К сожаленью, он ужасно
Огорчил нас эпилогом.
Что поделать? Жизнь — драма
С трагедийным обрамленьем.
Возвращаясь вместе с мамой,
Я высказывал сомненья:
«Согласись, в сказанье этом,
Настоящей правды мало.
Больше выдумку поэта
Песня мне напоминала.
Но на камне правдолюбном
Никому не удавалось
Даже в шутку в плясках с бубном
Привирать хотя бы малость.
Камень наш не дружит с ложью
В разной форме и личине.
Значит что? Старик нам всё же
Правду преподнёс в былине?»
Мама мне кивнула: «Если
Истиной гусляр считает
Им исполненные песни,
Камень это принимает.
С камнем тем не слицемеришь,
Он почувствует сомненья.
Правда — то, во что ты веришь,
То, что держишь за воззренья.
Ложь — что ты считаешь ложью,
В чём уверен, в том и прав ты.
Но твоя-то правда может
От чужой разниться правды.
Это не противоречье:
Истины и лжи сплетенье –
Только разность точек зренья.
В этом сущность человечья.
Люди мир воспринимают
Как-то слишком субъективно,
Разум будто отключают,
Действуют интуитивно,
Нелогично, импульсивно».
Мы, уже дойдя до дома,
Во дворе остановились,
Но, объятые истомой,
В дом входить не торопились.
«Почему, — уже зевая,
Я спросил, — порой в былинах
Боги часто представляют
Неприглядную картину?»
На вопрос мой не имела
Мама краткого ответа.
Но потом, помедлив, смело
Мне ответила на это:
«От засилья теологий,
Вычурных апологетик
Люди видят в каждом боге
Им присущее на свете:
Все людские настроенья,
Все характеры и свойства,
Логику, дела, стремленья,
Их людское же мышленье,
Бытие, мироустройство.
Если нечто существует,
Люди этому припишут
Только то, что в них бытует,
Чем они, бедняги, дышат.
По людским понятьям волки,
Муравьи, слоны, коровы –
Жизнью вертят с тем же толком,
Что и люди, право слово!
Боги — так считают люди –
Лишь людское отраженье
И во всяких проявленьях
Боги им подобны будут.
Если человеку часто
Быть приходится жестоким,
То их боги — большей частью –
Тоже злы, жестокооки;
Если люди лгут без меры,
То их боги так же лживы;
Люди храбры, боги смелы,
Трусы — боги их трусливы».
19
Мама снова улыбнулась,
Обняла меня за плечи,
Но во мне вдруг всколыхнулась
Толчея противоречий:
«Разве мы не можем, мама,
Мы, влиятельные боги,
Мир людей, таких упрямых,
Сделать менее убогим.
Сделать их, несчастных, чище,
Благороднее, честнее,
Сердцем — лучше, духом — выше!
А душою посильнее!..»
«Можем, да — на то мы боги!
Есть у нас такая сила,
Можем властвовать мы строго
Над стихиею служилой.
Можем мы людей направить
На угодное нам дело.
Можем их от бед избавить,
Рушить страны и пределы.
Можем все. Но если будем
Мы всем этим заниматься,
Уподобимся мы людям,
Наши сущности сравнятся.
А ведь есть еще иное
Населенье Ойкумены,
У которого другое
Представленье о вселенной.
Так давай и их изменим!
Побелее и пушистей
Сделаем без лишней лени
Птиц, зверей и рыб ершистых:
Чтоб не бегал волк за зайцем;
Птицы не хватали мошек;
Чтоб питался лев эрзацем
Из травы и хлебных крошек;
Чтоб не пили крови сладкой
Комары, клопы, пиявки;
Чтобы жизнь сложилась гладко
Даже маленькой козявки…
Мир таков, каким был создан,
Даже мы его не вправе
Изменять, хоть это просто –
Переделать и исправить.
Мирозданье — не потеха,
Где Создателя не ценят.
Ты исправишь человека,
Это жизнь зверей изменит.
