Но нынешняя ситуация – совершенно иная!
Он получил информацию, что буквально на днях машиностроительная компания «Парсек» получит огромный государственный заказ. Реально – многомиллиардный. Официально это пока нигде не объявлялось.
Редкий случай, когда нужно идти ва-банк.
И Василий рискнул.
Поставил свою не слишком великую заначку – сто тысяч рублей («На новую шубу тебе, Аленька, копил»). А также все деньги, к которым у него был доступ в банке.
Но через день – вместо того чтобы хвалиться получением госзаказа – проклятый «Парсек» объявил об отрицательном балансе за второй квартал.
И его акции немедленно грохнулись.
– Меня подставили просто, – горестно изрек Вася. – Как зеленого сопляка. У брокеров иногда бывает, когда ложную информацию вбрасывают. В надежде рынок раскачать. Но я-то не юнец! Я всегда такие ловушки нюхом чую! А тут вдруг не раскусил. Поверил. Раньше-то этот информатор всегда в струю подсказывал. Вот я и купился… И главное: я ж не себе хотел заработать. Что там особо возьмешь, на ста тысячах, что у меня были! Банку думал сделать как лучше! А они, гады, теперь вцепились, свои деньги назад требуют…
– Вася! – ахнула Аля. – Почему ты не сказал мне сразу, как все случилось?!
– Заинька, да я надеялся… сначала – что рассосется. Что ситуация, если не выправится, хоть отыграет назад немного. Потом думал, что смогу все объяснить на работе… Я ж никакой не преступник, не растратчик. Ну, да. Формально – не имел права вкладывать бабки без согласования с шефом. У меня лимит до пятисот тысяч, а я миллион поставил… Но как было удержаться, когда такая уникальная инсайдерская инфа?! Представлял, дурак, когда акции взлетят, себя такого крутого, на белом коне… Как премию выдадут!
В его голосе звучала искренняя обида.
– А они, когда узнали, вообще меня слушать не захотели. Хотя я на них пять лет пахал верой и правдой. И прибыли, в общей сложности, банку принес под миллион. Ну, да. Сейчас сделал убыток. Но я же профессионал! Дали бы шанс, отыграл бы помаленьку все, что потратил. Но они…
Вася запнулся.
– Что? – тихо спросила Алла.
Муж взглянул жалобно:
– Председатель правления – сам Резо Кахиани! – на ковер меня вызвал. Расписку заставил дать. На двести пятьдесят тысяч долларов. Я подписал. Что мне оставалось?!
Он робко обнял ее:
– Аля, если меня не станет, – они тебя трогать не будут. Не звери же! А в суд пусть подают. Жилье у вас с Настькой единственное, на улицу никто не выгонит. Страховку за меня, опять же, получите…
– Вася, ты забыл одну простую вещь, – устало произнесла она. – За самоубийц страховку не выплачивают.
– Алка, ну что мне еще-то делать?! – отчаянно выкрикнул он. – Да, сглупил. Но я – клянусь тебе! – был настолько уверен! «Парсеку» действительно хотели дать серьезный госзаказ. В последний момент все переигралось.
– Васька. Ты не должен был рисковать деньгами банка, – тяжело вздохнула она.
И увидела перед собой – не мужчину, обиженного ребенка. Надул губы, потупился:
– Да банк бы – если бы все пошло, как должно было! – лезгинку от счастья бы танцевал! Озолотил бы меня! Я как лучше хотел.
– Слушай, Кузовлев, сколько тебе лет? – поморщилась Алла.
Всегда считала мужа защитой, опорой. А сегодня будто пелена упала с глаз. «Хотел, как лучше!» Что за детство…
– Где ты всю ночь был? – сухо поинтересовалась она.
– Пил, – опустил голову Василий. – В лотерейный клуб зачем-то потащился.
Поспешно добавил:
– Но ты не волнуйся, я с ума не сходил. Я там пару тысяч рублей оставил, не больше.
– А позвонить?
– Алка, ну что бы я сказал?! Поздравляю вас, девочки, с первым сентября, я только что проиграл нашу квартиру?
– Мы с тобой когда-то клялись… – печально улыбнулась она, – не перед алтарем, правда, но перед друг другом… что вместе будем переживать и горе, и радость. А ты! Сбежал, напился… Настя тебя вчера так ждала!
Он взглянул удивленно:
– Алька! Ты меня только за это осуждаешь?!
Алла обняла его, пригладила встрепанные бессонной ночью и ветром волосы, произнесла твердо:
– Ты сильный, Кузовлев. Ты обязательно со всем справишься. А я тебе, чем смогу, помогу.
* * *Идея, что пришла Але в голову, наверно, была дикой. Безумной, неправильной, отчаянно глупой. Но тем не менее как вонзилась острой иголкой в мозг, так и мешала, раздражала, манила…
Что, если предложить Верке выносить для нее малыша?
