла это жестокое желание. Он вздрогнул, мороз пошел по телу, от страха шевельнулись волосы.
– Ну, налетели кровососы, – проговорил Виктор. – А ну, кыш-кыш отсюда!
Послышался неприятный шорох и скрежет когтей о камни. Потом раздался утробный, звериный клекот, и стая летучих мышей, потревоженная демоном, со свистом взлетела в темный потолок пещеры. Она устремилась к невидимому своду, потом упала: кожистые серые крылья неприятно коснулись голов и рук спутников, оскаленные, покрытые короткой шерстью морды, злобно смотрели на Владимира.
– Вы не поняли меня, маленькие вампиры? Ищите себе другие жертвы. Летите в мир подлунный. В нем много крови, там утоляйте свою жажду. Владимир – мой ученик, и этим все сказано! Кыш, отсюда!
От чувства холодящего омерзения Владимир зажмурил глаза. А когда открыл их, то увидел – конец мышиной стаи мелькнул в одной из бесконечных анфилад зловещей пещеры.
Виктор снова взял его за руку и повел в один из длинных коридоров. Под ногами хлюпала вода, серые стены, подернутые черной плесенью, тоже казались склизкими. По ним то и дело мелькали юркие змеи, щетинистые многоножки и пауки. Владимир холодел от чувства брезгливости, он опасался, чтобы какая-нибудь тварь не заползла к нему под воротник. Они шли долго. Наконец уперлись в каменную дверь. Демон слегка нажал на нее, камень со скрипом отворился. В глаза ударил свет.
* * *Это был не солнечный свет. Свет в этом мире был похож на петербургскую белую ночь. Солнца не было, но не было и тьмы. Легкая серость, влажная дымка, местами клубился туман. Но после мрака пещеры этот мир воспринимался, как подарок. Стояли деревья, вдалеке виднелся лес, луга, дорога.
– Ну как? Не страшно? – спросил Виктор.
– Это и есть Преисподняя? – ошеломленно прошептал Владимир.
– Глупец, это и есть подарок Хозяина для тебя. Ад бывает разным. В нем много этажей. Твоей душе, не без моей протекции, Хозяин предоставил сей этаж. А мог в котел отправить. Чувствуешь, как повезло тебе? Так радуйся и слезы вытри. А то, какой пассаж: кресты, могилки, церкви… Оставь, сей гнусный эпатаж! – Виктор погрозил длинным пальцем перед носом Владимира. – Ты жив, и вечность перед нами. Я многое не стану говорить, чтоб не испортить кейф от пребывания… Излишние познания нам могут навредить. Пока. На этом вот этапе. Твоей души волнения и страх я в игры завлеку, сплетя все нити нави[13]…Что далее? Скажу потом. Всему своя пора.
Они вышли к дороге. Ноги тонули в мягкой пыли желтого оттенка. По обочинам росли деревья. Они совсем не походили на те, что встречались на среднерусских широтах. Нет, здесь были и березы, и осины, и дубы. Но меж них, словно богатые чужестранцы среди местного «народца», вольготно зеленели каштаны, кипарисы, платаны и даже пирамидальные тополя и пальмы. И сами деревья были чудны: часть их цвела ярким майским цветом, и около цветов копошились крупные пчелы. Движения этих пчел казались более медленными, чем на земле. Иногда пчелы сталкивались друг с другом, производя монетный звон. Владимир засмотрелся на насекомых и чуть не упал, запнувшись о дорожный валун. Ему показалось: пчелы тоже приглядываются к нему и странно шушукаются меж собой.
Другие деревья не цвели, а наливались плодами. Здесь были и яблоки и груши. Причем на одной и той же ветке. Диковинные плоды разнообразных цветов и форм гроздьями свисали с веток. Некоторые образцы он видел впервые. Самым странным было то, что листья на деревьях выглядели, словно неживые. Они были неестественно ровные, блестящие, утолщенные. Казалось, их специально покрыли глянцевым лаком. Владимир никак не мог понять: в чем дело? И тут его осенило: неужели в этом мире нет ветра? Листья не дрожали от легких порывов. Все замерло, словно на бутафорской декорации. Теперь они шли по дороге, покрытой хрустящим терракотовым гравием.
– Родной мой, ты потом изучишь: и фауну и флору сих краев. Идем скорее. Я должен тебя к дому привести. Натуралист нашелся! – демон хмыкнул. – А ветер здесь бывает. Но, правда, не всегда… Хочу – бушуют бури, хочу – стоит жара!
Впереди на дороге, откуда ни возьмись, показался крупный, полный господин с русой бородой и пшеничными усами. Одет он был, как зажиточный крестьянин – в кумачовую рубаху, домотканые крепкие штаны, яловые сапоги и безрукавку, отороченную овечьим мехом. На голове глянцевым околышем поблескивал новенький картуз. Красноватые, пухлые, подернутые рыжим волосом руки, держали большую корзину. Белая домотканая тряпица прикрывала ивовый обруч.