Ты зверей исправишь, тут же
Расплодятся вольно змеи.
Змей исправишь — мигом лужи
Жабьим игом зажиреют.
Жаб направишь на благое,
Сразу мухи с комарами
Испоганят все живое
Так, что мы завоем сами.
Были ведь у нас Титаны,
Протестанты Прометеи,
Отвергавшие спонтанно
Невмешательства идеи.
Им казалось, непременно
Нужно бряцать нашей силой,
Жечь жестоких и надменных
И лелеять добрых, милых.
Равно всем делить излишки,
Одарять монетой звонкой
И для всех устроить стрижку
Под единую гребёнку.
Но на место самых жёстких,
Выжженных огнём Титанов,
Громоздились на подмостки
Сотни новых властных кланов,
Претерпевших ущемленье
В предыдущую эпоху.
И от этого правленье
Их вдвойне вершилось плохо.
Людям хуже становилось,
Даже чем в былое время.
Прометеям приходилось
Вновь крушить людское племя.
Снова рушились поместья,
Города и их предместья –
Всё громилось безвозвратно.
Этот цикл греха-возмездья
Повторялся многократно.
20
От вмешательства в людское
Бытие ставало хуже,
Мир почти не знал покоя,
Был разграблен и разрушен.
Сбились все взаимосвязи,
Обесценилась культура,
От разрухи и от грязи
Умерла литература,
Умерло искусство, знанья
Потерялись и забылись.
Это всё и стало гранью,
За которой мы решились
По велению старейшин
Прочь изгнать навек Титанов,
Чтоб они уже в дальнейшем
Соль не сыпали на раны.
И с тех пор всё наше племя,
Наша, собственно, деревня,
Для себя избрало бремя
Управлять стихией древней.
Мы заведуем ветрами,
Звёзд мерцаньем, лунным светом,
Морем, небом, облаками
И природы ярким цветом.
Мы себе не позволяем
Никаких — почти! — вмешательств
В человеческие судьбы –
Даже в силу обстоятельств».
Мамин голос, чуткий, нежный,
Успокаивал сомненья,
Что в душе моей мятежной
Завели коловращенье.
«И тебе пора, мой милый,
Выбрать то, чем ты отныне
Будешь ведать с нашей силой
Без излишеств и гордыни.
Повзрослел уже ты. Скоро
Твой трехсотый день рожденья.
Детство кончилось, и впору
Выбирать предназначенье».
Я недолго над ответом
Размышлял — всё было кстати:
«Мне б хотелось небом ведать
С облаками на закате.
Красота зари вечерней
Мне милей всего на свете,
Чётче мир и достоверней
В сочном предзакатном цвете».
«Будь по-твоему», — и тут же
Я почувствовал, что сила
Нечто лучшего из лучших
Вдруг меня преобразила.
Всё вокруг переменилось,
Мир стал более объёмным.
Сердце радостней забилось
В восхищенье неуёмном.
А потом уже, немного
Отдышавшись от прилива
Чувств, проникнувших глубоко
Внутрь души моей счастливой,
Мы вошли в наш дом, что создан
Нарочито человечьим
Из лучистых рун, что звёзды
Дарят с неба каждый вечер.
21
Снова день сползал к закату,
Снова тучи суетливо
Озарялись розовато
Солнца отблеском игривым.
И небесною палитрой,
Облаков шатром провислым
Управлять я мог нехитро –
Просто лишь движеньем мысли.
Это соприкосновенье
С красотой живой вселенной
Прирастало вдохновеньем
И желаньем непременным
Делать мир еще прекрасней,
Чем он был и есть по сути —
Ярче и разнообразней,
Шире, глубже, амплитудней.
Если что-то на закате
Вас заставит восхититься
Небом красочным в окладе
Туч, играющих, как птицы,
Представленьем цвета пышным,
Коим правит розоватость,
Знайте, это не Всевышний,
Это я дарю вам радость.
Сентябрь 2011