…Вера Бородулина, институтская подруга, билась за ребенка уже много лет. Обследовалась, лечилась. Прошла через ЭКО – неудачно. Для следующей попытки врачи настояли взять суррогатную мать. И поначалу все шло замечательно: эмбрион прижился, беременность протекала прекрасно. А когда малыш уже стал шевелиться, у суррогатной матери случился выкидыш.
Вера страдала отчаянно. Тем более что вскоре выяснилось: женщина, которой она доверила свое дитя, была инфицирована редким заболеванием, венерическим лимфогранулематозом. Прекрасно знала, что беременеть ей нельзя, но тем не менее беспечно предлагала свои услуги.
«Как я не разглядела, что она за человек?!» – терзала себя Вера.
Аля утешала ее, как могла. И даже, когда подруга собралась предпринять очередную попытку, вызвалась ей помочь. Они теперь вместе встречались с кандидатками в суррогатные мамы. Вера вела переговоры, Аля – внимательно наблюдала за женщинами. И очень расстраивалась. Ни единой, на ее взгляд, кому можно было бы довериться безоговорочно. Одна – очевидно курит, хотя и не признается. Другая – вся какая-то грязная, дурно пахнущая. Третья одета прилично, говорит с претензией на образованность, но лживая насквозь.
– Не спеши никого из них нанимать, Верочка, – советовала Аля подруге. – Найдешь еще для своего малыша маму. Нормальную.
А у Веры однажды вырвалось:
– Ох, Алька! Замечательный ты человек! Если б ты мне ребенка выносить могла!
Алла тогда – в прошлой своей, счастливой жизни – лишь виновато улыбнулась.
Но сейчас, когда над ее семьей висит огромный долг, она всерьез задумалась над Вериными словами.
Тем более что Вера – давно, в студенческие еще годы – ее тоже выручила. Да как!
…На последнем курсе пединститута Алла стажировалась в одной из московских школ. Формально могла бы просто присутствовать на уроках да изредка замещать заболевших учителей. Но получилось так, что преподаватель английского и классный руководитель пятого «В» внезапно уволился, и всю его нагрузку свалили на безропотную практикантку. Поначалу не выходило у Али ничего. Дети над ней издевались, буянили. Но только не сдалась студенточка. Испробовала на учениках все методики, какие знала. А главное, искренне хотела увлечь их, заинтересовать.
В итоге к концу года сдружилась с классом настолько, что дети всем составом явились к директору школы. И заявили, что хотят отправиться во главе с любимой учительницей на отдых в Подмосковье, в летний лагерь.
Поездку организовали.
Хотя Алла и считала детей «своими», статус у нее оставался прежний: студентка-практикантка. Да, ей охотно доверяли: заниматься с пятиклассниками английским, ставить с ними спектакли, играть в «зарницу». Но при этом в отряде было два воспитателя, формально отвечавших за детей. Те очень радовались возможности получать зарплату, а работает пусть старательная студентка.
Педагоги вошли во вкус своего нежданного отпуска, день и ночь напролет отдыхали, выпивали, развлекались. И даже не заметили, когда однажды после отбоя трое мальчишек сбежали купаться на речку.
Течение оказалось бурное, вода холодной, ночь – темной, ветреной. Один из мальчишек, Митя, утонул.
Аля страдала как никогда в жизни. Хотя ее-то в недосмотре обвинить было никак нельзя. Она не обязана была следить за своими подопечными еще и ночью. И даже ночевала не в том корпусе, где спали дети, а на другом конце лагеря в домике столовского персонала.
Однако мать погибшего мальчика во всем обвинила именно Аллу. Кричала ей в лицо:
– Это ты его сманила! Ты уговорила отправиться в этот проклятый лагерь! Митя никогда не любил все эти ваши коллективные развлечения и сроду бы не поехал туда, где надо спать в общей спальне! Он сказал мне: «Мама, я очень не хочу, но что делать? Алла Сергеевна дала мне в спектакле главную роль, я не могу ее подвести». Будь ты проклята со своими спектаклями!!!»
Несчастная женщина поклялась, что она не оставит смерть сына безнаказанной. Наняла дорогих юристов, писала в газеты, на телевидение, в прокуратуру, в следственный комитет. Дело закрывали, возобновляли, пересматривали.
Все шишки сыпались на директора летнего лагеря и воспитателей, Алле обвинения даже не предъявляли. Но Митину мать словно заклинило. Она раздобыла Аллин телефон, звонила ей по ночам, говорила гадости. Натравливала на девушку журналистов. Выдумывала небылицы: будто у нее есть свидетель, что Аля вместе с мальчишками тоже ходила той роковой ночью на речку.